Три дня Федеральная Служба Безопасности носила это в себе, а после того как взлетел на воздух депутат Государственной Думы, они струхнули и понеслись в городскую прокуратуру, в свой надзорный отдел. Начальник отдела по надзору за органами федеральной безопасности доложил начальнику следственного управления, а тот спустил команду — в районную прокуратуру для неотложных следственных действий.

— Все ясно, — вздохнула я. — А вы мне хоть что-то привезли, хоть какие-то материалы?

— Материалы? Какие?

— Которые дадут мне возможность зарегистрировать их и выехать для обнаружения трупа в Токсове. Вы ведь предполагаете, что там в лесочке остался труп?

Визитеры переглянулись.

— А без этого никак нельзя? — спросил один из них, постарше.

— Никак, — я сочувственно улыбнулась. — Ну хоть рапорт мне напишите.

— Рапорт об оперативных мероприятиях?!

У них на лицах отразился священный ужас. Я начала терять терпение.

— Ну а как я, по-вашему, оформлю обнаружение трупа? На основании чего я потащилась в Токсово и откопала там кого-то?

Им, похоже, такая прозаическая мысль в голову не приходила. С большим трудом я, наконец, втолковала им некоторые процессуальные тонкости, и мы, общими усилиями, с честью вышли из бумажного тупика. Им не терпелось ехать в Токсово, а я задала кощунственный вопрос, не подождет ли это до завтра, а то сегодня уже стемнело. Но я сама сразу отказалась от переноса мероприятия на светлое время дня, вспомнив, что сегодня пятница, а потом два выходных. В таких случаях ждать нельзя, промедление смерти подобно. До тебя может приехать кто угодно и выкопать труп, чтобы, например, перепрятать.

— Только сразу предупреждаю, — решительно заявила я, — своими силами мы не справимся. Вы не хотите объединиться с РУБОПом, например? У них есть хорошие навыки работы по таким сигналам, но ваши заслуги, естественно, забыты не будут.

Они переглянулись с выражением: «Нет! На это я пойти не могу! Мне надо посоветоваться с шефом!»

— Позвоните руководству, — любезно разрешила я.

Двадцать минут ушло на переговоры с начальством, и пока они базарили по телефону, я напряженно пыталась вспомнить, чего же я хотела; но так мне ничего в голову и не пришло. Я зашла к Лешке, рассказала ему вкратце о мероприятии, которое мне предстоит, и спросила, нет ли у него бахил или, на худой конец, солдатских кирзовых сапог.

— А ты угадай с трех раз, — предложил Лешка.

— А что же мне делать? — я с сомнением оглядела туфли на высоком каблуке.

— Я же там утону в болоте или туфли потеряю, неизвестно, что хуже.

— Так ты вечно во что-нибудь ввяжешься, все у тебя не как у людей. Может, в РУБОПе найдется для тебя обувка.

— Лешка, что же я хотела, с чего ты меня сбил? Я так и не вспомнила, — пожаловалась я, но без толку.

— По работе что-нибудь?

— Вроде бы нет, но точно не помню. Ну ладно.

Когда я вернулась в кабинет, санкции на сотрудничество уже были получены, и я с удовольствием набрала номер Василия Кузьмича, предвкушая его реакцию на то, что я сейчас предложу ему уконтрапупить Вертолета.

— Василий Кузьмич, у вас бахилы есть? — с ходу поставила я вопрос ребром, как только Кузьмич взял трубку.

— Нету, Машечка, а что, на рыбалку собралась?

— И вас приглашаю, можете для Вертолета камеру заказывать. Но только если найдете бахилы для меня.

— Машечка, да я тебе водолазный костюм найду, если хочешь! Тебе Кораблева одного хватит или еще кого-нибудь посылать? — поинтересовался он, как только я ему рассказала суть операции.

— Со мной еще два комитетчика, думаю, что справимся, только медика закажите и транспорт надо обеспечить. И освещение.

— Чего желаете, царица души моей? — пропел Василий Кузьмич. — Тройку вам запрячь или «ягуар» подать к подъезду?

— «Линкольн-навигатор», — ответила я.

Кузьмич радостно захихикал.

А Кораблев примчался за нами так быстро, что мы и оглянуться не успели; предусмотрительный Кузьмич все-таки прислал еще своего водителя на отдельском «форде» вместе с понятыми — двумя солдатиками из военного училища, расположенного в двух домах от РУБОПа.

— А за медиком дежурный просил нас заехать, — передал мне водитель.

Ну заехать так заехать. Когда мы все погрузились и направились в главк за доктором, я вспомнила, наконец, чего же я хотела: поесть. Но было уже поздно.

Когда мы подъехали к ГУВД, я вызвалась сходить за медиком, втайне надеясь на то, что у докторов можно будет перехватить чего-нибудь на зуб.

Подходя к дежурному отделению по затихшему уже коридору главка, я остановилась перед самой дверью, достала из сумки косметичку и попудрила нос, а во время этой нехитрой операции, коль скоро мне не мешал стук собственных каблуков, невольно прислушалась к голосам, доносившимся из комнаты медиков.

— Ну что Швецова? — вопрошал такой знакомый мне тенор Левы Задова. — Что вы все так на ней защитились? Что в ней особенного? Ничего особенного, обыкновенная стерва, да еще и с претензиями.

У меня сразу испортилось настроение и даже чувство голода ушло.

Расстроенная, я сунула пудреницу обратно в сумку и распахнула дверь.

— А-а, Машенька, — приветливо заулыбался доктор Задов, вставая с дивана и раскрывая мне свои объятия. — Как я рад тебя видеть! Ну что, собираться? Вместе поедем? Люблю с тобой ездить… — болтал он, проверяя комплектность экспертной сумки. — Что нас там ждет?

— Судя по всему, обгоревший труп, — сухо ответила я. — Спускайся, я жду внизу, — и хлопнула дверью.

Когда наша представительная колонна неслась по темной и пустынной трассе, я подумала, что на головной машине не хватает плаката: «Ударим автопробегом по бездорожью и разгильдяйству!»

По мудрому совету Кузьмича, который я в полной мере оценила лишь потом, мы заехали в местное отделение милиции, с дальним прицелом — в надежде, что наша операция будет не бесцельной, — прихватили там помдежурного и постового с машиной, брезент и огромный кусок полиэтилена.

В лесу ночью — это совсем не то, что в лесу днем. Проваливаясь по колено в болотистую почву, мы кое-как добрели до нужной рощицы, при этом я висела на Кораблеве, боясь отлипнуть от него хоть на секунду. Он мужественно волок меня на себе, приговаривая, что во мне как минимум пятнадцать килограммов лишних и что меня в детстве плохо научили ходить, потому что более неуклюжей женщины он еще не встречал. Я кротко сносила все эти чудовищные упреки, поскольку мне было страшно. И не имело никакого значения то, что путь наш подсвечивался мощной лампой и что меня окружали несколько вооруженных мужчин.

Наконец — а путь показался мне бесконечным — мы вошли в жидкий лесок, и провидение сжалилось над нами: луч фонаря сразу упал на довольно большой грязно-белый предмет. К нему мы и устремились, спотыкаясь о кочки и уворачиваясь от хлестких веток деревьев.

— Канистра! — объявил один из солдатиков, он первый добрался до цели.

«Да-а! Ему-то хорошо в сапогах!» — завистливо подумала я и тут же ойкнула — кто-то больно укусил меня под коленку. Я хлопнула по месту укуса, но безуспешно, — то, что укусило, уже улетело или упрыгало, зато под коленкой вздувался волдырь. Что-то шарахнулось под кустами, с шумом продираясь куда-то над землей. «О Боже!» — промелькнуло у меня в голове.

— Заяц! — предположил второй солдатик.

— Ты что, откуда тут зайцы? — заспорил его товарищ.

— Ну тогда кошка, — покладисто ответил тот.

Ну, вот и мы доковыляли до канистры, и нам в ноздри ударил запах бензина и чего-то еще, неприятного и тревожного. Один из комитетчиков, подобрав полы своего длинного бежевого плаща, поставил ногу на какое-то обгорелое бревно, лежащее на небольшой шершавой полянке, и вдруг это бревно под ним зашипело и запузырилось. Он с ужасом выдернул ногу из вязкой вонючей массы, и мы поняли, что даже откапывать труп не придется, вот он, перед нами.

Этот комитетчик отпал сразу, было ясно, что он нам не помощник. Он с воем носился по полянке, дрыгая босой ногой, поскольку запачканный ботинок сразу сбросил. (Забегая вперед, скажу, что перед тем, как нам уехать, солдатики битый час искали вокруг полянки его обувь.) Лева Задов надел резиновые перчатки, присел возле трупа, а я склонилась над ним, не выпуская из рук Кораблева. Тот свободной рукой зажимал нос, отворачивался и бубнил, что он не нанимался нюхать это безобразие, и вообще он пойдет посидит в машине, и довел до того, что Левка ему пригрозил, что сейчас Кораблев будет помогать ему труп переворачивать. Кораблев затих.

— Ну что, Маша, — тыльной стороной руки в резиновой перчатке Лева поправил сползающие очки, — он — мешок с костями, ребра все переломаны, череп цел. Зубы выбиты, передние, скорее всего, ткнули чем-то в рот. От трупа резкий запах бензина, и в рот влили наверняка. Везем в морг, там осмотрим как следует.

Он выпрямился и помахал местным милиционерам:

— Ребята, давайте брезент и полиэтилен, сейчас погрузим и в морг отвезем.

Ребята без всякого энтузиазма попытались свалить это занятие на солдатиков, но, увидев, что одного солдатика уже тошнит в кустах, все-таки закрыли грудью амбразуру. После того как труп был завернут, между водителями разгорелся жаркий спор, на чьей машине везти. Местный помдеж спорил по инерции, понимая, что, как ни крути, укутанный в брезент труп не влезет ни в сверкающую Ленькину машину, ни в навороченный рубоповский «форд», ни в скромную машину комитетчиков. Отдуваться придется именно им.

Они только поныли про бензин, — это ж сколько бензина надо на дорогу до городского морга и обратно! Рубоповский водитель пообещал им в городе залить бензина сколько нужно, и они успокоились. Путь из леса с трупом занял втрое больше времени, чем путь в лес. Перед тем как тащить труп к машине, помдеж попытался склонить постового поохранять место происшествия. Тот в грубой форме отказался и популярно объяснил почему: