Первая неделя тянулась бесконечно; в душе непрестанно звучала чуть слышная печальная, тоскливая, грустная мелодия, оттеняя каждый ее шаг, каждый самый обыденный разговор.
Еще через две недели - ровно через три недели после того, как Билл исчез, исчез, хотя каждый день в школе она видела его отчужденное лицо, - Дейв подозвал ее и без предисловий сказал:
- Хочешь поступить осенью в колледж Смита?
В первую минуту Бетти-Энн была ошеломлена. Тогда Дейв объяснил, что Ли Стими, бывшая питомица этого колледжа, уже несколько лет старалась добиться для нее стипендии, и вот благодаря выдающимся успехам Бетти-Энн в старших классах и стараниям мисс Стими стипендия обеспечена.
Первая мысль Бетти-Энн была о Дейве и Джейн, и она, запинаясь, заговорила о том, что это несправедливо, они уже и так сделали для нее слишком много; нельзя ей учиться на Востоке, это будет стоить им больших денег. Но Дейв спокойно стоял на своем - она должна ехать, а потом Джейн сказала: "Нам удалось кое-что отложить на этот случай", и в конце концов Бетти-Энн согласилась поехать, если только ей дадут стипендию; она вышла из комнаты гордая, веселая и счастливая и лишь минут через пятнадцать вспомнила, что жизнь печальна.
Бетти-Энн ехала поездом из Канзас-Сити (туда она прилетела из Бостона); неторопливый состав этот останавливался, кажется, у каждой фермы, и ей никак не удавалось заснуть. Примирившись с мыслью, что придется бодрствовать всю ночь, она смотрела в окно и постепенно начинала понимать, до какой степени переменился ее взгляд на мир за короткое время меньше одного семестра, что она провела в колледже Смита. Когда поезд с лязгом остановился на крошечной станции, она невольно ощутила одиночество, безжизненность, замкнутость станционного здания и сонной главной улицы.
Позади, на Востоке, лежит иной мир. Она его еще не понимает - он слишком для нее нов, но богат обещанием, как утренняя заря. Ей уже успели приоткрыться новые горизонты. Новые представления - самые неожиданные, обо всем на свете были точно ключи, что отворяют двери в неведомые, но заманчивые дали, и она чувствовала себя маленькой и растерянной.
Что делать мне с этим печальным и забавным миром, как найти в нем себе место? Что нужно мне понять, чтобы и меня понимали? И когда придет понимание, что должна я делать дальше, в чем мой долг? Если бы только знать, если бы знать...
И ответ был близко - вот он, почти совсем уже тут, на краю сознания. В какой-то миг безмерного одиночества (за окном медленно ползущего поезда тянулись плоские, в пятнах талого снега поля) ей больше всего захотелось, чтобы ее поняли до конца, словно это и был ответ. Но ведь чтобы понимать друг друга, два человека должны быть неотличимо одинаковыми, подумалось ей вслед за тем. Нет, неверно, только один-единственный человек может понять меня до конца - я сама.
Как мне найти место в этой печальной и забавной жизни, какова моя роль, что могу я делать лучше всего? Ответ будет сложный, столь же многогранный, как сама жизнь, которая тоже, кажется, не поддается простому определению. Ясно одно: люди-все люди, такие ей близкие и такие чуждые, - потребуют, чтобы она отдала им все лучшее в ней, лучший свой дар - и тогда взамен они дадут ей то, что ей всего нужней. Но чего они ждут от нее? И чего она ждет от них? (Если бы знать, если бы знать!)
А роль? Даже этого еще недостаточно. Тут кроется что-то еще; вероятно, этим занимается какое-то неведомое ей направление философии. А быть может, все проще, и жизнь и смерть лишены смысла, но, навязанные людям, повторяясь опять и опять, обретают смысл, и в основе всего лежит простая необходимость. Из сложности - жизнеспособность, из жизнеспособности - сложная необходимость; когда кончается необходимость, кончается жизнь - сон, покой, скука, смерть. Быть может, роль - это все. А может быть, мне этово мало, и я всегда буду искать, потому что иначе не могу, и никогда не найду, потому что это мне не дано?
Ответ, не самый главный ответ, дрожал, трепетал на краю сознания - как найти себе место в этом печальном и забавном мире? Еще рано.
"Время придет, время придет", - стучали колеса. "И скоро, - просвистел свисток, - скоро".
Дейв встретил ее на станции, помог выйти из вагона, взял единственный ее чемодан, выло свежо, ветрено, но на присыпанной гравиеу дорожке, по которой они шли к машине, снег растаял.
Они поздоровались, а потом Дейв умолк, и, объятая внезапным страхом, чувствуя возникшую между ними отчужденность, Бетти-Энн воскликнула:
- Что-то не так!
Усаживая ее в машину, Дейв спросил:
- С чего ты взяла?
- Ты такой... - она запнулась, подыскивая слово, которое выразило бы ее мысль, стараясь определить не только для него, но и для себя, откуда вдруг возникла эта уверенность. От того, как передернулись его губы, как прозвучал голос, когда он с ней здоровался, от сдержанности, которая почудилась ей в его взгляде? Нет, не то, что-то еще. Казалось, в первое же мгновенье она услыхала его тайную мысль, а теперь не могла ее вспомнить.
- Как мама? С ней ничего не случилось?
- Конечно, нет, - ответил Дейв. Он захлопнул дверцу машины с ее стороны и обошел машину кругом. Садясь за руль, спросил:
- Как тебя кормили? Вид у тебя здоровый, но все-таки тебе там всего хватало?
Бетти-Энн засмеялась.
- Вполне!
- Я ведь учился в государственном университете. И боялся, что в частной школе тебя будут плохо кормить. Но я рад тебя видеть. Ты хорошо выглядишь... Приятно, что ты опять дома.
- Я соскучилась, - призналась Бетти-Энн.
- Надолго тебя отпустили? - спросил Дейв, включая зажигание.
- На десять дней.
- Не так уж много. Но тебе в самом деле там нравится? Ну, и каково это - учиться в большом колледже на Востоке? Что там за девочки? Тебе легко с ними ладить? А как...
- Господи! Не все сразу, па. У нас же целых десять дней. Если я все выложу тебе сейчас, завтра мне уже не о чем будет рассказывать. И тогда я буду точно какой-нибудь забуревший фермер: "Да, холодновато нынче. Похоже, опять снег пойдет. Как бы озимые не померзли."
Машина развернулась и покатила прочь от станции.
Бетти-Энн поуютней устроилась на сиденье.
- Там очень интересно, - сказала она. - Но совсем не так, как я себе представляла. - Она помедлила, подбирая, в какие слова облечь основные свои впечатления от колледжа, и почти тотчас ощутила, что молчание становится тягостным. Недоумевая, она выглянула из окна и сказала: