Она продолжает жаловаться, но дает сигнал служанкам подавать закуски. Когда тарелки расставлены, она снова заговаривает.

— Над чем вы смеетесь? — Спрашивает она, глядя на нас с Чезаре. — Теперь вам предстоит очистить имя нашей семьи, женившись на хороших девушках мафиози. Я даже подумываю пригласить Эмилию к нам на ужин завтра вечером, она отличная девушка. Я надеялась, что в какой-то момент Витторио обратит на нее внимание, — с отвращением говорит она.

— Неужели ты перестала надеяться на чудо для Клары, мама? Ты уже подыскиваешь другую невесту для Чезаре? Или это Джанни? — Спрашиваю я, притворяясь непонимающим, прежде чем запихнуть в рот брускетту.

— Не богохульствуй, Тициано! Но, конечно же, нет! Клара проснется, когда святым угодникам будет угодно.

— Никогда, — шепчу я Чезаре, и он поджимает губы, чтобы скрыть улыбку.

Думаю, даже семья невесты моего брата не верит, что она может очнуться после почти тринадцати лет комы.

— А Джанни еще слишком молод, чтобы жениться. — Мама продолжает, не обращая внимания ни на комментарий, ни на реакцию. — Эмилия для тебя.

— Ах, мама! Имей сердце! Разве я хочу жениться на таком безвкусном существе, как Эмилия? — Я фыркаю. — А Джанни через несколько месяцев исполнится тридцать, может, ты уже сейчас начнешь подыскивать ему жену, — предлагаю я, и глаза младшего сужаются на меня.

Я подмигиваю ему, а затем возвращаюсь к своей тарелке, и пока моя мама продолжает рассказывать о том, как неуместна жена ее старшего сына, мне интересно, как Рафаэла отреагирует на мамины насмешки, потому что я не сомневаюсь, что ей тоже будет что сказать о моей будущей невесте.

Дочь повара?

У Анны Катанео наверняка случится сердечный приступ, когда она узнает об этом. Девочке Витторио свойственно "голову вверх и рот на замке" в общении с мамой во время семейных ужинов. На самом деле, такого шумного ужина, как сегодняшний, у нас не было с тех пор, как Габриэлла стала его посещать. Я очень сомневаюсь, что Рафаэла будет повторять поведение своей подруги, как за столом, так и вне его. Я сжимаю губы, сглатывая смех. Дни и ночи в поместье скоро станут намного интереснее.

***

— Ты пошел со мной, чтобы побыть в тишине? — Спрашиваю я, выдыхая дым из сигареты и высовывая руку из окна движущейся машины.

Чезаре в ответ приподнимает уголок рта, и я недоверчиво сужаю глаза. Это не редкость, когда мы едем в одной машине, но обычно это означает, что нам есть что сказать друг другу. И поскольку именно он отказался от использования собственного автомобиля после сегодняшнего ужина, я подумал, что он хочет о чем-то поговорить.

— Мне просто интересно... — начинает он тоном, источающим насмешку, — почему ты не избавил нашу маму от страданий? Или других людей за столом во время ужина?

Я еще больше сужаю глаза, размышляя, понял ли я между строк то, что только что услышал.

— Что ты имеешь в виду?

— Я слышал, ты собрался жениться. Ты должен был сообщить эту новость второму, наиболее заинтересованному лицу, поскольку у тебя нет разрешения на первое.

— Что за сплетник, сукин сын! — Восклицаю я, возмущаясь.

Я смотрю на переднее сиденье, где находятся водитель и один из моих доверенных людей, затем перелезаю через перегородку внедорожника и снова оказываюсь лицом к лицу с братом, сидящим на сиденье напротив меня.

— Кто бы мог подумать, что дон и его элита занимаются этим, когда никто не смотрит? Сплетники.

Чезаре откидывает голову назад, упирается ею в спинку сиденья и разражается громким смехом.

— Это была скорее жалоба на то, что ты любишь тратить его время впустую, — объясняет Чезаре, проводя рукой по густой бороде. — Витто действительно не воспринял тебя всерьез. — Я фыркаю, и Чезаре некоторое время смеется, но когда понимает, что мне тоже не до смеха, выгибает шею и хмурится. — Ты...

— Я серьезно? — Перебиваю его. — Очень серьезно.

Мой брат несколько секунд держит рот открытым, как будто его мозг с трудом обрабатывает информацию.

— Кто? — Спрашивает он.

— Рафаэла.

Он снова не отвечает мне сразу, и на этот раз я отчетливо вижу, что он пытается вспомнить, о ком я говорю.

— Служанка, которую ты не смог заполучить?

— Она горничная, — подтверждаю я, делая очередную затяжку сигареты.

— Ах! Ну это все меняет. — Начинает он, улыбаясь. — Если до кого-то дойдет слух, что для того, чтобы довести тебя до алтаря, достаточно отказаться раздвинуть ноги, ты больше никого не получишь.

Я цокаю языком, не обращая внимания на провокацию.

— Насколько я помню, в Саграде есть целый квартал, где с этим не будет проблем, и мы направляемся именно туда.

Чезаре смеется сквозь сомкнутые губы.

— Взрослый, целеустремленный человек не должен ходить на Виа дель Потере в развлекательных целях.

— Так что поэтому хорошо, что я просто намерен жениться, а не брать на себя обязательства.

05

РАФАЭЛА ЭСПОЗИТО

— Не понимаю, на что ты жалуешься! Это хорошее дело!

Мама делает два шага в сторону, когда я пытаюсь обойти ее, чтобы пройти в кабинет отца. Мы танцуем этот надоедливый танец уже почти пятнадцать минут, с тех пор как я устала пытаться образумить ее. Я потратила последние два дня на эти попытки, но безрезультатно. София Эспозито действительно решила, что проведет меня к алтарю с тем, кто не должен быть назван, чего бы это ни стоило, даже моей репутации. И сколько бы я ни говорила ей, что этот дьявол не женится на мне, она мне не верит.

Святые угодники! Как я устала от этих разговоров.

Я бы отдала все, чтобы запереться в своей комнате, и чтобы меня сопровождала только тишина, но мои выходные дни закончились, и я должна вернуться в особняк сегодня.

Отец - моя последняя надежда разобраться во всем. Он должен иметь другую точку зрения. Он не может не иметь.

— Хорошо, ты не обязана понимать. Могу я пройти, пожалуйста? — Спрашиваю я сквозь стиснутые зубы, пока она продолжает охранять дверь кабинета, словно дракон из детской сказки.

— Мы не должны были разрешать тебе ехать в Нью-Йорк. Ты забыла свое место! — Обвиняет она, и я отворачиваюсь.

Я качаю головой из стороны в сторону, пытаясь справиться с горечью, охватившей меня. Услышанное от собственной матери не должно застать меня врасплох и, главное, не должно ранить, но это так. Я не выбирала поездку в Америку, чтобы учиться, но было очень легко притворяться, что это я решила отдалиться, так же легко, как дышать. Тяжело было, когда по окончании учебы у меня отняли мою фантазию.

Моя учеба была эквивалентом стоматологической процедуры для лошади, которую собираются продать. Еще одна полировка товара, который моя семья неустанно полировала последние несколько лет, чтобы получить лучшую цену, когда придет время продавать: меня. Так что я умела мастерски притворяться, но никогда не могла забыть о цели всего этого. А такое не забывается, как ни старайся.

— И что это за место?

— Это твой шанс стать второй леди Саграды, Рафаэла! Не будь глупой! Не упускай его, — требует она, а потом вздыхает.

Глупой? Это она говорит что-то вроде "второй леди", а я должна перестать быть глупой? Какой абсурд!

Я опускаю голову и молчу, словно размышляя над этим. Угу, это хорошо. Я делаю маленький шаг к маме, и она недоверчиво смотрит на меня, пристально сузив глаза.

— Я... — начинаю я, но делаю паузу, как будто смущаясь. Она ждет, что я продолжу, и, когда я этого не делаю, решает воспользоваться паузой.

— Я знаю, что это может быть... трудно... Для такой девушки, как ты. — Для такой девушки, как я? Что это значит? Кто-то со здравым смыслом? — Но это шанс, которого мы ждали всю твою жизнь, дочь моя. На самом деле, это гораздо больший шанс, чем мы думали. Заместитель начальника! — Взволнованно восклицает она. — Еще несколько лет назад такое было бы просто немыслимо.

Я сдерживаю ответ, который хочу дать, – это все еще немыслимо. Но слова повисают на кончике языка, и я их проглатываю.

— Может быть, — говорю я вместо того, что мне действительно хочется, делая еще один маленький шаг вперед.

— Посмотри на свою подругу, дитя мое! Она была пленницей дона, а теперь стала его женой. Священная королевская семья не в восторге от этого, но сейчас самое время воспользоваться этим! Если иностранка может стать первой леди, то такая породистая, как ты, уж точно может выйти замуж за заместителя начальника, невзирая на ущербность твоего происхождения, — уверяет она меня. А у меня все силы уходят на то, чтобы не закричать, когда меня называют чистокровной.

Боже! Она виновата в моем проклятом рождении! Что она имеет в виду под ущербностью? Моя мама сошла с ума, другого объяснения нет.

— Неужели? — Я выдавливаю это слово изо рта, придвигаясь чуть ближе к двери, но мама даже не замечает этого, потерянная в своих выходках.

— Вы с Габриэллой начали работать в доме в один и тот же день! Это дело рук Святых! Знак! Вам двоим суждено быть вместе на вершине!

Бред. В данный момент нет другого слова, которое бы лучше характеризовало мою мать. Она бредит.

Стать действительно подругой человека, который раньше был моим коллегой по работе, наверное, было бы странно с кем-то другим, но только не с Габи. Когда мы встретились, мы были двумя неудачницами: я - той, кто была частью этого мира, но чувствовала себя не в своей тарелке после долгих лет отсутствия, а она - иностранкой. Мы делали все возможное, чтобы сделать повседневную жизнь друг друга менее странной, и даже после того, как за последний год наши статусы изменились на сто восемьдесят градусов, я никогда не чувствовала ничего, кроме благодарности за то, что мы можем оставаться рядом.

— Возможно, да... — Я замолкаю, когда моя хитрая работа наконец-то приносит плоды.

Я тянусь к дверной ручке и, неловким, но очень эффективным движением проскользнув под маминой рукой, практически врываюсь в папин кабинет.

В тесной комнате стоят два небольших книжных шкафа, шкаф для бумаг и старый письменный стол. Отцу не нужен кабинет, это мамина забота. По ее мнению, у важных людей есть кабинеты, поэтому ее мужу он необходим. Неважно, что на самом деле он всего лишь солдат Ла Санты, отвечающий за запасы оружия, и что после более чем тридцати лет службы – это, вероятно, последняя остановка в его карьере, самое дальнее место в иерархии, если, конечно, я не выйду удачно замуж, о чем мама мне постоянно напоминает.