Что заставляет писателя отбрасывать замысел романа и обращаться напрямую к народу: "Не могу молчать!", "Дневник писателя", "Остров Сахалин", "Лад"?
Это что - чисто русская черта? Великие писатели сжигают свои романы, отказываются от литературы, обращаются к агиткам или к проповедям. Им мало чисто художественного влияния на общество, они жизненными поступками стараются переломить ход событий.
В. Р. Для русской литературы как раз характерна высокая публицистика. Без нее русская литература никогда не существовала. И не обойдется до тех пор, пока будет оставаться русской. "Слово о полку Игореве" - это тоже публицистика. "Слово о погибели русской земли" - тоже публицистика. Были времена, когда только из публицистики и состояла русская литература. Ни один из наших классиков не миновал публицистики. Недостаточно было им одних художественных произведений. Льву Толстому недостаточно было "Войны и мира". А как представить Федора Достоевского без "Дневника писателя"? Именно в своем "Дневнике..." он - русский человек во всем объеме. Да, он русский: и в "Братьях Карамазовых", и в "Идиоте", - но все-таки чисто художественная работа подразумевает некий отрыв, мы сами себя устанавливаем на какое-то возвышение над всеми, когда берем героев и переселяем их в выдуманный мир. Происходит некий отрыв от земли. В публицистике писатель равен себе и своим идеям, своему народу. В публицистике писатель говорит о том, что происходит на его земле, с его народом. Это возникает из необходимости иметь немедленный результат наших усилий. К сожалению, такого немедленного результата не получается, но и без этих усилий нельзя, наверное.
В. Б. Вспоминается нашумевший орловский пленум писателей, когда разгорелся спор - крайне назревший - на тему "Писатель и политика". Может ли русский писатель быть вне политики? Или аполитичность - это тоже политика определенных слоев? Этот спор, очевидно, происходит в душе каждого писателя. Ничего хорошего в грязной политике для писателя не найти. Но и уход от политики губителен для любого таланта. Может быть, и не надо бы писателю Валентину Распутину откликаться на разные политические события, а писать новые рассказы, которые окажут гораздо большее воздействие на читателя?!
В. Р. Что касается писателя Распутина, то, может быть, действительно было бы больше пользы, если бы я не занимался политикой. Я для себя как рассуждаю: если бы нашлась достойная замена, нашлись бы люди, которые бы делали то, что я пытался сделать, спасая северные реки или Байкал, я бы с удовольствием устранился. И ушел бы в чистую прозу. Может быть, толку, наверное, даже было бы больше. Сейчас я написал серию рассказов, в том числе известный тебе рассказ "В ту же землю", готовится еще один большой довольно рассказ, пишется новая повесть. Наверное, толку от моих рассказов побольше. Если бы у нас еще сейчас рассказы читали... У нас сейчас мало читают. Но эту общественную работу: ни твою работу, ни мою работу - никто бы за нас не сделал. Мы этот воз везем: худо ли, хорошо ли, - а если везем, то, может быть, не так уж и худо. Другой бы, наверное, нашу работу не сделал. В той же мере необходимости и страстности, которая, скажем, получается у тебя. Никого из нас заменить нельзя. Это же ложь, что незаменимых людей нет. Все в чем-то незаменимы. Просто надо писателю чувствовать меру, чтобы не растворяться полностью в общественной жизни. С другой стороны, есть у меня хорошие товарищи, тоже писатели, которые полностью ушли от политики, сидят и потихоньку пишут. Сейчас ни у кого нет уверенности, что книгу издадут, что слово дойдет до читателя...
Для меня очень важно, когда прошел разгон всей России на две части, и обе части покатились в пропасть, важно было, чтобы авторитетные люди заявляли, с кем они, где их Россия. Суть наших разногласий - где искать Россию. На задворках западного мира? Или в своей самобытной цивилизации? Устраняться от выявления своей позиции по таким коренным вопросам никак нельзя. Если даже вся наша работа окажется бесполезной, все равно я бы себе не простил, если бы устранился от участия в борьбе. Даже какая-то капелька пользы может иногда перевесить все.
В. Б. Ну а сам ты, Валентин, как думаешь: где искать Россию?
В. Р. Тут и думать нечего! Особенно между нами. Мы давно уже сделали выбор, что Россию, особенно сейчас, надо искать в тысячелетней ее толще. Надо искать в национальной России. Если говорить о том, есть у нашей работы результат или нет, то факт, что так называемое общественное мнение нам удалось склонить в пользу национальной России - значит, результат налицо. Даже президент и его окружение, взаправду или понарошку, но вынуждены говорить о национальной России. Пусть у них это риторика будет, но риторика национальная и патриотическая, и без нее они - наши враги - уже не могут.
Я думаю, это один из доводов к тому, что наши усилия не были напрасны. Понятно, что они, Ельцин и его команда, хотят перехватить инициативу, натянуть патриотическое одеяло на себя, а потом исказить все эти нужные идеи, но, однако же, они вынуждены обращаться к патриотическим мотивам. А ведь еще несколько лет назад это было немыслимо. Даже в официальных кругах ставились под сомнение итоги Второй мировой войны. Мол, и воевать за Россию не надо было, и умирать за Россию было нелепо и преступно. И когда я слышал, как тот же Виктор Астафьев с упреком говорит русским ребятам, что, мол они на войне убивали таких же христиан, как и они сами, к кому он обращается? Почему к русским солдатам? Почему не к немцам, которые убивали таких же христиан, как и они? В конце концов, нашествие произошло все-таки оттуда, из Германии...
В. Б. Вспомним, как Виктор Астафьев уверял, что Ленинград надо было сдать немцам...
В. Р. Тут много можно приводить примеров. Не только с Астафьевым. С тем же псевдо-Суворовым, книжки которого издавались у нас в России огромнейшими тиражами. И как их рекламировали! Как пропагандировали! А сейчас стали все-таки поосторожнее в таких вопросах. Здравый смысл побеждает. Из толщи народной всходит это стремление к здравому смыслу. Но, однако же, с нашей поддержкой. И мы озвучиваем этот здравый смысл.
В. Б. Литература русская и является частью этой толщи народной. И влияние ее, конечно, проявляется. Не случайно сегодня все претенденты на власть - от Ельцина и Черномырдина до Лебедя и Зюганова, до Лужкова и даже Чубайса - замыкаются на патриотизм...
В. Р. Что касается русской литературы, тут ведь есть, конечно, отличие русской литературы от всякой другой литературы. У нас литература всегда была шире искусства. Даже в определении они всегда стояли отдельно, и впереди - литература. Литература и искусство. Литература у нас не была чем-то вымышленным, как во многих странах мира. Это было выражение в образах народной судьбы. Литература у нас всегда говорила о народе. Говорила об исторической судьбе России.
В. Б. Получается, что у нас в России и в царские времена, и в советские литература не была частным делом, она всегда была на острие политики, она пророчествовала, предрекала, анафемствовала, проклинала, обличала и возвеличивала, прозревала... Писатель никогда не был частным человеком. Поэтому его так уважали и так боялись. Гонения на литературу, репрессии всех времен - это же одновременно и высшее признание ее, доказательство ее высокого социального статуса. Сегодня же, особенно в демпрессе, идет призыв: "Долой литературоцентричность!" Утверждается, что писательство - сугубо интимное, индивидуальное занятие. Это декларирует Наталья Иванова и Сергей Чупринин, Андрей Немзер и вся молодая поросль демлитературы. Не "пылающий глагол", а прогулки частного человека по полям изящной словесности... Сколько писателей, столько различных правд и правдочек, различных точек зрения. Не надо докапываться до истины. Я думаю, это опрокидывание литературы, уничижение роли культуры есть еще одно проявление политической борьбы против возрождения единой и неделимой России.
В. Р. Сейчас все подряд говорят о том, что русская литература уже умерла. Ее хоронят со всех концов. В том числе ее хоронят люди, которые вроде бы не должны этого делать, сами неплохие мастера прозы. Хоронят писатели, сами активно участвовавшие в едином литературном процессе и часто определявшие этот процесс. Такое господствующее ныне мнение о смерти русской литературы как-то давит на всех. Конечно, русская литература не может умереть, пока жива Россия. И даже больше того: если погибнет сама Россия, русская литература еще переживет ее на долгие десятилетия, и будут появляться новые шедевры. Благодаря исторической памяти, духовной памяти русская литература будет еще долго петь о той России, которой уже нет. Но я, правда, не думаю, чтобы Россия взяла и исчезла.