Мое тело содрогается от неконтролируемой ярости, когда я приближаю свое лицо к его. Прижав наши лбы друг к другу, я ору от злости, пока голос не срывается. Не отрывая лица от его, я убираю пистолет и с размаху бью им по капоту рядом с его головой, в очередной раз вминая этот долбаный блестящий металл.

Я резко встаю, сжимаю пистолет в руке, костяшки пальцев окровавлены, грудь тяжело вздымается, а края зрения размыты.

— Чего ты, блядь, от меня хочешь?! — ору я, голос рвется, словно изнутри его раздирает на куски.

Он хрипит и кашляет, соскальзывая с капота. Его чистые черные ботинки царапают асфальт, когда он падает на задницу кучей. Одной рукой он прижимает живот, а из груди с трудом вырывается воздух. Глаза щурятся от боли, пока он сжимает, скорее всего, сломанные ребра и сплевывает кровавую пену на землю.

Я нависаю над ним, пока он наконец не встречает мой жесткий взгляд.

— Тебе так сложно поверить, что я хочу вернуть своего брата? — прохрипел он, тяжело дыша.

— Да тебе было похуй, что я твой брат, когда отец убил Алану на моих глазах, как ебаную псину! — выкрикиваю я, размахивая пистолетом прямо у него перед лицом.

Если мысль о том, что его жизнь вот-вот может закончиться, его беспокоила, то он этого никак не показывал.

—Как будто у меня был выбор! — орет он, голос дрожит, надломленный отчаянием.

Я молчу, внутренне заставляя его продолжать.

Он стонет, пытаясь пошевелиться. Медленно, опираясь на одно колено, затем на другое, он поднимается. Его тело выпрямляется настолько, насколько ему позволяют ебаные сломанные ребра. Он морщится, делая шаг ко мне.

— Ты думаешь, мне доставило удовольствие смотреть на то, что произошло в тот день? — шипит он сквозь стиснутые зубы, сверкая на меня взглядом. — Мне дали выбор, черт подери. Он сказал, если я не удержу тебя, убьет вас обоих. Ему нужен был только один сын, чтобы продолжить фамилию.

Его ответ — ровно то, что я и ожидал.

— Ты должен был отпустить меня, — прохрипел я, голос давно охрип от криков.

Он усмехается, но тут же морщится от боли.

— Зачем? Чтобы похоронить два тела той ночью?

— Да! — кричу я, голос снова срывается. — Именно это ты и должен был сделать. Все это не должно было касаться ее. Она вообще не должна была в это ввязываться. Ты должен был позволить мне разобраться с отцом, и тогда ничего бы не случилось, — моя грудь ходит ходуном, пока я сверлю его взглядом. — А вместо этого ты обрек невинную женщину на смерть.

Ром делает шаг вперед, сокращая расстояние между нами до вытянутой руки. Его челюсть напрягается, а глаза вспыхивают той тьмой, которую я не видел уже много лет.

— Нет, брат, я никого не обрекал. Ты сделал это сам, в тот момент, когда втянул ее в нашу жизнь. Ты прекрасно знал, что произойдет, если отец узнает, но все равно пошел на это. Ты был так чертовски зациклен на том, чтобы жить своей жизнью, что даже не задумался о последствиях. Ты убил Алану, не Papà, не я. Ты.

Эти слова выбивают воздух из моих легких. Я отшатываюсь, будто он ударил меня, пока мои ноги не касаются края байка. Грудь тяжело вздымается, пытаясь вернуть украденный кислород, пока я не опираюсь назад. Я выпускаю пистолет из рук, даже не заботясь о том, куда он упадет, и хватаюсь за кожаное сиденье.

Ром отпускает свои ребра и снова медленно делает шаг ко мне, будто оценивая мою реакцию. Но я не собираюсь его бить. Моя неуправляемая ярость угасла в тот момент, когда он высказал правду, которую я всегда знал.

Большую часть своей жизни я бежал от прошлого, от Морелли, хотя отлично понимал, что от своей реальности не убежишь. Смерть Аланы всегда была и будет на моей совести. Я, может, и не держал нож, но перерезал ей горло так же, как если бы сделал это собственноручно.

— Я думал, что делаю единственное, что мог, чтобы спасти тебя. Спасти нас, — бормочет он, подходя ближе, пока снова не облокачивается на мой байк. Я чувствую его взгляд на своей голове, но отказываюсь смотреть на него. — Если бы я знал... — он замолкает и тяжело сглатывает. — Я мог бы вырыть только одну могилу той ночью, но все равно ушел без брата. Ты бросил меня. Оставил выживать в этом дерьме одному. Ты был для меня мертв, даже если я тебя не похоронил.

Его признание заставляет меня наконец взглянуть на него. Несмотря на темноту, в его глазах все еще блестят невыраженные эмоции. Он тихо, без радости, смеется и смотрит в небо.

— Я так долго ждал этого ебаного звонка. Может, ты и не поверишь, но я всегда надеялся снова услышать тебя. И даже если ты зол на меня и готов пристрелить, все равно, черт побери, как же круто снова видеть, Fratellino, — говорит он, качая головой, и отталкивается от моего байка. Он медленно ковыляет к своей помятой машине и открывает дверь. Но прежде чем сесть, он снова поворачивается ко мне.

— У меня могут быть свои причины для того, чтобы убрать Пелоси, но это лишь тень того, почему я хочу помочь тебе. Papà больше нет, Дек. И я знаю, что никогда не смогу искупить его грехи, да и не собираюсь, но я могу сделать все правильно по отношению к тебе. Позволь мне доказать, что я по-прежнему нуждаюсь в брате. Дай мне помочь тебе убедиться, что Софи не повторит судьбу Аланы, — говорит он, прежде чем сесть в машину.

Он заводит двигатель, опускает окно и медленно катится вперед. Я вглядываюсь в его профиль, замечая, как мускулы на челюсти играют от напряжения. Будто не желая встречаться со мной взглядом, он упрямо смотрит вперед, сжимая руль так, что костяшки белеют.

— Я пришел сюда сегодня, чтобы сказать тебе: возможно, мы нашли зацепку, которая выведет нас на Маттео, — говорит он, и мои мысли моментально обостряются, спина напрягается. — Мы думаем, что нашли того, кто приютил Антонио, когда тот был в городе. У него могут быть сведения о местонахождении его брата.

Он, наконец, поднимает взгляд на меня, прежде чем продолжить:

— Напиши мне, когда будешь готов говорить.

С этими словами он поднимает окно и выезжает с парковки, не дожидаясь моего ответа, как будто знал, что я не собираюсь его давать. Последнее, что я вижу, — это его задние фары, прежде чем реальность вокруг меня начинает терять всякий смысл.

Могу ли я действительно доверять ему? Действительно ли я верю всему, что он сказал мне сегодня? Без раздумий понимаю — он не врал про ту ночь, когда умерла Алана. Даже тогда я понимал, что отец убил бы меня вместе с ней, и единственная причина, почему он этого не сделал — это потому, что Ром не дал ему меня отпустить. Но могу ли я довериться ему, чтобы он помог мне спасти Софи?

Тихое женское бормотание доносится из маленького динамика за спиной, привлекая мое внимание. Я отталкиваюсь от байка и отодвигаю жилет, глядя на телефон.

Она разговаривает сама с собой. Она часто так делает и даже не осознает этого. Ее слова — всего лишь невнятное бормотание, но они вызывают слабую улыбку на моих губах. И вот, так просто, я нахожу ответ. В этот момент я понимаю, что сделаю все, чтобы защитить эту женщину, даже если для этого придется заключить сделку с самим дьяволом.