В конце апреля авангард на танках захватил оборонительную позицию японцев у города Пегу. Здесь пришлось остановиться, потому что японцы послали из близлежащего Рангуна подкрепления, чтобы задержать дальнейшее продвижение союзников. И лишь тут Нугунг добрался до большого бидона с водой, смешанной с ароматным соком сахарного тростника. Напившись, он передал бидон Томлину с довольной усмешкой и словами:

— Этого хватит до конца войны!

Над городом кружил маленький самолет, в котором сидел генерал Слим. С воздуха он мог видеть, как войска на западном фланге его армии остановились перед Проме, готовясь к штурму. Между этими войсками и частями, наступавшими из Аракана, уже был установлен непосредственный контакт. Генерал с воздуха наблюдал и за Рангуном. Он видел пожары и в некоторых местах скопления войск, в том числе и в гавани. Между Пегу, где находился его авангард, и Рангуном было еще сто километров.

— Да что это там! — прорычал он, не подумав, что его шлемофон включен. Летчик неправильно понял вопрос и ответил:

- «Харрикейн», сэр. Три из них прикрывают нас, на тот случай, если где-то тут есть аэродром с японскими «Зеро».

Его замечание касалось машины, летевшей на некотором удалении по диагонали к ним и сейчас заходившей на крутой вираж. В самолете сидел капитан Тим Слайверс, летавший на такой машине еще с самого начала войны. Ее крылья слегка блеснули на солнце, когда он пролетел мимо самолета Слима.

— Но зачем он занимается этим высшим пилотажем? — хотел узнать генерал.

Пилот показал на датчик топлива и ответил:

— Время поворачивать назад, горючка наполовину закончилась, сэр.

Слим согласился. Он увидел достаточно. Как раз пришло время узнать у Маунтбэттена о развитии операции по освобождению Рангуна ударом с моря.

После посадки в Акьябе Тим Слайверс очень тщательно осмотрел машину и увидел несколько пробоин в задней части фюзеляжа.

— Зенитка, — сказал он, когда, сидя в столовой полевого аэродрома, переделанной из бывшей палатки японского склада, пил довольно разбавленное индийское пиво, и к нему подсел Соундерс, все еще летавший на «Москито» на воздушную разведку.

Слайверс закурил. — Я думаю, японцы хотят защищать Рангун в ста километрах севернее. Туда свезли много всякого оружия и грузов. Я заметил попадания. Но генерал, несомненно, ничего не почувствовал в своей «этажерке», хотя в нее тоже попали. Если судить по дымному следу.

Они оба знали, что война в Бирме близится к финалу. Сто километров это не расстояние для боеспособных моторизованных войск. А у японцев уже не было почти никакой возможности использовать самолеты. Мингаладон, аэропорт Рангуна, был последним аэродромом, которым еще можно было пользоваться. А до аэродромов в Таиланде было слишком далеко.

— Завтра мне снова в полет над Рангуном, — заметил Соундерс. — Большие корабли десантного флота должны быть далеко из-за прибрежного мелководья. Сегодня над Элефант-Пойнтом десантировали с парашютами батальон гурков, и они, похоже, взяли дело в свои руки, судя по тому, что я там увидел. Ты еще помнишь Элефант-Пойнт?

— Я там частенько буксировал мишени для зениток, — ответил Слайверс и заказал еще пива.

Элефант-Пойнт был своего рода замком — фортом, запиравшим устье реки Рангун, восточного рукава Иравади, впадавшей в залив Мартабан. Скопление бетонных блоков и открытых артиллерийских позиций, блокировавшее подступы к городу со стороны моря.

Японцы до последнего времени держали там достаточно крупную воинскую часть. Теперь их концепция обороны полностью развалилась. Генерал Слим узнал об этом, когда беседовал с Маунтбэттеном о ситуации, сложившейся сейчас на побережье перед Рангуном.

Десантная операция готовилась много недель. Для ее поддержки даже были вызваны соединения крупных кораблей, но из-за недостаточной глубины в полном ила и грязи устье реки им пришлось оставаться далеко от берега. Видимо, из-за какой-то навязчивой идеи штаб выбрал в качестве условного названия этой операции слово «Дракула». Большинство простых солдат наверняка понятия не имели, что означает «Дракула».

Сначала несколько сотен гурков были десантированы с воздуха на парашютах в районе Элефант-Пойнта, который до этого был накрыт искусственной дымовой завесой. Примерно батальон почти неутомимых бойцов, одних из наилучших в армии. Но их задача по овладению фортом оказалась не самой сложной в сравнении с тем, через что они уже успели пройти в Бирме.

Через дым от дымовых бомб навстречу им бил лишь сравнительно слабый огонь обороняющихся. Гурки немедленно начали поливать укрепления из огнеметов, после того как их минометы «вспахали» местность. В амбразуры бункеров летела взрывчатка, за нею следовали языки пламени, вырывавшиеся из огнеметов. Но к удивлению гурков сопротивление японцев оставалось слабым.

Объяснение нашлось после того, как маленькие солдаты из Непала подорвали бункер и вошли в него. На этой ключевой позиции, защищавшей реку Рангун и с нею весь порт от нападений с моря, было всего тридцать семь японцев. Только один из них выжил, да и тот раненый.

От этого японца гурки узнали, что верховное командование уже несколько дней назад, когда создалась угроза Пегу, перебросила туда из Рангуна свой столичный гарнизон. Японцы, похоже, совсем не рассчитывали на десант с моря и пытались отразить наступление противника у Пегу, чтобы обеспечить себе путь отхода в Сиам.

На самом деле десантирование 26-й индийской дивизии, ждавшей сейчас на транспортах у побережья приказа грузиться в десантные катера, было одной из сложнейших морских десантных операций за всю войну. Из-за недостаточной глубины, не позволявшей подойти близко к берегу, соединения тяжелых кораблей вынуждены были стать на якорь в пятидесяти километрах от берега. Это означало, что корабельные пушки большей частью никак не смогут оказать десанту огневую поддержку до и в ходе высадки, а также очень существенно удлиняло путь десанта до побережья. Расстояние это превосходило ширину пролива Па-де-Кале между Дувром и Кале — поездка длительностью пять часов в десантных катерах по неспокойному морю. Когда солдаты карабкались в катера, разразилась еще и сильная грозовая буря. Большинство страдало от морской болезни, а если нет, то промокли до костей.

В это время они еще не знали об исходе боя гурков-парашютистов у Элефант-Пойнта.

Перед полуднем 29 апреля 1945 года уинг-коммандер Соундерс в очередной раз осматривал крылья своего «Москито». Из штабной палатки к нему подошел его напарник, наблюдатель лейтенант Стивенс. Стивенс был моложе Соундерса, но страшно страдал от духоты, непосредственно предшествующей муссону. Воздух казался буквально заряженным электричеством.

Стивенс залез в кабину и поторопил его:

— Ну, давай, нам нужно охладиться!

Соундерс немного подождал. В таких полетах не однажды случалось, что незаметно для себя получишь пробоину. Стоит наземному персоналу ее тоже не заметить, и следующий полет может обернуться катастрофой.

— Тебе следовало попросить перевести тебя в Гренландию, — посоветовал Соундерс своему наблюдателю. — Этого бы тебе хватило, чтобы освежиться!

Он не нашел в «Москито» пробоин, и после взлета почувствовал облегчение, когда вентилятор наконец начал закачивать в кабину прохладный воздух.

Пролетая над Мингаладоном, аэропортом Рангуна, Соундерс после испытующего взгляда недоверчиво наклонил вниз голову и спросил по внутренней связи своего наблюдателя:

— Зенитки?

— Не видно, — последовал ответ.

— Их там нет! А самолеты?

— На земле нет. В воздухе тоже нет.

— Ну и что это значит? — встревожился Соундерс. Аэропорт этот был одним из последних, еще остававшихся в руках японцев. Неужели это обманный маневр?

— Война окончилась, а мы не услышали последнего выстрела, — поддразнил наблюдатель.

— Я тебе дам! Подготовить камеру, нам придется иметь что-то на руках для аналитиков!

Он уже летел почти над самим городом. Расстояние составляло лишь несколько километров. Но и здесь не было огня зениток. Никаких разрывов снарядов, никаких дымных следов. Соундерс спустился ниже. Внизу находился похожий по форме на звезду комплекс зданий, который знал каждый, кто хоть когда-то служил в Рангуне — городская тюрьма. Черные крыши. На одной из них латинские буквы.