Чтобы пожрать, и опять к телевизору.

Вот обстоятельство прелюбопытное:

Не богатырь, а нутро ненасытное,

Как заведенная, пасть разевается,

Сколько ни кинь в нее, не закрывается.

Свалишься ночью, как труп, от усталости,

А у него на уме только шалости.

Мордой небритою лезет, щекочется;

Брось, не до шалостей, выспаться хочется!..

Но это все и не про меня, и не про него. Когда-то сказала своему другу и коллеге Горчакову, что ужасно хочется влюбиться, но не просто завести интрижку, а так, чтобы при взгляде на мужчину голова кружилась… Ну вот так я и влюбилась. И живем уже вместе прилично, а голова кружится до сих пор.

Насколько мой бывший муж был человеком замкнутым, неразговорчивым и тяжелым психологически, настолько Александр-легкий и приятный в совместной жизни. Правда, когда я сказала об этом его маме, та громко засмеялась:

— Санька — легкий?! Деточка моя, он ведь капризный и психованный. Он на тебя не кричит, горшками не швыряется?

— Да я в жизни не встречала человека, с которым было бы так легко!

— Ну раз так, значит, вы идеально подходите друг другу.

Забавно слышать такое от потенциальной свекрови, правда? У меня в голове уже сложился стереотип свекрови — для которой даже «Мисс Вселенная», сочетающая в себе таланты Лукулла и Диора, все же не пара сыночку. Но мне везет на матерей моих мужчин. Все мамы, с которыми меня знакомили мои кавалеры, тут же проникались ко мне добрыми чувствами и чуть ли не принимались выбирать фасон моего свадебного платья. Иногда приходилось спасаться бегством… Хотя один раз был в моей жизни мужчина, за которого я вышла бы замуж только ради того, чтобы его мать стала моей свекровью, но по зрелому размышлению я прикинула, что все-таки Париж не стоит обедни.

А вот Сашкина мать — это, конечно, Женщина с большой буквы. И ее нежное отношение мне чрезвычайно льстит; раз уж я понравилась такой женщине, значит, я тоже кое-что из себя представляю, — так я сдабриваю елеем свое больное самолюбие.

Вот и случилось, что уголовных дел я теперь домой не таскаю, есть чем заняться, когда ребенок уснет…

Но эти уголовные дела, эти нераскрытые убийства — такая зараза, что глубокой ночью, лежа на руке любимого мужчины, я открываю глаза и начинаю думать, кто и за что убил удачливого бизнесмена Дмитрия Чванова и его жену.

У Чванова, судя по материалам дела, имелась строительная фирма, которая весьма процветала. Дела шли настолько хорошо, что им удалось отвоевать особнячок — в прекрасном состоянии, в самом престижном месте города — у крупнейшего городского банка «Царский». Говорят, руководители банка сильно гневались, но ничего не смогли поделать, арбитражный иск их провалился. Вроде как даже бандитов нанимали, чтобы те объяснили Чванову, что он не прав, и Чванов задергался, договорился с охранной фирмой о личном телохранителе, который должен был приступить к работе с понедельника. А в пятницу его убили…

Эта информация в принципе сомнений не вызывала, поскольку почерпнута была из нескольких источников: показаний коммерческого директора фирмы, главного бухгалтера и матери Чванова — бизнес-леди, которая была полностью в курсе дел сына и даже выступала консультантом, и вроде бы охранников сыну подыскивала она.

Показания в части претензий и угроз со стороны банка «Царский» совпадали до мельчайших деталей, и договор с охранной фирмой был приобщен к делу. А девятилетний мальчик Чвановых — Эльдар — показал, что в тот роковой вечер папа, беря у него свечку, когда погас свет, пошутил: «Сейчас будет нападение!»

Значит, действительно боялся, и это была вовсе не шутка…

Высунувшись утром в окно, я вздрогнула от холода. Придется доставать ребенку шапку, а то он все еще гордо носит бейсболку из «Макдональдса», выдававшуюся в наборе с ушами Микки-Мауса. Бросив ему в руки прошлогодний желтый вязаный «петушок», я деликатно предложила не тянуть кота за хвост.

Однако многострадальный хвост тянулся.

— Я не надену эту шапку, — кротко, но твердо заявил Хрюндик.

— Можно узнать почему?

— Она с кисточкой.

— Гоша! При чем тут кисточка?!

— Я уже слишком взрослый, чтобы носить шапки с кисточкой, — с достоинством объяснил он.

— Гошенька! Даже совсем взрослые мужчины носят шапки с кисточкой, — судорожно воззвала я к детскому разуму.

— Мама, и не проси! — Гоша стал нахлобучивать бейсболку, причем козырьком назад, что выводит меня из себя.

— Ну давай я отрежу эту кисточку.

— Нечего портить вещи, — урезонил меня этот Микки-Маус с козырьком на затылке и, взвалив на себя ранец, как улитка домик, решительно направился к двери. Слава Богу, хоть уши из набора остались дома…

Доставив ребенка в школу, я вошла в здание прокуратуры и стала медленно подниматься по лестнице, думая по пути, что надо найти видеозапись выезда с Пруткиным на место убийства. Услышав, что внизу хлопнула входная дверь, я посмотрела туда через перила: в прокуратуру вошел мужчина, чем-то неуловимо мне знакомый.

Вглядевшись в намечающуюся лысинку, которая явно заметна только сверху, в аккуратные складки брюк и начищенные ботинки, я поняла, что эта неторопливая, проникнутая чувством собственного достоинства походка может принадлежать только одному человеку — Ленечке Кораблеву.

Я подождала, пока он поравняется со мной, и, улыбаясь, протянула ему руку:

— Сколько лет, сколько зим!

— Здравствуйте! — вальяжно ответил Кораблев. — Вы теперь тут работаете?

Я удивилась:

— Леня, а мы что — на «вы»?

— Мария Сергеевна, — развел он руками, — вы старший следователь прокуратуры, а я всего лишь оперуполномоченный Регионального управления по борьбе с организованной преступностью и, похоже, буду трудиться в вашем подчинении, поэтому могу называть вас только на «вы» и с отчеством.

— Даже если мы выпьем на брудершафт?

— Тем более…

Я перестала удивляться. Да, давненько я не общалась с Кораблевым, потому и забыла про его странности.

— А мне как прикажешь к тебе обращаться, тоже на «вы» и по отчеству?

— Ну что вы, Мария Сергеевна, вы можете называть меня как угодно.

Да, любит Леня с серьезным видом говорить всякие глупости.

— Так ты по убийству Чванова, что ли, будешь со мной работать?

— Да, начальство распорядилось. — Он искоса на меня глянул. — Да чего там, собственно, работать-то? Дельце не очень перспективное, в общем, гниловатое, одним словом — безнадежное…

— Ну а ты-то зачем в таком случае?

— Ну как же: оно по статистике прошло как раскрытое, а теперь зависнет «глухарем», поскольку следствие было проведено некачественно, не были своевременно выполнены важные мероприятия по закреплению признания в убийстве…

— Леня, ты что, на методсоветах в горпрокуратуре верхушек нахватался?

Добавь еще: «Такое отношение к делу терпимо быть не может»…

— Конечно, терпимо быть не может. Вы же знаете, я законник. От буквы закона ни на шаг.

При этих словах я рассмеялась, сил не было смотреть на важно надутые щеки Кораблева. Я припомнила, что, когда он работал в районном уголовном розыске, мы с ним серьезно поцапались из-за его патологического безделья; вернее, это я тогда раскалилась докрасна, а он был невозмутим и вежлив, как обычно. Я трясла перед его носом кипой невыполненных поручений, а он добил меня тем, что примирительно сказал: «Я почему ничего не делал? Боялся напортить. А ведь если по делу не работать, то и не испортишь ничего!»

— Думаешь, Пруткина в суд уже не запихать? А вам-то что до районного «глухаря»? РУОП же за раскрываемость к стенке не ставят?

— Во-первых, мы теперь называемся РУБОП…

— Да-да, я и забыла, что у вас теперь какое-то неприличное название.

Раньше вы были просто Управлением по организованной преступности, а теперь наконец начали с ней бороться.

— А во-вторых, мы оперативно-поисковое дело неосторожно к себе забрали, а оно почему-то встало на контроль в Москве. Так что моя задача — убедить вас запихать дело на Пруткина в суд, получить копию обвинительного заключения и списать этот геморрой к чертовой бабушке.

— При чем тут геморрой-то?

— Ну, морока одна.

— Прелестно, а может, покопаемся? Ну его, Пруткина, на фиг, может, реальных убийц поищем?

— Да, Мария Сергеевна, вы все такая же: наживаете геморрой на том, на чем можно наживать деньги…

Кораблев обаятельно улыбнулся. Это не значит, что он предлагает мне брать взятки. Это он так метафорически обрисовывает мою жизненную несостоятельность и нездоровый авантюризм. Ленькины афоризмы можно высекать золотом на мраморе.

Ведя такую светскую беседу, мы поднялись на наш четвертый этаж.

— Проходи, — сказала я, открыв свой кабинет. — Чай, кофе, кисель, коньяк?

— Ха! Кофейку, — ответил он, снимая куртку.

Да, глядя на Леню и вспоминая, каким он был, когда мы познакомились, я подумала, что и я уже не та, что была двенадцать лет назад. В глазах Кораблева я как в зеркале увидела отражение своих мыслей.

— Помните, Мария Сергеевна, как мы познакомились?

— Конечно, помню, Леонид Викторович! Мы с тобой познакомились на обыске…

— Не правда ваша: мы с вами познакомились на осмотре места убийства.

— Ну, убийства; да, точно, Леня, — на трупе в квартире. Помнишь, еще кто-то телевизор включил, чтобы не скучно было, и показывали «Петровку, 38»…

Зазвонил телефон. Это из соседнего кабинета интересовался мой друг и коллега Горчаков, случайно я чашками звякнула или собираюсь пить чай. Через минуту он уже просунул в дверь свою лохматую голову.

— Вы знакомы, Леша? — спросила я. — Это Кораблев из РУОПа.

— Встречались. — Леонид привстал, и они обменялись рукопожатием. — Вот вспоминаем с Марией Сергеевной, как мы познакомились, — пояснил Кораблев. — Была она тогда юной ромашкой, романтической и доверчивой, а сейчас смотрю на нее и думаю: взрослая женщина, опытный следователь, с некоторым налетом цинизма…