Гросс Шиманен - небольшой городишко. Но покинутый местным населением, полуразрушенный, почерневший от копоти, он больно смахивал на древнее поселение, откопанное современными археологами где-нибудь в Нубийской пустыне. Впрочем, у древних развалин, как правило, не сохраняются крыши. Мы же всем полком довольно сносно разместились в одном из уцелевших домов, в котором не столько жили, сколько ночевали. Напряженная боевая работа привязала нас к аэродрому от зари до зари. Дела складывались так, что и городишко посмотреть как следует не удалось, хотя очень хотелось побродить по его узким улочкам, понять, как и чем /кили здесь люди, среди которых выросли убийцы, человеконенавистники, ставшие слепым орудием в руках своры бесноватого фюрера. За недостатком времени этот психоанализ пришлось отложить. Но как память о боях в этом районе осталась фотокарточка, на которой наш замечательный полковой фотограф Иван Шемякин запечатлел меня и Евгения Селезнева среди городских руин.

С падением Кенигсберга сопротивление противника еще не было сломлено. Продолжалась битва на Земляндском полуострове. Оставалась в руках врага военно-морская крепость Пиллау с ее многочисленными фортами н небольшой прибрежной полоской суши. Враг оборонялся упорно, с каким-то исступлением. То, что он был еще силен и опасен, мы постоянно ощущали на себе. Немало оставили мы позади павших крепостей, но Пиллау оказалась одним из самых крепких орешков. Эту цитадель прикрывали густая сеть береговых и корабельных зенитных батарей, истребители, базировавшиеся на косе Фриш-Нерунг. За 12 дней боевых действий эскадрилья выполнила 480 боевых вылетов, обрушила на военно-морские объекты Пиллау и прикрывающие его форты более 170 тонн фугасных бомб крупного калибра. При плохой видимости бомбили с горизонтального полета, а в более благоприятных метеоусловиях - с пикирования. Зенитная артиллерия в районе Пиллау не ставила огневых завес видимо, не хватало боеприпасов. Но сопроводительная стрельба велась с такой кучностью, что в зоне огня приходилось постоянно маневрировать, ежесекундно оценивать обстановку и немедленно реагировать на ее изменения.

В ходе штурма Пиллау нашими сухопутными войсками мы с 20 апреля пятисоткилограммовыми бомбами с пикирования подавляли позиции крепостных орудий. К этому времени вражеские зенитчики как-то выдохлись и встречали нас лишь редкими одиночными выстрелами - не то "достреливали" последние боеприпасы, не то пребывали в состоянии шока, поняв, что близок конец.

Завершались бои в районе Земляндского полуострова. Судя по сводкам Совинформбюро, войска 1-го Белорусского и 1-го Украинского фронтов ворвались в пригороды Берлина. Гитлеровская военная машина разваливалась под ударами Советской Армии. Час победы стремительно приближался. Резко сократилось противодействие нашим ударам со стороны зенитной артиллерии и авиации врага.

Какое-то пьянящее чувство охватило летный состав. У многих появились не свойственные им бравада, этакая лихость, беззаботная удаль. Словно бы соскочила какая-то защелка, державшая людей в постоянном напряжении, и все вокруг озарилось розовым светом.

Поддался этому благодушному настроению и я. Начал водить эскадрилью на Пиллау и форты, как на полигон, равнодушно поглядывая на редкие разрывы зенитных снарядов. Без всякого маневра подходили к боевому курсу, не торопясь перестраивались в колонну или пеленг звеньев и с двух-трех заходов поражали заданную цель.

Так было и в тот раз - 25 апреля 1945 года, когда я повторно повел девятку на подавление крепостной артиллерии в Пиллау. Как на параде, перестроил звенья в колонну и, погасив скорость, ввел самолет в пикирование. В эту секунду я скорее почувствовал, чем осознал рывок самолета в сторону. Тут же едкий дым окутал кабину, и в лицо ударила тугая струя воздуха. Убрав тормозные решетки, с разворотом вывожу самолет в горизонтальный полет и вижу огромное лохматое облако, повисшее над точкой ввода в пикирование. Стало ясно, что враг долго подстерегал нас, притупил нашу бдительность и едва не нанес коварный и роковой удар.

Убедившись, что самолет слушается рулей, я осмотрелся, Ведомые четко соблюдали строй, не оторвались, когда мне пришлось выравнивать машину. Ну что ж, начнем сначала...

Второй заход выполняли по всем правилам военного искусства, как бы разбуженные неожиданным залпом. Маневр... еще маневр... крутое пикирование, энергичный вывод с разворотом. Бомбы легли точно в цель.

Только после возвращения на аэродром выяснили, что моя машина пострадала относительно немного: было повреждено остекление кабины и правое крыло. А вот ведомому - лейтенанту Шебеко досталось больше - из-за перебитых трубопроводов гидросистемы ему пришлось выполнять посадку на фюзеляж. Кроме того, в обшивке насчитали более сотни пробоин.

Приближалось 1 мая 1945 года. Война на Земляндском полуострове закончилась, и от нечего делать стало скучновато. Прошел было слух, что нас могут нацелить на Берлин, но похоже, что авиации под Берлином было более чем достаточно. Как же и где доведется нам завершить войну? Неужели придется наблюдать ее завершающий этап со стороны? Памятуя, что всякое бывает, стали готовиться к первомайскому празднику, украсили помещение столовой, разработали программу торжеств, обсудили меню. Впервые праздник солидарности трудящихся готовились встречать мы за рубежом, на вражеской земле, к тому же - в преддверии Победы. Поэтому хотелось, чтобы был он особенно ярким и запоминающимся.

А 1 мая, когда все уже настроились на торжество, рано утром поступило указание о немедленном перебазировании полка в Литву на знакомый, обжитой аэродром Боричай. Во второй половине дня мы уже были на месте и, в соответствии с приказом, приведены в полную боевую готовность. Понятно, что и праздничные торжества прошли несколько иначе, чем планировались, - с учетом возможности вылета на боевое задание по тревоге, но мы были очень довольны тем, что и в конце войны о нас не забыли.

Однако шли дни, а боевых задач полку не ставили. 2 мая войска 1-го и 2-го Белорусских фронтов полностью овладели Берлином; успешно развивались наступательные операции и других фронтов, а мы все сидели на аэродроме, словно бы всеми забытые. От невольного ощущения своей ненужности в такой решающий момент на душе становилось немного горьковато.

Но вот вечером 7 мая я был вызван на КП полка и (наконец-то!) получил боевую задачу, решению которой, как передал мне командир полка гвардии подполковник П. С. Свенский, командование придавало особое значение. Нашей разведке стало известно, что группа немецких асов, базирующаяся на аэродроме Справа, готовилась к перелету в Швецию, чтобы ускользнуть от возмездия. Сорвать план врага можно было, разрушив бетонированную взлетно-посадочную полосу. Это и поручалось выполнить нашей 1-й эскадрилье.

С этими асами у нас были особые счеты, поэтому я очень тщательно готовил свое решение, и, когда доложил командиру, оно было утверждено. Замысел удара выглядел так: для обеспечения внезапности взлет выполнить еще в сумерках, бомбить звеньями с крутого пикирования "пятисотками" с замедлением, что затруднило бы восстановительные работы поврежденной полосы и исключало взлет с нее истребителей.

Рассчитали время вылета, чтобы появиться над целью с рассветом, и после короткого отдыха запустили моторы еще в полной темноте. Учитывая, что кроме меня ночью на Пе-2 никто в эскадрилье не летал, пришлось несколько задержаться на полосе, дожидаясь, пока ведомые, осторожно подсвечивая фарами, выруливали на ВПП. Взлетали последовательно звеньями с включенными аэронавигационными огнями. Сбор прошел быстро и организованно. Ну как тут не восхититься мастерству экипажей, способных сделать даже то, чему их еще не учили, но к чему обязывала боевая обстановка.

В моем экипаже, как всегда, летел воздушный стрелок-радист старшина Копейкин, теперь уже Герой Советского Союза, а штурманское сиденье на этот раз занимал старший лейтенант Студнев Дмитрий Афанасьевич ~ один из лучших навигаторов и бомбардиров эскадрильи. Он очень точно по месту и времени вывел девятку на цель, где наше появление оказалось настолько неожиданным, что зенитная артиллерия открыла огонь только после сброса бомб, а истребители вообще не взлетели, даже дежурные. В таких благоприятных условиях промахнуться было невозможно. И действительно, прямыми попаданиями бомб взлетная полоса была полностью выведена из строя. Так и не удалось немецким асам безнаказанно удрать из советской Прибалтики в нейтральную страну.