Сегодня ее черные кудри распущены, свободно обрамляя красивое лицо. Ее глаза остры, как будто она не страдала от бессонницы так же, как я. С чего бы ей? Ей не за что чувствовать вину. Этот стыд полностью лежит на мне, не на ней.
Мой взгляд скользит к ее губам, пухлым, которые я все еще чувствую у себя между зубами, все еще ощущаю их вкус на языке. Ноздри раздуваются, когда я сжимаю челюсть, стараясь удержаться. Желание разорвать ее на части всплывает с такой силой, что я вынужден отвести взгляд от ее сочных губ.
Но я сразу понимаю свою ошибку, потому что мой взгляд мгновенно падает на ее грудь. Сегодня на ней простая белая майка и эти чертовы обтягивающие бордовые штаны от униформы. Тонкие бретельки на ее плечах едва справляются с нагрузкой, когда ее тяжелая грудь тянет их вниз. Ее дыхание поднимает ее грудь, привлекая мое внимание к слегка намеченным под тканью соскам.
Я едва сдерживаю стон, когда она прочищает горло и складывает руки перед собой, сжимая грудь так, что у меня внутри все взрывается от желания взять ее под контроль. Заставляя себя оторвать взгляд от ее пышных форм, я снова смотрю ей в глаза, прежде чем совершить еще одну глупость. Снова.
— Я искала тебя, — говорит она, ее ресницы быстро трепещут. Она снова начинает теребить руки, ковыряя ногти.
Я молчу, продолжая смотреть на нее своим хмурым взглядом. Мое молчание может показаться доминирующим, но на самом деле мне слишком сложно говорить, когда меня так сильно к ней тянет. Я внимательно слежу за ней, когда она делает шаг ко мне. Желание сбежать в противоположную сторону настигает меня с такой силой, что сердце пропускает удар.
Тишина между нами становится все напряженнее, и ни один из нас не решается ее нарушить. Я могу только догадываться о причинах своего молчания, и мне любопытно, что в этот раз сдерживает ее. Я хмурю брови и сверлю ее взглядом, молча требуя, чтобы она продолжила. С каждой секундой я все ближе к тому, чтобы сорваться, ноги чешутся бежать. И, наконец, она находит свои слова.
— Ты много сделал здесь, — говорит она, быстро отводя карие глаза в сторону и переступая с ноги на ногу. Проведя руками по бедрам, она подходит ближе к длинному ряду окон, выходящих на парковку. Солнечный свет ложится на ее черные кудри, и мои пальцы буквально взрываются от ревности к этому свету. Ее глаза сверкают под лучами солнца, когда она снова на меня смотрит. Я сжимаю кулаки и отталкиваюсь от дверного косяка, пытаясь избавиться от беспокойства.
Ее пальцы слегка касаются темной стены рядом с окнами. Она улыбается, и это чуть не сбивает меня с ног.
— Мне очень нравится твой выбор цве...
— Краски, — резко перебиваю ее, схватив валик, который я бросил, и резко поднимаю его так, чтобы она видела. Большая капля зеленой краски стекает по пальцам и тыльной стороне руки, прежде чем я поспешно швыряю валик обратно в лоток. Грохот заставляет ее вздрогнуть, а ее ноздри раздуваются. Я сжимаю челюсть. — Которую я все еще наношу, — рычу я, поворачиваясь к ней спиной. Оглядываясь через плечо, я хватаю оставленную тряпку. — Так что тебе лучше уйти, — бросаю я сквозь зубы, злобно вытирая руку, размазывая толстый слой краски еще хуже.
Я отказываюсь на нее смотреть, хотя слышу, как ее дыхание сбивается. Я не хочу видеть ту грусть, которую я поселил в ее глазах. Плечи напрягаются, почти поднимаясь к ушам, когда я слышу ее мягкие шаги где-то позади. Я думаю, что она направляется к двери, но ее хриплый голос звучит прямо за моей спиной.
— Сколько это еще будет продолжаться, прежде чем ты просто поговоришь со мной? — шепчет она, но это звучит так, будто она выкрикивает слова прямо мне в затылок.
Я изо всех сил стараюсь оставаться на месте, но чувствую, что вот-вот взорвусь. Этот избыток нервной энергии все нарастает с каждой молчаливой, тягучей секундой. Может, если я ничего не скажу, она отстанет.
— Если хочешь, чтобы я ушла, просто скажи мне одну вещь. Как долго мне еще ждать от тебя хоть каких-то чертовых ответов? — Ее голос дрожит от эмоций, и этот звук давит на меня, словно может переломить пополам. — Я просто хочу узнать тебя. Может быть, я наконец пойму что-то настоящее. Хочу понять, почему ты постоянно отталкиваешь меня и одновременно притягиваешь. И ты не даешь мне такой возможности. — В ее словах слышится отчаяние. Я сжимаю зубы, пока она медленно приближается, и вот я уже чувствую ее тепло у себя за спиной.
— Все, кто мне дорог, закрываются от меня, Деклан. Словно я слишком хрупкая, чтобы узнать что-то, кроме милых, сладких словечек. А черт возьми, я куда сильнее, чем выгляжу, и справлюсь с любыми неприятными вещами тоже, — ее голос дрожит, будто она жаждет услышать самую горькую правду.
Смех вырывается из груди, поднимаясь к горлу, но звучит он совсем не весело. Улыбка расползается по губам, обесценивая тот огонь, что медленно тлеет внутри меня. Я качаю головой и наконец поворачиваюсь к ней. Она поднимает голову, чтобы встретиться со мной взглядом, ее губы приоткрываются, а пульс на шее бешено подскакивает.
Теперь я не могу удержаться. Ее близость выбрасывает нахрен все мои здравые мысли. Я придвигаюсь еще ближе и позволяю руке скользнуть по ее руке, пока не дотрагиваюсь до места чуть ниже уха. Я обхватываю ее лицо ладонью, и она, доверяя мне гораздо больше, чем должна, склоняется к моей руке.
— Мое прошлое —это одно сплошное дерьмо, La Mia Alba, — тихо шепчу я. Ее глаза задерживаются на моих губах, взгляд затуманивается, когда я провожу большим пальцем по ее нижней губе. — Я отталкиваю тебя, чтобы уберечь.
Ее глаза расширяются, она ищет ответы в моих, брови хмурятся, как будто она хочет задать вопрос, которого я всегда боялся.
Я никогда не хотел рассказывать Софи про Алану. Это даже смешно, если подумать. Если бы я хотел, чтобы она ненавидела меня все это время, мне бы достаточно было просто рассказать о женщине, которую я похоронил в Нью-Йорке. У меня всегда был способ навсегда закрыть эту дверь, но я был слишком труслив, чтобы это сделать. Правда о том, как кровь до сих пор капает с моих рук, моментально отвратила бы ее от всего, что связано со мной. Но я так и не нашел в себе смелости признаться ей в своих грехах.
И вот теперь, когда наконец пришло время рассказать ей о своем прошлом, мысль о том, что она возненавидит меня, оставляет внутри пустоту. Сейчас, когда я обязан все рассказать, я бы сделал что угодно, лишь бы она не ненавидела меня снова.
— Последняя женщина, которая связалась со мной, была убита из-за того, кто я есть, Софи, — говорю я гораздо четче, чем ожидал. Услышав ее резкий вдох, я отстраняюсь от нее. С усилием опускаю руку и отхожу еще дальше в маленькую ванную. Она остается на месте, пока я продолжаю: — Ее кровь на моих руках. Я убил последнюю женщину, которую... — Я не могу закончить фразу, которая наконец раскрыла бы мои настоящие чувства к женщине, стоящей передо мной.
Я прочищаю горло и расправляю плечи.
— Я разрушил ее жизнь. Загубил все будущее, которое у нее могло бы быть, просто потому, что она любила меня, — говорю как факт. Вглядываясь в ее глаза, я позволяю себе немного приоткрыться. — Я не хочу сделать этого с тобой. — Вздох вырывается из груди, оставляя за собой напряженную дрожь. — Я не позволю сделать это с тобой, — заявляю.
Она стоит передо мной, загораживая единственный выход. Желание сбежать вызывает легкую вибрацию в моих мышцах, которая уходит в кости. Ее глаза быстро бегают между моими, она обдумывает, что сказать дальше. И я вижу момент, когда ее здравый смысл отступает на второй план.
— А как насчет того, чего хочу я? — спрашивает она. Я сглатываю и сжимаю челюсти, чувствуя, как моя выдержка постепенно ускользает с каждым ее словом. Она быстро облизывает губы перед тем, как продолжить: — А что если я прошу тебя рискнуть и, может, на этот раз все будет по-другому?
— Это дерьмовая идея, — качаю головой, отвергая ее предложение, даже когда моя душа кричит от противоречия. Я делаю шаг вперед, пытаясь найти выход, не касаясь ее. Я уже с трудом держусь в руках. И кто знает, что будет, если я снова прикоснусь к ней.
Она сдвигается вправо, полностью закрывая мне выход. Она вытягивает руки, чтобы остановить меня.
— Слушай, я не знаю, что это такое, это... то, что ты пробудил во мне, — тяжело дыша, говорит она, кладет руку себе на грудь, будто чувствует, как что-то ворочается внутри. — Но это есть, оно живое и не собирается снова исчезать и быть забытым. Дело не только в том, что ты со мной делаешь, но в том, как ты заставляешь меня чувствовать.
Ее слова вызывают у меня сбивчивый смешок. Я фыркаю и резко качаю головой. Плотно сжав губы, бросаю взгляд на ванну, которую купил с мыслями о ней, отказываясь смотреть на нее, пока она продолжает говорить.
— Ты заставляешь меня чувствовать, будто впервые в жизни у меня есть что-то свое. Я переживаю что-то настоящее, что-то дикое и необузданное. Мне не нужно притворяться кем-то, кем я не являюсь, — ее голос полон эмоций, слова звучат запутанно. Этот звук вынуждает меня снова взглянуть на нее. Она даже не смотрит на меня, будто отключилась от всего вокруг, и я задерживаю дыхание, пока она продолжает. — Меня больше не ломают под чужую волю, я наконец подчиняюсь своей собственной. Я хочу этого, — говорит она, прикладывая руку к своей груди, а потом снова поднимает взгляд на меня. Ее карие глаза блестят, изучая меня. — И я хочу этого с тобой.
— Софи, — рычу я, но она полностью игнорирует предупреждение и делает шаг ближе, медленно убивая остатки моего самоконтроля.
— Я не верю, что ты убил кого-то только потому, что они осмелились тебя любить, Деклан. Как я могу в это поверить, когда видно, как сильно ты ее любил? — Мои грудные мышцы подергиваются от ее слов. Ее глаза становятся стеклянными, как будто она чувствует мою боль.