- Да, - растерялась Анна, - но ведь это фестиваль не фамилий, а песен...
- Вот что, Аня: есть вещи, в которых ты ничего не смыслишь, - переменив интонацию, по-деловому перебил ее Кшивка. - И, судя по всему, не будешь смыслить никогда. Мало ли есть хороших песен, которые сочинили пан Бацек, пан Яцек или пани Кася? Но есть другие песни, которые сочинили профессионалы, да к тому же с именем, так что...
У Ани совсем не было желания пускаться в пространные дискуссии. В конце концов, песню "Крики белых чаек" она знала хорошо, не раз пела ее в концертах. Правда, Анне казалось, что, несмотря на приятную лирическую мелодию, песне не хватало полета, экспрессии, ярко выраженного драматизма.
В Сопот они с Кшивкой приехали утренним поездом. Расположившись в гостинице, они позавтракали и поехали на репетицию. Как ни странно, Анна совсем не чувствовала волнения, как будто выступление на фестивалях было для нее привычным делом. После репетиции ее познакомили с еще одной представительницей Польши - миловидной Марией Котербской.
- Я вас уже слышала, - сказала Мария, - и вы мне очень нравитесь. Желаю вам успеха.
- А я вам, - весело ответила Анна.
К ним подошел Люциан Кыдринский, высокий, элегантный. Анна знала Кыдринского по многим развлекательным передачам. Ей нравились его интеллигентность, моментальная реакция, ироничность и прямота суждений. Кыдринский мгновенно находил контакт с публикой, причем он не старался быть "своим парнем" на эстраде. За его поведением, манерой говорить чувствовалась личность со своей позицией и убеждениями. Кыдринский подошел к певицам с блокнотом. Задал им несколько вопросов, касающихся в основном их биографий, вежливо раскланялся и удалился.
Это был третий фестиваль в Сопоте. Анна всегда с нетерпением ждала телевизионных трансляций из приморского городка. Да только ли она! Вся Польша, не отрываясь от телевизоров, с увлечением следила за ходом сопотских конкурсов. Откровенно говоря, художественный уровень первых двух фестивалей был довольно слаб - западные исполнители, в основном состоятельные молодые люди, звезды, которые у себя на родине потухли, так и не успев разгореться, приезжали в Сопот в надежде испытать свое счастье на "Востоке". Они подражали модным кумирам, кривлялись, хрипели, свистели. Но, увы, все это было лишь жалкое эпигонство, имеющее мало общего с искусством.
"Наверное, - думала Анна, - я приехала в Сопот преждевременно. Что говорить, оркестр играет превосходно - настоящие мастера! Поется по-другому... Но не лежит у меня сердце к этой песне, не лежит... А это главное!"
За несколько часов до конкурсного выступления у нее окончательно испортилось настроение. Она обратила внимание на то, что около нее постоянно вертится маленький человечек в больших темных очках, почти лысый, постоянно улыбающийся, с неприятным, заискивающим взглядом... Он появился на пороге ее номера через несколько минут после того, как она вернулась в гостиницу с последней репетиции, чтобы отдохнуть. Он назвался важным чиновником из министерства, советником жюри. По-прежнему улыбаясь, он смерил Анну малоприятным взглядом.
- Конечно, хотите стать лауреатом Сопота? - Не спросив разрешения, он сел на единственный в номере стул и достал нераспечатанную пачку "Кента". Все хотят, - не дожидаясь ответа, громко произнес он. - Буду предельно краток: вам придется заплатить.
- За что?..
- Как - за что?! За то, что я гарантирую вам звание лауреата.
- Убирайтесь вон! Немедленно! Или я вызову милицию...
Человечек вскочил со стула, бессмысленная улыбка сменилась злобой.
- Убирайтесь вон! - повторила она.
- Ну, ты еще об этом пожалеешь, ты еще вспомнишь меня, Анна Герман, визгливо пригрозил он, ретируясь к двери...
Раздался телефонный звонок, звонил Кшивка, сказал, что скоро зайдет за ней: пора ехать на выступление. В машине Анна рассказала Кшивке о своем недавнем визитере. Она предполагала, что он тоже станет возмущаться, одобрит ее действия. Но пан Юлиан, многозначительно кивнув в сторону шофера, положил палец на губы и прошептал:
- Тебе не хватает гибкости. Возможно, это был просто деловой человек. Покажешь мне его. Надо попытаться восстановить отношения. - И он сокрушенно покачал головой. - Эх, молодость, молодость...
Значит, безукоризненно одетый, лощеный вымогатель, постоянно вертящийся в гостиничных коридорах среди артистов, гостей фестиваля, членов жюри, презрительно смотрящий сквозь темные очки на робких дебютантов, вежливо раскланивающийся с известными мастерами, - и есть деловой человек?.. Он может устроить, организовать, обеспечить, купить признание, успех, награду... Его не спутаешь с импресарио - неутомимыми работягами, еле выкраивающими для сна несколько часов, постоянно находящимися в бесконечной беготне, связанной с рекламой, организацией концертов, транспорта, пробиванием номеров в переполненных гостиницах... Да разве перечислишь все их заботы и тревоги... И в начале своего пути в искусстве, и в его расцвете, и в месяцы и годы тяжелейших нравственных и физических испытаний Анна Герман так и не смогла найти "контакта" с "деловыми" людьми.
Ах, пан Кыдринский, сколько он излучал доброжелательности, спокойствия, юмора! Анна восхищалась им, восхищалась его остроумием, тактичностью, находчивостью. Ее собственная роль на сцене казалась ей ничтожной по сравнению с той работой, которую проделывал Люциан Кыдринский. А когда в довершение всего он улыбнулся ей и галантно вывел на сцену, Анна почувствовала, что земля уходит из-под ног... Пронеслась совсем неуместная в это мгновение мысль: "Влюбилась! Влюбилась по уши..."
Она пела ровно, с настроением, вдохновенно - почти не видя зрительный зал и направленные на нее телевизионные камеры. Ей долго аплодировали, но в душе она досадовала. Ну почему все-таки эти "Чайки", а не "Эвридики"? Она досадливо махнула рукой, и все обратили внимание на этот непонятный жест, Ее поздравляли, жали руки, целовали. Она лишь улыбалась в ответ, стараясь как можно скорее пробраться в артистическую уборную, чтобы хоть несколько минут побыть в одиночестве. О решении жюри присудить ей вторую премию фестиваля она узнала поздно вечером на следующий день, когда ужинала в обществе пана Юлиана в ночном ресторане. К их столику подошел официант и сказал, что звонят из организационного комитета фестиваля и срочно просят Кшивку к телефону. Кшивка вернулся через несколько минут возбужденный и счастливый. В правой руке он держал бутылку шампанского - стекло искрилось маленькими хрустальными льдинками.
- Ну что ж, Аня, - откупоривая шампанское, сказал Кшивка. - ты теперь лауреат Международного конкурса. У тебя блестящая перспектива... Так выпьем за перспективу!
- И за вас, пан Юлиан! - отпивая маленькими глотками шампанское, ответила Анна. - Потому что, если бы не вы, ничего бы не было.
Кшивка развел руками: "Ну зачем же так, я лишь скромный маленький человек". Но по всему было видно, что ему приятны эти слова. Потом они танцевали - в первый раз за время их годичного знакомства. Кшивка улыбался, еле слышно шептал на ухо:
- Ах, Анна, если бы у меня не было жены и детей...
Что бы было. Анна не услышала, и трудно было догадаться, шутит он или говорит серьезно.
- И все-таки, пан Юлиан, - сказала Анна, когда они вернулись к столику, - это еще не "мой" Сопот. Не сочтите меня излишне самоуверенной, но я чувствую, что могу выступать лучше. Вот если бы "Танцующие Эвридики"...
Пан Юлиан не отвечал, он лишь безмятежно и счастливо улыбался.
xxx
Оформление документов в связи с поездкой в Италию заняло несколько месяцев. За это время как будто ничего не изменилось. По-прежнему автобус колесил по провинциальным городкам и поселкам. Дома Анну практически не видели. Несколько раз она приезжала в Варшаву по вызову Министерства культуры и неизменно навещала пани Янину в консерватории с тайной надеждой хоть часик посидеть с ней у рояля.
Кшивка без лишних слов отпускал Анну в Варшаву, хотя концерт от этого сильно страдал. Во-первых, у Анны не было замены, а во-вторых, многие зрители, прослышавшие про талантливую певицу, шли на концерт специально, чтобы послушать Анну Герман. Когда она не участвовала в концерте, возникали недоразумения: молодые слушатели стучали ногами, свистели, не желали расходиться. Трудно сказать, когда впервые ощутила Анна отчужденность некоторых артистов из их труппы - своей ровесницы, миловидной блондинки Анели Капусник и мужа Анели, лысеющего пианиста Анджея, во всем потакающего своей супруге. Однажды, когда после концерта Анна задержалась в гардеробе (никак не могла найти туфли, случайно застрявшие в проеме между зеркалом и шкафом), в автобусе в присутствии всех артистов Анеля грубо набросилась на нее.