-Так он еще в здешней гражданской обороне служит. Ходит туда за гроши: лишь бы начальствовать... И знакомства у него в области. С такими лучше не связываться.
Она приняла это к сведению, перешла к другому предмету, остававшемуся ей неясным:
-А с чего вы решили, что я буду заканчивать историю болезни?
-Не ей же это делать. Она и двух слов связать не может... Напиши, Ирина. Тебе ничего за это не будет. Все ж будет известно - кому надо...- и в его голосе было столько деликатного, просительного чувства, что она не нашла в себе сил отказать ему и дописала историю, взяв на себя часть ответственности за все происшедшее. Он проглядел написанное, остался доволен:
-Видишь, как у тебя гладко все выходит. Романы можешь писать.
-Вот этого-то я и не хотела!- Она пожалела уже, что пошла ему навстречу.
-Ты думаешь, я хотел?.. Ладно, Ирина Сергевна,- заключил он, пряча историю болезни в дальний ящик.- Я у тебя в долгу - как-нибудь да сочтемся...
Ивану Герасимычу она этого не рассказала: почувствовала себя если не сообщницей, то укрывательницей преступления. Матери ребенка сказали, что он отравился грибами и его не смогли спасти,- она долго и во весь голос рыдала в день выдачи тела: Ирина Сергеевна извелась, ее слушая. Все б осталось в тайне, но Пирогов перевел-таки Зину - не в стерилизационный блок, а в другое отделение: чтоб не встречалась каждый день с Раисой Петровной и не напоминала ей и всем прочим об этой смерти. Не чувствуя себя связанной обещаниями, Зина - нарочно ли, случайно - проговорилась о случившемся в тесной компании, после чего новость пошла кружить по Петровскому: как ястреб или иной пернатый хищник. О ней не говорили, как о прочих занятных сплетнях, в открытую на рынке или на улице - лишь перешептывались в узком кругу, отчего она только сильнее жглась и кусалась: за Раисой Петровной поползла темная слава отравительницы - только она сама да еще родители мальчика оставались в счастливом неведении. Ирину Сергеевну людская молва пощадила, оставила в покое: она, в ее представлении, во всем этом не участвовала никто ведь не читал написанной ею post mortem истории грибного отравления...
А Раиса Петровна долго не могла от нее отстать: все приглашала к себе домой, "на вечерок" - хотела воздать ей должное и достойно выделить среди прочих.
-У нас завтра будут очень интересные гости, приходите,- как бы не видя Ивана Герасимыча с Анной Романовной, сидевших тут же, обращалась она к ней.-У нас здесь проблемы с общением, поговорить бывает не с кем, а иной раз так хочется. Языки почесать!..- восклицала она, некстати оживляясь и призывно улыбаясь.- Придете?
Ирина Сергеевна всякий раз отнекивалась, ссылалась на одно, другое, а однажды, когда Раиса Петровна застала ее в кабинете одну, сказала прямо:
-И сегодня тоже не могу... Что вы хотите от меня, Раиса Петровна?
-Да пустяк, собственно...- Она готова была проговориться, но потянула с объяснением: -Я понимаю, мы вам неровни, вам за двадцать пять, нам за сорок...- (Ей было сорок восемь, а Тимоше близко к семидесяти.)- Вам с нами неинтересно...
-И что из этого?
Она ждала всего, но не последовавшего затем объяснения.
-Не говорите мужу обо всем этом, Ирина Сергевна,-проникновенно-доверительным тоном сказала ей Раиса Петровна и взялась за верхнюю пуговицу ее халата: последний жест был настолько неожиданен, что Ирина Сергеевна даже отпрянула, отстранила от себя руку, будто посягавшую на самое ее существование.
-Зачем мне говорить ему это?.. И где? У вас дома если только?..- Она была совершенно сбита с толку.- Что сразу не сказали?
-Хотела после долгой и обстоятельной беседы. Всю свою жизнь рассказать вам хотела...- Ирина Сергеевна возблагодарила своего ангела за то, что не пошла к ней.- Не скажете? Он не должен знать этого...- Кроме несчастных родителей и ее самой, еще Тимоша, оказывается, ничего не знал и ни о чем не догадывался, а он-то и был в этой истории самый важный...
-Что она к тебе пристала?- спросил недоверчиво Иван Герасимыч.- И что ты к ним на вечерок не идешь? Она, между прочим, готовит оченна неплохо.
-На диете сижу, Иван Герасимыч.
-Нагрешила, что ль?
-Да. И больше, чем вы думаете.
-Нагрешила она! Настоящих грешников не видела. Не забирай в голову...
В последние тридцать лет это была любимая его присказка.
8
В чем Раиса Петровна была несомненно права, так это в том, что в Петровском имелись трудности с общением: того же мнения придерживался, помнится, и другой местный теоретик, Кузьма Андреич. Сотрудники редко бывают расположены к встречам после работы - особенно когда понаехали из разных мест и оставили свои корни дома: срезанные цветы в вазе не целуются - только растущие в земле приклоняются и приглядываются друг к другу. Иван Герасимыч - тот сразу зазвал ее к себе, едва она приехала, но второе, а за ним и следующие приглашения заставили себя ждать: первое любопытство было утолено, второму предстояло вызреть и нагулять вес; ни он сам, ни Ирина Сергеевна не напоминали поэтому данных друг другу при расставании обещаний видеться отныне едва ли не еженедельно. Жизнь в маленьких городках заключена в самые узкие и тесные рамки и протекает очень уединенно - она и в больших городах такая, но там это не так чувствительно, не столь порою обидно. Хорошо, когда работа целиком поглощает вас и вы увязаете в ней по самую макушку: тогда вы поневоле больше вертитесь на людях и времени грустить у вас меньше... Тут важно, конечно, есть ли у вас сердечный друг или нет его: Ирине Сергеевне нечем было похвастать в этом отношении, но она не слишком из-за этого расстраивалась и полагала - не столько в рассуждениях своих, сколько в глубине души, бессознательно,- что успеет взять свое, или, как выражался Иван Герасимыч, наверстать упущенное...
Ближе всех к ней: по возрасту и по житейскому и семейному (то бишь бессемейному) положению - была в Петровском кожный врач Наталья Ефремовна, но с ней дело споткнулось дважды и оба раза из-за мужчин: в первый раз в виде фарса или, вернее, конфуза, во второй - трагедии; обычно, говорят, бывает наоборот, но это вовсе не обязательно: как кому повезет, так оно и будет.
Наталья Ефремовна была привлекательная, сухощавая и лелеющая свою стройную худобу блондинка: она следила за собой, старалась одеваться каждый день в новое и знала цену своей фигуре и незаурядной внешности. У Ирины Сергеевны она появилась через пару недель после ее приезда и, не обращая внимания на присутствие в кабинете мамаши с ребенком, расположилась с удобствами, нога на ногу, в стоявшем у стены кресле. Пока Ирина Сергеевна вела прием, она без стеснения, в упор, разглядывала то ее самое, то свою стройную, оголенную до середины бедра загорелую ногу; когда же посетительница, скандализованная ее поведением, сбилась с толку, засуетилась и вышла раньше времени - поднялась гибкой кошкой, потянулась в суставах.
-Двигаться надо, а то геморрой заработаешь, с пролежнями... Я тебе не мешаю? Шла мимо - зайду, думаю. - Они виделись однажды - на пятиминутке, где сидели рядом и обменялись парой слов и тремя взглядами.- Хоть с живым человеком поболтать. Тут же как в пустыне, поговорить не с кем...- и мотнула головой: как собака, которой мешает ошейник.- Ты-то как дошла до такой жизни?
-Какой?
-Что сюда приехала? Ты ж вроде умная? Места на кафедре не хватило?
-По распределению попала.
-Все так - иначе и здесь не примут... Я не про то спросила. Я, например, из-за любви сюда угодила.
-Влюбилась в кого-нибудь?
-Я?! Никогда! В меня двое втюрились - подкарауливали у подъезда и дрались до крови. Помощь обоим оказывала: сначала одному, потом другому. Столько йоду извела! Мать говорит: съезжай отсюда на год на два, пока до смертоубийства дело не дошло. Ей-богу!
Рассказ произвел впечатление на простодушную Ирину Сергеевну.
-Бандиты какие-нибудь?- неловко посочувствовала она.
-Да что ты?! Разве я на бандитских подруг похожа? Два доктора из клиники, в которую меня распределить должны были. Где я год уже в интернах отработала. Такую карьеру испортили... Хорошее у тебя кресло: можно и так и этак сидеть,- и села наново - на этот раз перекинув ноги через один из боковых валиков, так что худощавое тело ее пересекло черное сиденье наискось, по диагонали.- Не знаю, куда ноги девать. К дождю, наверно... Себе такое же закажу. В таком кресле и работать можно...