Чтобы добраться до этих лесов, требовалось полдня езды, и поэтому Крайер была здесь всего один раз, почти 5 лет назад. Отцу нравилось охотиться на оленей, как и людям. Она вспомнила, как в тот вечер съела несколько кусочков горячей оленины с пряностями – набила желудок едой, которая ей не требовалась. Скорее ритуал, чем приём пищи. Основа отцовского Традиционализма: внедрение человеческих привычек и обычаев в повседневную жизнь. Он говорит, что так создаётся смысл, структура. В большинстве случаев Крайер принимала убеждения Эзода. Вот почему она называла его “отцом", хотя у неё никогда не было матери и она никогда не рождалась. Её заказали, создали.

В отличие от людей, всё, что нужно автому, это камень-сердечник. Если человеческим телам нужны мясо и зерно, автому нужен камень-сердечник: из особого красного минерала, пропитанный алхимической энергией; необработанный камень добывали глубоко в западных горах, а затем алхимики превращали его в мощный магический предмет. Именно так Томас Рен, величайший из людей-алхимиков, сотворил их почти 100 лет назад, создав Киру –первую. Автомы до сих пор моделировались по её образу и подобию.

Крайер пробиралась сквозь подлесок, держась в самой тёмной тени. Её шаги были бесшумны, даже когда она ступала по веткам и сухим листьям, рыжему ковру из сосновых иголок. Никто не мог услышать её приближения: ни олень, ни лось, ни даже другие автомы. Каждые несколько мгновений она останавливалась и прислушиваясь к звукам, издаваемым маленькими животными, пробирающимися сквозь кусты, шёпоту ветра, перекличкам полуденных птиц и старых ворон. Она старалась сдерживать сердцебиение. Если оно застучит, сигнал тревоги в задней части шеи прозвучит так громко, что услышат другие автомы – сбегутся все её гвардейцы.

Церемониальный лук оттягивал руку. Он был вырезан из цельного куска тёмно-красного дерева, отполирован до идеального блеска и инкрустирован прожилками золота, драгоценными камнями, костью животных. Три стрелы, вложенные в ножны за спиной, были не менее прекрасны: одна с железным наконечником, другая с серебряным, а третья с костяным. Железо – для силы, серебро – для процветания, кость – для двух тел, связанных воедино.

Щёлк. Крайер резко обернулась, уже зарядив стрелу и готовая выстрелить, но вместо этого столкнулась лицом к лицу с самим Киноком. Он застыл на полпути, частично скрытый массивным дубом, половина его лица была в тени, а другая – освещена водянистым солнечным светом. Каждый раз, когда она видела его, а теперь это случалось примерно по десять раз в день с тех пор, как он поселился в гостевых покоях отца, Крайер вспоминала, насколько он красив. Как и все автомы, он был высоким, сильным и широкоплечим, Созданным для того, чтобы быть прекраснее самого красивого человека. На лице играли свет и тени: высокие скулы, линия подбородка как лезвие ножа, тонкий острый нос. Его кожа была смуглой, но на оттенок светлее, чем у неё, тёмные волосы коротко подстрижены. Его карие глаза были острыми и изучающими – глаза учёного, политического лидера. Её жених.

Её жених, который целился стрелой с железным наконечником прямо в лоб Крайер.

Был момент – настолько краткий, что, когда она вспоминала позже, то её одолевали сомнения, – когда Крайер опустила свой лук, а Кинок нет. Одно-единственное мгновение, в течение которого они смотрели друг на друга, и Крайер чувствовала, как нервы слегка натягиваются.

Затем Кинок, улыбаясь, опустил лук, а она отругала себя за глупые мысли.

– Леди Крайер, – сказал он, продолжая улыбаться. – Вряд ли нам можно общаться, пока охота не закончится... Но с вами говорить намного приятнее, чем с птицами. Вы уже что-нибудь поймали?

– Нет, пока нет, – сказала она. – Надеюсь подстрелить оленя.

– А я – лису, – он сверкнул зубами.

– Почему это?

– Они проворнее оленей, меньше волков и умнее ворон. Мне нравятся достойные задачи.

– Понятно, – она пошевелилась, уловив далёкую возню кролика в подлеске.

Тени ложились пятнами на лицо и плечи Кинока, как лошадиная масть. Он продолжал смотреть на неё, последние остатки улыбки по-прежнему играли в уголках его безупречного рта.

– Желаю вам удачи с лисой, скир, – сказала она, готовясь выследить кролика. – Смотрите, не промахнитесь.

– Вообще-то, я хотел поздравить вас, миледи, – внезапно сказал он, – пока мы здесь, вдали от… дворца. Слышал, вы убедили правителя Эзода разрешить вам присутствовать на заседании Красного Совета на следующей неделе.

Крайер прикусила язык, пытаясь скрыть волнение. После многих лет унизительный просьб, отец согласился позволить ей присутствовать на заседании Совета. После нескольких лет изучения истории, философии, политологии, чтения и перечитывания книг из дюжины библиотек, написания очерков и писем, а иногда и маленьких лихорадочных манифестов ей наконец разрешат занять место среди Красных Советников – может быть, даже поделиться своими предложениями по реформе Совета. Как дочери правителя, участие в Красном Совете было её правом по рождению; оно столь же принадлежит ей, как и её Столпы. Ради этого её и создали.

– Наверное, вы правы, – продолжил Кинок. – Я прочитал открытое письмо, которое вы отправили советнице Рейке – о предлагаемом перераспределении представительства в Красном Совете. Вы правы в том, что, хотя в Зулле каждый район, кроме Варна, имеет право голоса, ни у одной системы ценностей нет права голоса.

– Вы читали моё письмо? – спросила Крайер, поднимая на него взгляд. – Его никто не читал. Сомневаюсь, что даже советница Рейка прочла.

Она не смогла сдержать нотку горечи в голосе. Это было глупо, но она думала, что советница Рейка всё же прислушается к её мнению. Её предложение заключалось в том, что Красные Советники, заседающие в отцовском совете, должны как-то учитывать интересы и людей, живущих в местах компактного проживания. Хотя она и недоумевала: когда Кинок повторил её выражение “система ценностей", не подразумевает ли он собственные ценности? Какие ценности он имеет в виду: те, которые сам пытается распространить с помощью Движения за Независимость, или ценности людей?

И всё же ей польстило, что он прочитал её письмо. Это означало, что в её предложениях больше силы и масштаба, чем она предполагала.

Она надеялась, что Рейка тоже прочитала письмо, но, не получив ответа, ей пришлось поверить в худшее – что Рейка считает её наивной и глупой. Иногда Крайер недоумевала, не того же ли мнения о ней и отец. Он так долго отказывал ей.

Но Рейка всегда проявляла некоторую слабость к Крайер. Как самый давний член Красного Совета, Рейка всегда была неотъемлемой частью жизни Крайер. Она довольно часто бывала во дворце. Когда Крайер была моложе, Рейка привозила ей маленькие подарки из своих путешествий: флаконы со сладко пахнущим маслом для волос, музыкальную шкатулку размером с ноготь большого пальца, странное тёмное лакомство – засахаренный камень-сердечник.

Крайер стала считать её за крёстную из книг для человеческих детей. Она не могла сказать этого Рейке или кому-либо ещё, настолько это была слабая и расплывчатая идея. Так что она просто подумала об этом про себя, и ей стало тепло.

– Что ж... – Кинок шагнул немного вперёд, свет скользнул по его лицу. Его ноги бесшумно ступали по одеялу из сухих листьев. – Я прочитал ваше письмо дважды. И я согласен с ним. Красные Советники не должны зацикливаться на округах; это приводит к дисбалансу и предвзятости. Вы упоминали об этом отцу?

– Да, – тихо сказала Крайер. – Но вряд ли он меня услышал.

– Всему своё время, – на её удивленный взгляд Кинок пожал плечами. – Нам предстоит свадьба, не так ли? Я на вашей стороне, леди Крайер, как и вы на моей. Верно?

– Верно, – с удивлением для себя сказала она, глядя на него.

Какие новые возможности могут открыться перед ней в этом браке? Уже несколько месяцев она считала брак не более чем затянувшимся политическим манёвром – неприятным, но в конечном счёте терпимым, как вонь гниющей рыбы на морском воздухе.

Ей и в голову не приходило, что она, возможно, обретает не только мужа, но и союзника.

– А коль скоро мы на одной стороне, вам следует кое о чём знать, – сказал Кинок, понизив голос, хотя они были совершенно одни, а вокруг не было никаких живых существ, кроме кроликов и птиц. – Недавно в столице произошёл скандал. Я знаю только потому, что был с советницей Рейкой, когда она узнала об этом.

Крайер засомневалась: ни для кого не было секретом, что советница Рейка ненавидела всех в Движении за Независимость, включая самого Кинока. Но её внимание привлекло другое слово.

– Скандал? – переспросила она. – Какой скандал?

– Диверсия акушерки.

– Что ты имеешь в виду под диверсией? – Крайер широко раскрыла глаза.

Акушерки были неотъемлемой частью процесса. Их создали в помощь мастерам, они являлись связующим звеном между мастером и создателем и помогали новым автомам адаптироваться к миру.

– Что же натворила эта акушерка?

– Подделала шаблоны для ребёнка знатного происхождения. Это катастрофа! Ребёнка создали неправильно. Получилось скорее животное, чем автом или даже человек. Его разум стал диким и жестоким. От него пришлось избавиться ради безопасности семьи дворянина.

– Ужас! – выдохнула Крайер. – Зачем акушерка так поступила? Это же безумие!

Она знала, что не всем людям нравится существующее положение.

– Неизвестно, – ответил Кинок. – Но, леди, вам следует кое-что знать.

В его голосе было что-то странное. Предупреждение? Трепет?

– Это было не первое её творение, – пояснил Кинок, встретившись взглядом с Крайер. – Она десятилетиями работала с аристократами Рабу.

Внутри Крайер, казалось, разверзлась пустота, но она не знала почему.