Изменить стиль страницы

— Я не знала, что ты здесь, — начала женщина. Она была смущена, но в то же время взволнована поведением сына и пыталась изобразить на лице улыбку.

— Просто проходил мимо, — сказал великан. — Решил зайти проведать вас. Потом я увидел, что Дэнни сидит на траве, и подошел поближе, чтобы посмотреть, в чем дело. Там была чайка, умирающая чайка. Я...

— Что ты с ней сделал? — перебил его мальчик.

На его щеках остались следы слез и грязные разводы — явный признак того, что он пытался утереть слезы руками.

Великан взглянул на него сверху вниз.

— Я похоронил ее, — сказал он. — Вон там. Я пометил место камнем.

Мальчик оторвался от матери и полный подозрений, будто был уверен, что великан похитил птицу, желая как-то использовать в своих темных целях, пошел к деревьям. Увидев камень, малыш остановился перед местом погребения чайки, как вкопанный. Носком правой ноги он поворошил землю в надежде обнаружить оперенное крыло, припорошенное почвой, словно сброшенное свадебное платье, но великан закопал чайку достаточно глубоко, и на поверхности ничего не было видно.

— Ее можно было спасти? — спросила мама мальчика.

— Нет, — ответил великан. — У нее была сломана шея.

Она взглянула на мальчика, и увидела, чем он занимается.

— Дэнни, отойди оттуда.

Он подошел к ней, все еще не решаясь посмотреть в глаза великану. Она приобняла его рукой за плечо и притянула поближе к себе.

— Никто не смог бы ей помочь, Дэнни. Птица была сильно покалечена и очень мучилась. Джо поступил единственно возможным образом.

А потом, обращаясь к великану, мама мальчика шепотом добавила:

— Не стоило ему смотреть, как ты убиваешь ее. Надо было подождать, пока он уйдет.

Услышав это, великан покраснел.

— Прости, — сказал он.

Женщина про себя улыбнулась: теперь она успокаивала не только своего сына, но и этого большого, сильного, по крайней мере на вид, человека, который, тем не менее, чувствует себя неловко из-за того, что расстроил мальчика, а еще из-за чувств, которые испытывает к его матери. Как это странно для меня, думала она, кружить вокруг этого человека так же, как он кружит вокруг меня, хоть это и приятно по большей части. Ему потребовалось столько времени...

— Он еще маленький, — доверительно сказала она. — В свое время все сам поймет.

— Да, — кивнул великан. — Думаю, что да.

Он печально улыбнулся, на мгновение обнажив крупные редкие зубы. Но вдруг понял, что прорехи между ними видны окружающим, и улыбка быстро сошла с его лица. Он присел на корточки, так что его лицо оказалось на одном уровне с лицом мальчика.

— До свидания, Дэнни.

Мальчик все еще стоял, уставившись на могилу чайки, и ничего не ответил.

— До свидания, Мэриэнн. Надеюсь, наш ужин не отменяется?

— Нет, конечно. Бонни вечером посидит с Дэнни.

Он чуть снова не улыбнулся.

— Попрощайся с офицером Дюпре, Дэнни, — сказала женщина, когда великан уже собирался уходить. — Попрощайся с Джо.

Но мальчик только отвернулся, зарывшись лицом в ее юбку.

— Я не хочу, чтобы ты шла с ним, — пробубнил он. — И я не хочу оставаться с Бонни.

— Замолчи, что ты говоришь! — только и смогла сказать его мама.

И великан по имени Джо Дюпре побрел к своему «эксплореру»; под его ногтями скопилась земля, а ладони еще помнили тепло птицы. Если бы какой-нибудь незнакомец увидел сейчас его лицо, печаль, которая на нем отражалась, наверно, он замедлил бы шаг и задумался, в чем дело. Но для местных, островитян, такое выражение лица полицейского Дюпре было столь же привычным, как звук прибоя или вид мертвой рыбы на берегу.

В конце концов, не просто же так его называли Джо-Меланхолия.

* * *

Он родился большим. Его мать часто шутила, что, если бы Джо был девочкой, он мог бы сам родить ее, приложи он к тому определенные усилия. Врачам пришлось прибегнуть к кесареву сечению, и больше детей ей не хотелось. К тому же, когда Джо родился, его матери было почти сорок, и они с мужем решили остаться семьей с одним ребенком.

А мальчик все рос и рос. Одно время они боялись, что у него акромегалия, болезнь великанов, и что их сына быстро не станет, что его жизнь станет в два, а то и в четыре раза короче, чем обычно. Старый доктор Брадер, который тогда был еще не таким старым, послал их на консультацию к специалисту, и тот после проведения некоторых анализов заверил родителей, что мальчик здоров. По правде сказать, в жизни и здорового великана поджидают опасности, связанные с его габаритами: сердечно-сосудистые заболевания, артрит, проблемы с легкими. В будущем можно было провести курс лечения специальными препаратами, но тогда оставалось только ждать.

И Джо Дюпре продолжал расти. Он возвышался над своими одноклассниками в начальной школе, а впоследствии и в средней. Парты были слишком маленькими для него, стулья — слишком неудобными. Среди своих сверстников он был словно семя раскидистого дуба, занесенное в другой участок леса и вынужденное прорастать среди семян ольхи и падуба; его несоответствие окружающим бросалось в глаза, к нему невозможно было привыкнуть. Старшие мальчишки дразнили Джо, относясь к нему как к инвалиду. Когда он пытался дать им сдачи, они брали над ним верх за счет хитрости и численного превосходства. На спортивной площадке он тоже чувствовал себя не в своей тарелке. При немалом росте Джо был тяжелее всех своих сверстников, а вот ловкости и умения ему не хватало. Он не был совсем необъятным или силачом, что могло бы сослужить ему неплохую службу. Ему не хватало инстинктов и способностей. На футбольном поле его большой вес был обузой, мешал он и в борьбе. Казалось, ему предначертано судьбой падать и снова вставать на протяжении всей своей жизни.

К восемнадцати годам Джо Дюпре возвышался на семь футов и два дюйма от земли и весил больше двухсот шестидесяти фунтов[2]. Внушительные габариты оставались его бременем во всех сферах жизни. Он был умен, но выглядел простаком, и сверстники считали его тупицей. А Джо вместо того, чтобы доказать им, что они не правы, стал для них тем, кем его считали. Он был чудаком, островным чудаком (то обстоятельство, что он вырос на острове, тоже наложило отпечаток на его дальнейшую жизнь; в Портленде он сразу стал аутсайдером, потому что там ребята были невысоко мнения об островитянах, даже нормальных размеров).

Он замкнулся в себе и после школы стал работать водителем на предприятии Кови Джейфа. Только когда его отец начал собираться на пенсию, Дюпре поступил на службу в полицию Портленда, причем его размеры были почти непреодолимым препятствием, пока там не приняли во внимание историю его семьи. Когда старик Дюпре наконец вышел на пенсию, всем показалось вполне логичным, что Джо должен идти по его стопам и стать постоянным полицейским на острове, которому бы помогали сменяющие друг друга помощники с Большой земли.

Отец Дюпре умер три года назад, через полгода после смерти своей жены Элоизы. Он просто не смог жить без нее. Не было другой причины резкого ухудшения его здоровья, что бы там ни говорили доктора. Эти двое жили вместе на протяжении сорока семи лет в скромном домике на отдаленном острове и были важной частью тесного сообщества.

Джо сильно скучал по ним обоим, особенно по отцу, потому что парню пришлось идти по жизни его дорогой, ездить по тем же местам, здороваться с теми же людьми, носить ту же форму, что и его отец в свое время. Между отцом и сыном существовала связь, которую нельзя было разорвать, и Джо усиливал ее с каждым новым рабочим днем.

Когда Дюпре было совсем плохо, он вспоминал свои детские годы, как отец рассказывал ему истории, взятые из Библии и древних легенд: о Голиафе, что был ростом шесть локтей; о кровати короля Ога в девять локтей длиной; о титанах из древнегреческих мифов, детях Неба и Земли, которых уничтожили обитатели Олимпа и погребли под землей, создав таким образом все горы в мире; об Огельмире из северных мифов, который явился первым живым существом, отцом великанов, чье тело было использовано, чтобы сотворить землю. Не боги, не низшие духи, а великаны были существами вне времени, а боги и люди заявляли, что они должны быть уничтожены.

вернуться

2

При росте около 218,5 см весил более 104 кг.