- А государственный план! Вы что же, не знаете, что есть государственная дисциплина? У нас тысячи рабочих, мы должны платить им зарплату. Мы не можем...

- Не можете - откажитесь от своей должности! - резко сказал Совинский.

- Сам отказывается, других тоже агитирует! - захохотал Юрий. - Да я уже однажды отказывался. Не от Люки, как тебе хотелось бы, - от высшего образования. Дошел до четвертого курса и бросил.

- Мало чести, - заметил Совинский.

- А почему бросил, знаешь? Потому что "никто не хотел умирать". Получишь диплом, поставят начальником смены или даже начальником цеха, а через три месяца, то есть в конце квартала, с треском снимут за невыполнение плана. Не выполнишь его из-за снабженцев, которые недодадут деталей, из-за таких передовиков, как ты, но виноват - начальник. Я отказался! И теперь кузнец собственной судьбы. Материальный уровень приличный, как говорит мой отец, моральное удовлетворение тоже есть. И никакой ответственности.

- Ты бригадир, вспомни.

- А что для меня так называемое бригадирство?

- Люди становятся жалкими, когда пытаются скрывать свои слабости, неведомо кому тихо проговорила Анастасия. - А если они еще начинают рисоваться своими слабостями, то перестают быть интересными.

Людмила подошла к магнитофону.

- Юка, найди что-нибудь интересное. У тебя же столько записей.

- Найду, найду. У меня страшно интересные записи. Но я хотел, чтобы Иван сделал свое тысяча восемьсот семьдесят первое предупреждение.

Совинский пожал плечами.

- Если уж ты хочешь говорить до конца, то могу тебе сказать... Я бы на твоем месте, с таким отношением... Просто пошел бы завтра и отказался от бригадирства. Какой же из тебя бригадир? Да еще, наверное, и бригада передовая. Я же знаю, что такое наладчики...

- Угадал! - обрадованно воскликнул Юрий. - Комсомольская! Как в той песне: "Не расстанусь с комсомолом, буду вечно молодым". И мы делаем свое дело, а ты? Приехал нас покритиковать? Видали мы таких критиков! Спроси у моего отца, товарища Кучмиенко. Он все знает. Я читал когда-то роман. Называется: "Калека, не сдавайся!"

- Не читал ты такого романа, - Людмила подошла, повела его к магнитофону, - не выдумывай, не читал.

- Ну, не читал. А роман такой есть. Кроме того, что такое бригадир? И что такое наладчик? Теперь интегральные схемы такие тебе отпечатают, что только меняй их, как перчатки, и все. А ты приехал... Завидуешь, что я зять академика Карналя? Так если хочешь знать - это рабство, которое не переборешь ничем. "А-а, это тот, что женат на дочке академика Карналя?", "А-а, это зять академика Карналя?" Единственный выход - самому стать академиком. Но это же, наверное, ужасная скука.

- Прекрати, - тихо сказала Людмила.

- Ну, ладно... Он все знает, я темный. Он сидит в Приднепровске и учится разговаривать с вычислительными машинами, а я отдаю предпочтение разговорам с женщинами.

- Не вижу особых успехов, - подала голос Анастасия.

Кучмиенко покряхтел. Он снова очутился на периферии заинтересованностей, его вытесняли безжалостно и постоянно, вся его значительность, которой он так гордился, слетела с него, как только он переступил порог этой квартиры, с ним не считался даже родной сын. Он попытался прикрикнуть на Юрия:

- Да замолчи ты!

Но Юрий уже вышел из-под контроля, и, пожалуй, не сегодня, а давно, он был запрограммирован таким, может, еще с детства. Кроме того, тут речь шла не о каких-то временных недоразумениях, не о делах сугубо производственных, за которые он и в самом деле не мог отвечать в такой степени, как это почему-то пытался ему приписать Совинский. Были и еще причины - более глубокие, более скрытые, известные лишь троим: Юрию, Людмиле, Ивану. Кучмиенко и Анастасия должны были довольствоваться ролью слушателей, им выпадало разве что время от времени ронять слово-другое, которые во внимание не принимались.

- Я женился на Люке, - словно бы сам себе громко говорил Юрий, - но ведь она меня не любит. Она сожалеет, что отказала тогда Совинскому. Всю жизнь будет раскаиваться и сожалеть. Анастасия, вы знаете: Иван до сих пор любит Люку.

- Любовь никогда никого не унижала, - спокойно ответила Анастасия.

- Да, - воскликнул Юрий, - она поднимает человека, как математика. Она помогает человеку окончательно потерять обезьяний хвост. Вопрос: как вы относитесь к случайным половым связям?

Людмила шлепнула его по щеке.

- Замолчи! Как не стыдно!

- Прости, Юра, - сказал сконфуженно Совинский, - я не хотел...

- Ты привел Анастасию, чтобы посмотреть на выражения наших лиц, а затем кинулся еще обливать грязью всю нашу работу. Но я не хочу быть неблагодарным.

Людмила встревожилась не на шутку:

- Что ты хочешь сделать?

- Найму небольшой эстрадный оркестр, чтобы нам было весело.

Кучмиенко тоже встал и подошел к Юрию, сказал ему строго:

- Юрий, ты пьян.

- Он что-то задумал дурное, я его знаю, - еще больше встревожилась Людмила. Она схватила Юрия за руки, он вырвался, нагнулся над магнитофонными кассетами, лихорадочно перебирал их.

- Пока дышу - думаю. Я добрый. Я хороший. Кроме того, я непревзойденный специалист по бытовой электронике. Так называемый бытовой гений. Какие последствия моей деятельности в этой отрасли? Они наглядны и сейчас будут вам продемонстрированы. Люка, не мешай, ты же просила поставить что-нибудь интересненькое.

Анастасия кивнула Совинскому:

- Нам пора идти.

Совинский заколебался:

- Оставить Юру в таком состоянии?

- Если хотите, я могу вас проводить, - неожиданно вызвался Кучмиенко.

- А как же Юрий? Вы можете его оставить в таком состоянии? Наверное, это в самом деле было бы нехорошо...

Юрий с кассетой в руке подбежал к Анастасии, обнял ее одной рукой, заглянул в зеленоватые глаза.

- Конечно же нельзя оставлять меня в таком реактивном состоянии, Анастасия! Хоть я и электронщик, и частично даже кибернетик, но я прежде всего человек. А что изменила в человеке и в мире вообще кибернетика? Может, мы стали быстрее запоминать таблицу умножения? Или дети рождаются у нас не через девять месяцев, а через три? Или трава изменила свой цвет и растет на камне? Или мяч, подпрыгнув в воздух, больше не падает на землю? Или какая-то машина разрешила хотя бы одну проблему, которую еще не решил человеческий мозг? Мудрецу отвечает молчание...

Кучмиенко потирал руки. Ну, молокосос! Ну, желторотик! Выступать против НТР! Против прогресса! Против будущего!

- Машина разгрузила человека от второстепенных исполнительских функций, - поучительно молвил он. - Она дает нам возможность сосредоточиться на главном!

- А что главное? - ехидно допытывался Юрий.

- Главное - это не просто жить, а осмысливать свою жизнь, быть хозяином труда и всей страны.

Юрий небрежно махнул рукой, снова пошел к магнитофону.

- Мы довольны собой, - бормотал он. - Мы не физики, мы лирики. Но лирики - это трата времени, сил, средств. Я же не тратил время. Я покажу вам кое-что. Как говорил поэт: "Я покажу тебе ужас в пригоршне пепла!"

- Юка, я тебя предупреждаю, - издалека подала голос Людмила.

Юрий не слушал никого. Говорил сам с собой.

- Вопрос: имеет ли сегодня значение маленький внутренний мир человека в океане электроники и кибернетики? Ответ: имеет и всегда будет иметь. Если бы даже наше общество отказалось от поддержки и обогащения внутренней жизни каждого, то мы обогатили бы его сами. Да. Музыка? Типичное не то. Нам нужна не музыка, а истина. Хотя, к превеликому сожалению, я уже говорил, - так называемая истина не всегда полезна. Например, какая польза в той истине, что у моего отца кривой нос? Или истина, которая относится к разряду печальных: каждый год эпидемия гриппа. Спрашивается: как любить ближнего своего, когда у него вирусы? Сейчас я хочу продемонстрировать вам плоды своих рук. Нет ничего совершеннее человеческих рук, сказал я академику Карналю. Но ведь это же рука обезьяны, - ответил мне академик, забывая о том, что эта рука его кормит. А вот и так называемые плоды.