Дэнуц вытащил из кармана коробку с шоколадом и положил на стол.

"Она мне не нужна! Раз так, пусть!.. Погодите, я вам покажу!.."

Громко, необыкновенно звонко и решительно Дэнуц произнес великие слова:

- Да, дядя Пуйу, я поеду с тобой в Бухарест. Я так хочу.

- Браво, Дэнуц, браво! Вот это я понимаю! Иди, я тебя поцелую.

- Дэнуц! - вскрикнула госпожа Деляну, которая заглядывала в полуоткрытую дверь, но не решалась войти, точно ожидала результатов операции.

"Что я сделал?"

Подобно утренней росе, Фэт-Фрумос растворился в потоке слез, хлынувших из глаз Дэнуца.

- Алис! Иди сюда, Алис! Дело сделано! Да здравствует наш Дэнуц! Бутылку котнара!

- Ничего, ничего, родной мой, все будет хорошо, - утешала сына госпожа Деляну, обнимая его так, как, вероятно, обняла бы на перроне темного вокзала, услышав гудок паровоза, который должен был увезти его на войну.

* * *

В один миг столовая полностью преобразилась. Профира, получив соответствующее приказание, живо сняла со стола скатерть с пеплом и крошками, подмела пол, недружелюбно поглядывая на шуструю Анику, которая приносила и уносила тарелки и столовые приборы, постукивая ими, словно кастаньетами. Другая скатерть, белая, вышитая, покрыла стол, придав ему воскресный вид. Герр Директор помогал госпоже Деляну, с галантным видом поправляя края скатерти.

Господин Деляну спустился в погреб. Дэнуц, сидя неподвижно на стуле, с серьезным и отсутствующим видом наблюдал за всей этой суетой, точно статист за сменой декораций пьесы, в которой он тоже является декорацией.

- Алис, бьюсь об заклад на икс килограммов засахаренных каштанов, что у тебя не найдется бисквитов к шампанскому.

- Ты думаешь? Вот, полюбуйся...

На верхней полке буфета, рядом с традиционной корзинкой мускатного винограда и миндаля, горой высились посыпанные сахарной пудрой бисквиты, словно желтые весла в праздничной ладье.

- Я проиграл. Приказывай!

- Когда начнется сезон каштанов, ты пришлешь нам из Бухареста целый вагон... А мы устроим пир на весь мир. Верно, Дэнуц?

- Что?

- Ничего... Мама болтает глупости.

Сердце у нее сжалось... Когда созреют каштаны, Дэнуц уже будет в Бухаресте... Пустота в доме, пустота в душе...

Послышались удары ногой в дверь.

- Откройте!

Аника распахнула дверь. Задыхаясь, в шляпе и пальто, накинутом на плечи, вошел господин Деляну.

- Это для Алис и для детей.

- Какого года?

- Ммм, девятьсот шестого.

- Принято, - воскликнул Герр Директор, внимательно изучавший этикетку, в то время как его пальцы исследовали пробку с проволочной сеткой.

- Григоре, взгляни...

- Счастлив видеть настоящую пыль на бутылке с вином!

- ...на бутылке с вином из Котнара, - уточнил господин Деляну тоном непревзойденного знатока геральдики.

- Посмотрите, что вы сделали с моей скатертью!

Посреди стола господин Деляну поместил бутылку, подложив под нее салфетку. Темная бутылка с залитой воском пробкой была покрыта пылью и паутиной, накопившимися за те годы, что она стояла в погребе.

- Аника, пойди в комнату к девочкам и позови их.

- Давайте садиться за стол.

- Как мы рассядемся?

- Дэнуц со мною рядом, - решила госпожа Деляну, обнимая сына за плечи.

- Значит, меня вы гоните вон! - возмутился Герр Директор.

- Ты сядешь поближе к шампанскому. А мы, молдаване, - вместе с Дэнуцем и котнаром.

- Отрекаюсь от Сатаны!

- Зато он не отрекается от тебя!

- А где же Ольгуца? - обратилась госпожа Деляну к Монике.

- Tante Алис, Ольгуца... Ольгуца говорит, что она спит, - прошептала Моника, почти проглотив слово "говорит".

- Это не годится. Ольгуца должна обязательно быть здесь.

- У нее голова болит, tante Алис.

- Ну-ка, пойду посмотрю, что с ней, - поднялся господин Деляну, чувствуя, что здесь что-то нечисто.

Можно войти?

- ...

- Ольгуца.

Господин Деляну приоткрыл дверь, огляделся и тихонько направился к постели Ольгуцы.

- Ты спишь? - спросил он, гладя ее волосы.

- Нет, - ответила она, не открывая глаз и не разжимая стиснутых кулаков.

- У тебя болит голова?

- Нет.

- Тогда почему ты отказываешься выпить бокал шампанского за Дэнуца?

- Не хочу.

- Посмотри-ка на папу.

Из-за черных ресниц сверкнули черные глаза. И, словно открытые глаза непременно требуют от человека определенной позы, Ольгуца поднялась и села на кровати. Она смотрела, не мигая, прямо перед собой.

- А! Я вижу, ты огорчена! Ну-ка скажи папе: что случилось?

- Я правда огорчена.

- Почему?

- Потому что я права.

- Да ведь это радость, Ольгуца, а не огорчение!

- Нет. Я права, а ты нет... а я хочу, чтобы ты всегда был прав.

Господин Деляну с трудом сдерживал улыбку. Ольгуца погрозила ему пальцем: это означало, что обида проходит.

- Ну-ка, объясни в чем дело.

- Папа, - сердито сказала Ольгуца, - кто я по-твоему?

- Ты-ы? Моя дочь.

- А еще кто?

- Дочка своей мамы.

- А кто еще, папа?

- ...приятельница деда Георге.

- Перестань, папа! Тебе хочется меня рассмешить, а мне не до шуток! Ну, скажи, папа.

- Я уже дошел до конца! Скажи лучше ты сама.

- Папа, а кто по-твоему Дэнуц?

- Ага! Твой брат.

- Так, значит, он мой брат?

- Конечно.

- Папа, ведь Дэнуц для меня такой же родственник, что и для вас с мамой?

- Да, Ольгуца, - улыбнулся господин Деляну.

- И, значит, если бы я была такой же взрослой, что и мама, я была бы мамой Дэнуца?

- Да. У него было бы две мамы. Бедняга!

- Папа, я ведь не шучу... Значит, я его сестра только потому, что я маленькая...

- Нет, Ольгуца! Ты сестра Дэнуца, потому что вы оба наши дети.

- Конечно, папа. А я что говорю!.. Значит, я все равно что мама для Дэнуца, только я маленькая, а мама большая. Но и я тоже буду большая.

- Ты обиделась на папу за то, что он отправляет Дэнуца в Бухарест?

- ...

- Скажи, Ольгуца, ты ведь знаешь, что папа тебя слушает с большим интересом.

- Папа, а почему вы меня не спросили?

- Ты очень любишь Дэнуца?

- Конечно!.. Я его сестра. Но почему вы меня не спросили?

- ...Право, не знаю!.. Уж таковы родители, Ольгуца: нет у них доверия к детям. И, возможно, они не всегда... правы.