И когда первая горделивая радость Джейн прошла, она с ним согласилась:

- Мы поставим ее в трудное положение, если в средней школе она окажется почти на два года моложе других.

- И в колледже, - с гордостью прибавил Дейв. Родители согласно покивали головами, и Дейв посадил Бетти-Энн к себе на колени и сказал:

- Она у нас умница, такого мудрого воробушка на мякине не проведешь.

- Смотри, Дейв, как бы она не зазналась, - остерегла его Джейн.

- Ну, что ты. Просто она будет уверенней в себе.

Весь пятый класс Бетти-Энн присматривалась к своим товарищам, старалась преодолеть порой отделявшую ее от них преграду, как можно лучше понять их отношение ко всему на свете и перенять его. Сперва ей приходилось делать над собой усилие, потом все стало получаться само собой, и к концу учебного года она думала почти так же, как ее одноклассники.

Настала весна, потом лето. И однажды в жаркий день, после полудня, она подошла к воробьям, что сидели на лужайке перед домом, осторожно взяла одного в руку и поднесла к лицу и тихонько чирикнула, разговаривая с ним. Из дому вышел Дейв, стеклянная дверь громко захлопнулась за ним, и воробьи в страхе разлетелись.

- Как ты ухитрилась подобраться к ним так близко, Бетти-Энн? - спросил Дейв.

Она засмеялась:

- Да уж подобралась.

А потом и сама задала себе тот же вопрос, но никакого другого ответа так и не нашла.

- Наверно, у меня в голове были правильные мысли, - прибавила она.

Но Дейв сердито фыркнул:

- Проклятые воробьи, скоро от них шагу негде будет ступить.

Бетти-Энн обернулась, посмотрела, как воробьи снялись с деревьев и отлетели на всякий случай подальше, туда, где над дорогой клубилась пыль. Она глядела им вслед, и ей почудилось, что и она может присоединиться к ним и вольно летать в поднебесье... вот только знать бы, как это сделать... На миг ее охватила страстная, неодолимая жажда вырваться из этого узкого, тесного мирка, воспарить к широким и вольным просторам, где, как поется в песне, рождаются южные ветры, быть, как птицы... и так же внезапно чувство это прошло, и вновь стало хорошо на душе. Сонный послеполуденный покой окружал ее, и она с улыбкой подумала, как необременительны ее обязанности, как нестроги рамки жизни - вымыть посуду, пойти в воскресную школу и послушать длинную, нагоняющую сон проповедь, от чего, по словам Джейн, "вреда не будет". Нет, здесь, в этот послеполуденный жаркий час, она свободна, она ощущает вокруг будоражащий ритм городской жизни и счастлива, и просто нельзя понять, что за жажда мучила ее минуту назад.

А потом наконец начались дожди, и пошло лить как из ведра, двор сразу превратился в грязное месиво, из дому страшно было нос высунуть. Среди разношерстных книг Дейва Бетти-Энн наткнулась на "Давида Копперфилда". На полке всего-то было десятка два книг - одни остались со времен, когда Дейв учился в колледже, другие приобретены были за те просвещенные полгода, когда он состоял членом Клуба книги; Бетти-Эннпривлекло название; Копперфилд - медное поле; ей виделось бесконечное поле медных стеблей, сверкающих на солнце ряд за рядом, ряд за рядом, точно высокая кукуруза. Она прочла книгу от корки до корки, на это ушло несколько дней, и все это время, оттеняя сонный покой дома, так славно барабанил по крыше дождь, и капал с карнизов, и скатывался по оконным стеклам. Она не все поняла в этой книге, но смеялась вместе с мистером Микоубером и плакала, когда умерла Дора. Перевернув последнюю страницу, она, сама не зная почему, почувствовала себя счастливой и гордой. Странная это была книга, не похожая на правду, но непохожая совсем на иной лад, чем "Алиса в стране чудес". "Алису" Бетти-Энн читала дважды, и оба раза ей казалось, что от нее ускользает что-то необычайно важное.

Дождь лил и лил, и время словно остановилось, но вот наконец снова настали ясные дни и начался учебный год; и потом пришла зима, а вслед за ней весна - как всегда неспокойная, будоражащая душу.

...Другая весна, накануне восьмого года в школе, была непохожа на все прежние весны. Взрослые притихли, чего-то выжидая; казалось, в них накипает долгожданная радость. И в начале мая радовть хлынула через край: в Европе окончилась война. Все шумно ликовали и кричали "ура" и веселились. Но за шумным весельем Бетти-Энн чувствовала тайную, глубоко запрятанную печаль, а быть может, и смутное сознание вины оттого, наверно, что слишком глубоко в людские сердца вошла война и жгла их, как нечистая совесть. В канун нового учебного года война на Дальнем Востоке тоже кончилась, и то, как это произошло, потрясло всех. Но мир принес огромное облегчение, и, даже не понимая по-настоящему, что такое война, Бетти-Энн, услыхав о мире, заплакала от радости.

Все учителя, у которых она училась в старших классах, сходились на том, что она не совсем такая, как другие дети. ("Одно только могу сказать, - объявила миссис Фокс, - у нее редкостное, необыкновенное чувство времени, она поразительно чувствует лсторию".) Отличие от других детей, в чем бы оно ни состояло, сказывалось не только в отметках, оно было куда глубже. И даже не в поведении: Бетти-Энн играла как все, и как все отвечала на уроках, хотя подчас в ее ответах бывали недетские прозрения; она дразнила девчонок, которые водились с мальчишками (но ее в ответ не дразнили), тайком передавала на уроках записки, краснела, когда ее заставали на месте преступления - с жевательной резинкой во рту. После долгих размышлений учителя определили, что же так разительно отличает ее от других: ей бы следовало быть тихой, печальной и замкнутой, а она совсем не такая.

Как и ожидали, она окончила восьмой класс лучше всех. И вот тогда-то, во время летних каникул перед старшими классами, в ней произошла испугавшая ее физиологическая перемена, и она стала уязвимой, трудной и второй раз в жизни замкнулась в себе. (В то лето Джейн и Дейв рассказали ей, что она не родная их дочь, и думали, что именно этим прежде всего и вызвана ее замкнутость.)

Весь этот год ее мучило ощущение, что природа обошлась с ней несправедливо, против ее воли неведомо как заточила ее в незнакомое и немилое тело. Порой ее пронзало острое чувство неловкости, не изза какого-то неверного шага, но просто оттого, что она существует на свете, и случалось это в самые неподходящие минуты, например, когда, стоя за партой, она отвечала урок. И всякий раз при этом казалось, будто совсем рядом, за гранью сознания, открывается дорога, которая уведет от всего, что ее гнетет.