Его блестящие ботинки царапают асфальт, когда он подходит ближе. Я облокачиваюсь на свой байк и скрещиваю руки на груди. Он останавливается прямо передо мной и долго меня разглядывает, прежде чем наконец заговорить.

— Дерьмово выглядишь, Fratellino, — говорит он с легкой ухмылкой в голосе.

Я молчу, хотя все, чего мне хочется, это заорать на него за то, что он назвал меня этим именем, которое я так старательно пытался вычеркнуть из своей памяти. Прозвище, которым брат всегда называл меня, несмотря на то, что старше всего на несколько минут. Имя, которое слишком сильно отдает эхом прошлого.

— Нет, Fratellino. Отпусти ее, я тебя умоляю.

Прошлая мольба Рома снова эхом отдается в моей голове, а за ней следует мой крик отчаяния. Я почти физически ощущаю его руки, сжимающие меня, удерживающие на краю пропасти. Я изо всех сил пытаюсь отогнать эту картину, прежде чем она поглотит меня целиком, и просто смотрю на человека, с которым делю одно лицо, ожидая, когда он перейдет к сути своего визита.

— А, — он улыбается и делает шаг ближе. — Все такой же сильный и молчаливый, как я посмотрю. Рад, что особо ничего не изменилось.

— Чего тебе здесь надо, Ромео? — сквозь зубы выплевываю я, имея в виду не только это утро. Мне нужно, чтобы он наконец рассказал, зачем на самом деле пришел, и убрался с глаз долой. Смотреть на него невыносимо, и у меня нет ни малейшего желания разбираться с этой херней сейчас.

Он фыркает, тихо усмехнувшись, прежде чем подойти ближе.

— Раз уж я не слышал новостей от твоего босса больше недели и ты сливаешь мои звонки, я просто зашел поболтать, — говорит он, присаживаясь рядом со мной и облокачиваясь жопой на мой Harley. Я изо всех сил стараюсь не оскалиться в ответ, понимая, что это лишь приведет к вызову копов, когда мы неизбежно перегрызем друг другу глотки.

Причина, по которой он не слышал ничего от Оуэна, в том, что босс дал мне карт-бланш в вопросах работы с Ромом. В такие моменты я вспоминаю, почему уважаю своего президента клуба. Он доверяет мне настолько, что позволяет самому решать, будем ли мы работать с моим братом или нет. Даже если логически было бы правильнее согласиться, я знаю точно — если я скажу "нет", Оуэн примет мое решение без лишних вопросов.

Я внимательно наблюдаю за Ромео, пока он достает из кармана рубашки полупустую пачку сигарет. Постукивая ее о ладонь, он вытряхивает пару штук. Одну засовывает себе в рот, другую протягивает мне. Я морщусь и качаю головой в отказ. Он лишь пожимает плечами, убирает пачку обратно и шарит в кармане брюк, вытаскивая маленькую коробку спичек. Спичка шипит и загорается, когда он чиркает ею, поднося огонь к кончику сигареты. Он глубоко затягивается, и на его темном лице появляется выражение эйфории.

Он выпускает вонючий дым и держит тлеющую сигарету перед собой. Смотрит на нее, но обращается ко мне.

— Дом постоянно твердит мне, что пора бросить, но, черт побери, как же это хорошо, — говорит он, упомянув имя, которое я не слышал уже много лет.

Доминик Морелли — один из наших ближайших кузенов, и, скорее всего, правая рука Рома. Обычно правая рука — это тот, кто по прямой линии связан с Боссом, но так как я не хочу иметь ничего общего с семьей или этим званием, оно, скорее всего, перешло к ближайшему родственнику. Я понимаю, почему Ром выбрал его для этой роли. Дом всегда был больше похож на брата для нас и, пожалуй, был самым нормальным человеком в нашей семье. Я не видел этого ублюдка уже много лет, и в какой-то момент начинаю задумываться, как у него дела. Но спросить у Рома не осмеливаюсь. Не хочу, чтобы он подумал, что я скучаю по дому.

— А еще, шансы дожить до пятидесяти у меня почти нулевые. Так что почему бы не насладиться мелочами, которые однажды меня убьют? — Он улыбается мне и затягивается еще раз. — Мне нравится ощущение смерти на губах. Это заставляет меня чувствовать себя живым, — выдыхает он.

За моей спиной слышатся приглушенные слова Софи, доносящиеся из-под жилетки. Раздражение вспыхивает во мне, когда Ром поворачивается и смотрит на нее. Желание выдернуть телефон из-под кожи и выключить его становится почти невыносимым. Почему-то само присутствие Рома, который подслушивает ее, не зная этого, кажется огромным нарушением личного пространства.

Да, конечно. Я усмехаюсь про себя. Как будто мое подслушивание не так же плохо, если не хуже. По крайней мере, Ром не хочет воспользоваться ею, в отличие от меня.

— Ах, какой хитрец, мой братец. Похоже, я недооценил способности твоего клуба к скрытным операциям, — кивает он в сторону телефона. — Чем занимается прекрасная Софи этим вечером?

Глаза моментально заливает красным, как только он открывает рот. Мои скрещенные на груди руки напрягаются, когда я сдерживаю дикое желание размазать его по асфальту только за то, что он вообще произнес ее имя.

— Не твое ебаное дело, — рычу я, капля за каплей выдавливая яд из каждого слова. Челюсть сводит, ноздри раздуваются, а на его лице расползается мерзкая ухмылка. Белоснежные зубы сверкают на мгновение, прежде чем он отворачивается.

— Все такой же предсказуемый, — цокает он языком и затягивается еще глубже.

Я не даю ему удовольствия получить ответ. Отталкиваюсь от байка и встаю прямо перед ним. Каждая клетка моего тела орет, что нужно убрать эту угрозу, даже если он угроза только для меня, а не для той женщины, которую я должен защищать.

— Скажи-ка, — его голос заглушает мысли в моей голове. — Твой лучший друг вообще в курсе, что ты хочешь выбеать его младшую сестренку?

Я стискиваю зубы, молчу, не позволяя ему втянуть меня в свою игру. Но когда он ухмыляется, я понимаю, что вот-вот проиграю.

—Ты реально думаешь, что он нормально воспримет, тот факт, что ты ее трахнешь? Ты явно невысокого мнения о своем брате, раз готов так легко осквернить его младшую сестру, — провоцирует он дальше. Я сжимаю кулаки, чувствуя, как кровь закипает в жилах, но молчу.

Ром затягивается еще раз, глубже втягивая дым.

— Понимаю, что такая, как она, может выбить из башки все сомнения о том, что ты хочешь с ней сделать, — пожимает он плечами. — Очевидно, у нее тело, созданное для жесткой ебли. Даже я признаю, что она выглядела бы чертовски аппетитно на коленях, пуская слюни и умоляя о толстом хуе, — смеется он, выпуская дым и злобно улыбаясь мне. — Черт, может, я ее сам трахну, если у тебя не хватит яиц.

В этот момент Ром перестает быть моим братом, перестает быть тем, кого я знал лучше, чем самого себя. Он больше не похож на человека, за которого я когда-то был готов умереть. Теперь я вижу перед собой только мразь, которую ненавижу больше всего на свете. Все, что было между нами, исчезает, и я вижу только того, кто разрушил мою жизнь, даже если внешне он больше не напоминает Лоренцо Морелли.

Я даже не пытаюсь себя сдерживать, когда бросаюсь на человека, которого когда-то считал равным себе. И, словно он ожидал этой драки, нарочно спровоцировал ее, Ром выдыхает последний клубок дыма и швыряет сигарету на землю. Ярко-красный огонек вспыхивает и разлетается в стороны, когда я отвожу руку назад и со всей силы врезаюсь кулаком в его челюсть.

Глухой хруст от удара заглушает боль, разливающуюся по руке. Я не останавливаюсь, даже когда он поднимает руки, пытаясь защититься. Следующий удар врезается ему в живот. Он хрипит и сгибается пополам, силясь вдохнуть воздух, который я только что выбил из него.

Я хватаю его за шиворот и бросаю в сторону машины. Он спотыкается и с грохотом влетает в капот, пытаясь удержаться на ногах,но я снова рвусь к нему. Рычу от ярости, на полном ходу сбиваю его, и мы оба падаем на капот его дорогущей тачки. Металл скрипит и прогибается под нашим весом, пока я пихаю его назад. Он резко бьет ладонью мне в подбородок, отталкивая меня. Боль вспыхивает на мгновение, но я быстро ускользаю и врезаю кулаком прямо в его нос.

На этот раз он стонет и матерится, когда кровь хлещет из его носа. Жажда крови захватывает меня, и я легко переключаюсь в режим убийцы. Удар за ударом обрушиваются на его ребра, я чувствую, как кожа на костяшках трещит и рвется от силы. Под моими кулаками его ребра хрустят и стонут, но он все еще пытается сопротивляться, насколько это позволяет ему положение. Внезапно он выбрасывает руку и попадает мне в челюсть, заставляя перед глазами вспыхнуть звезды. Я рычу, чувствуя во рту металлический привкус крови.

Я пытаюсь снова его ударить, но он ловит мою правую руку, а затем и левую, когда я делаю еще одну попытку. Он оскаливается в окровавленной дьявольской ухмылке. Я дергаю руки в стороны и наваливаюсь на него всем весом. Его хватка словно стальные тиски — он не собирается отпускать. Слепая ярость охватывает меня, сжигая все на своем пути, погружая в огненно-красную бездну, в которой меня больше нет.

Его хватка на моих запястьях крепче любого замка, и мне не вырваться просто так. Я откидываюсь назад настолько, насколько могу, и с силой бью его лбом в нос. Хрящ с хрустом ломается, он чертыхается и отпускает мои руки. Кровь пузырится из его носа и рта, разжигая зверя внутри меня. Этот дикий монстр, извивающийся под кожей, начинает петь новый гимн, что течет в моей крови.

Убей. Убей. Убей.

Пока он давится и хрипит подо мной, я прижимаю раскрытую ладонь к его горлу, давя изо всех сил, и тянусь назад, снова хватаясь за свой 9мм. Мгновенно выхватываю пистолет и прижимаю ствол к его виску. Мой палец на спусковом крючке подергивается от желания нажать. Я скалюсь на своего брата, давя стволом так сильно, что знаю — это точно оставит синяк.

Даже несмотря на то, что слепая ярость полностью захватила меня, я понимаю, что все это была ловушка, чтобы заставить меня говорить с ним. Хотя я до конца не понимаю, чего он добивается, но я знаю одно — дело не в Софи.

Моя рука дрожит от напряжения, пока я держу пистолет у его головы. Я должен нажать на этот ебаный спуск. Должен закопать его вместе с прошлым и больше никогда не оглядываться. Но даже несмотря на то, что я больше всего на свете хочу стереть его с лица земли, я не могу.