Крадучись, сполз под обрывчик, нырнул в ерик, а спустя некоторое время оказался на берегу уже за чужаками. Те заметили, но слишком поздно; кинулись наутек, однако тот, что повыше - им оказался Леха Гапон - был им перехвачен, повален, и завязалась борьба. Будучи сильнее, Леха вывернулся, сел на Андрея верхом; тот исхитрился схватить противника за мизинцы обеих рук, что не позволяло последнему ни ударить, ни удрать, пока не подоспели остальные (они загорали на противоположном берегу и были Андреем оповещены)

Подоспевший первым, Ванько сгреб Гапона за брючной ремень, приподнял и поволок к одежде. Когда, по знаку Андрея, Марта отпустила Тобика и прибежала сама, то увидела такую картину: диверсант - она узнала его сразу - зубами разгрызал узел, завязанный на рукаве мишиной рубашки; Андрей держал за ошейник пса, ощетинившегося и злобно рычащего, словно тоже видел в Лехе лютого врага. Как только "диверсант" пытался развязывать "сухарь" без помощи зубов, его одергивали:

- Без рук! Иначе отпущу волкодава...

Тот брезгливо крутил носом, сплевывал, но ослушаться боялся.

- Полегче клыком орудуй! - требовал Миша. - Продырявишь - свою отдашь, понял?

- А че это ты раз-пораз сплевываешь? - ехидно подкусывал Борис. Примочка соленая или чересчур вонючая?

- Че, обписал и сам не рад теперь?

- Это, наверно, Гундосый ему удружил: у него, говорят, моча дохлятиной воняет.

Не отвечая на издевки, Леха наконец-таки с узлом справился.

- Миш, проверь: что-то рукав подозрительный, - посоветовал Борис. Тот встряхнул - из него вывалилась помятая, мертвая уже лягушка.

- Ну и ну, воще! Хотели мне козу заделать, а вышло - себе же, - не без злорадства заметил хозяин рубашки. - Но покарать все одно надо.

- Обизательно! Загнуть салазки и надавать по ушам, - предложил Борис,

- Других предложений не будет? - спросил Ванько, прочтя что-то на лице Марты.

- Можно мне сказать? - попросила она слова. - Применять силу, когда нас много, а он один... по-моему, нечестно. Если уж и наказывать, то как-то по-другому.

- Тогда, - вышел с вариантом Борис, - ихним же салом да по его же мусалам.

- Точно! - подхватил идею Миша. - Завязать на его рубахе сухаря с той же начинкой.

- Тебе, Леха, что больше по душе - салазки илу сухарь? - предложил на выбор Ванько.

- Хай будэ сухаря... Тилькэ биз жабы и прымочкы. Я и вам так хотив, та Гаврыло пидбыв, - попытался подсудимый переложить вину на дружка. - А може так отпустэтэ, га?

- Хитрый какой, воще!

- Может и правда простим на первый раз? - предложил Ванько, не жадный на расправу. - Они нам давно уже не вредят, целый год в мире живем.

- Еще вобразит, что мы стали бояться, когда батько старостой заделался, - не соглашался Миша.

- И то верно, - подтвердил Борис. - Скидавай рубаху.

- Бильш нэ буду, ий бо! Отпустить... - запросился проштрафившийся

- Мишок, простим? Он и так сам себя наказал уже.

- Первый и последний раз! - уступил-таки тот.

Диверсанта отпустили с миром. Однако, отойдя на безопасное расстояние, Леха обернулся, скрутил дулю и мстительно процедил:

- Ось вам, бачилы? Я вам еще покажу!.. - И задал стрекача.

- Видали ж-жупела? Вот и прощай таких!..

- Вот теперь ты слово "жупел" употребил к месту, - заметила Марта. - А к коршуну и хрюшке оно никак не подходило.

- Эт-то еще почему? - возразил Борис.

- Насколько я знаю, жупел -это что-то такое, чего следует бояться. Ну, вроде страшилы или пугала.

- Эт точно? Тогда оно и к Лехе не подходит: мы его нисколько не боимся.

- Кому как, а мне обратно жарко, - перевел Миша разговор на другую тему. - Айда, еще поныряем с вербы! И чтой-то слив хотца.

- Ты не желаешь сигануть разок-другой с вербы? - предложил Андрей ученице. - С камерой. Безопасно и знаешь, как интересно!

- Не-ет... я боюсь!

- Тогда забери одежу и дуй на наше место, а я поныряю. Но без камеры в воду не лезь!

- А ты недолго, ладно? Миша, ты почему рубашку не оставил? Давай, я ее постираю.

- Рукав? Я сам застираю. А потом принесем в ней слив для тебя. На той стороне сад и есть годнецкий сорт: белые, аж золотистые, и сладкие, как мед. Ты таких еще не пробовала!

- Спасибо, Миша! С удовольствием попробую. Идем, Тобик, сплаваем с тобой наперегонки, - сказала оставшемуся при ней верному другу.

Вскоре вернулся Андрей, и они долго еще продолжали нырять, играть в догонялки, перекликаться под водой, отогреваться на солнышке и снова бултыхаться до посинения.

Возвращались домой, когда порядком утомленное солнце готовилось утонуть в саду с медовыми сливами. Трое ребят, не заходя домой, отправились за малышней к Вере, а Андрей задержался "помочь отвести козу".

Она была привязана там же, где не так давно он заподозрил было в ней ведьму. При этом, как всегда, ухитрилась десятиметровую веревку почти всю намотать на кол.

- А че вы держите не корову, а козу, - хлопот меньше? - поинтересовался он, разматывая.

- Это ради меня: козье молоко не только вкусное и жирное, но еще и лечебное. Особенно с майским медом. В детстве я была болезненной и хилой, а сейчас ты бы сказал обо мне такое?

- Конешно нет! Сичас ты выглядишь, как... бутончик расцветающей розы, нашел он нужное сравнение. - Козье молоко, наверно, еше и красоты прибавляет.

- Спасибо за комплимент...

- Не комплимент, а точно: таких красивых, как ты, - поискать! - Марта зарделась счастливым румянцем, смутившись от такой оценки; присела перед Машкой на корточки и ласково поглаживала ее морду.

- А ведь это она нас с тобой познакомила, помнишь?

- Еще бы! Я ей за это благодарна, а ты?

- И я. По гроб жизни. - Они прошли под старую вербу, где не могли быть никому видны. Андрей приник к ее плечу щекой. - Горячее. И покраснело. Завтра нельзя будет дотронуться. Хорошо, ежли не облезет кожа.

- Не облезет: я не первый раз принимаю солнечные ванны. Мы у Веры в ваше отсутствие загораем в одних трусах.

- Мне б не хотелось, чтоб и у тебя носик облез, как у нас с Мишкой. Он нежно водил пальцем по ее порядком уже загоревшим щекам, стоя напротив так близко, как это делают только влюбленные. Готовился ее поцеловать, но она опередила, чмокнув в щеку. Тогда и он, обняв за талию, расцеловал в обе и даже коснулся губ. - Мы ж с тобой не чужие...

- Я сегодня такая счастливая! - призналась она. - И потому, что чудесно отдохнула, научилась плавать и что целый день рядом был ты.

- У меня тоже седни лучший день в жизни!

Столь содержательная беседа длилась бы, надо полагать, без конца, если б не дела. Она повела начавшую блеять козу, а он припустился за Васяткой.

Ванька разбудила скрипнувшая дверь. В комнате еще не рассеялся утренний сумрак, а мать уже одета по рабочему.

- Мам, почему так рано? - удивился он.

- Далеко, сынок, идти. - Она присела рядом. - Аж под садбригаду. Надо успеть к восходу, за опоздание можно и плетки схлопотать.

- Пусть, гад, токо тронет! - погрозил сын. - На тебя и так уже жалко смотреть. Может, мне отработать какой раз?

- Боже упаси! - испугалась Агафья Никитична. - Мы радуемся, что хуть детей не трогает, а ты такое говоришь. Вы столько добрых дел переделали женщины не нарадуются. Лучше уж помогайте по хозяйству. Седни что собираетесь делать?

- Нашу картошку выкопаем.

- Пора уже, сынок. Хватить ей в земле лежать, а то и куста не будет видно. Токо вы сразу и отсортировывайте: крупную отдельно, помельче - на семена, мелочь, если будет, тоже не оставляйте; зима будет трудная, все подберет.

- Сделаем, мам, в лучшем виде, - заверил он.

Управившись с яслятами, ребята собрались у Ванька, и работа закипела. Уйдя в отрыв, хозяин освободил мешки и сам принялся за выборку.

- Вань, слышишь: Туман на кого-то злится, - заметил Андрей. - Вроде как на чужака.

- Кошка чья-нибудь... Он их терпеть не может.