— Камила! — Я инстинктивно рычу. Я поворачиваюсь спиной к Максиму и бегу по коридору, из которого только что вышел.

Я прихожу как раз вовремя, чтобы спасти Богдана от пули в голову. Он стоит на коленях, его удерживают двое солдат. Третий стоит перед ним, готовый выстрелить.

Я стреляю раньше, чем он.

Богдан пользуется их отвлечением и врезается обоими локтями в мужчин по обе стороны от него.

Один бросается вперед. Другой мнется обратно.

Он разворачивается и встает на ноги, украв пистолет у человека справа от него и приканчивая их обоих одним точным выстрелом.

— Где она? — Я кричу, когда в моих ушах звенит треск выстрелов.

— Прости, Исаак, — смущенно говорит Богдан. — Они вошли через заднюю дверь. Их было пять или шесть.

Я быстро оглядываюсь назад. Все официанты столпились у двери на кухню. Блондин с заиканием привалился к стене, истекая кровью из раны в бедро.

Остальные выглядели контуженными, хотя и невредимыми.

Но они все здесь. Все осталось позади.

Что означает, что они пришли именно за ней.

И я знаю почему.

— Куда они пошли? — Я требую. — Богдан, куда они, блять, пошли?

— Сюда, — вздыхает он, указывая на вход для доставки. Его голос хрипит от неудачи. Нас обоих учили никогда не принимать.

Я не теряю времени. Но когда я вырвался на заваленный мусором переулок за рестораном, я понял, что опоздал.

Автомобиль у входа в переулок крутит мотор. Шины визжат. А потом оно исчезло, растворившись в ночи.

На самом краю своего восприятия я могу поклясться, что слышу женский крик.

— Черт, — кричу я сквозь звук приближающихся сирен. — Блять!

Влад появляется на ступеньках ресторана. — Нам нужно выбираться отсюда, босс, — настойчиво говорит он. — Полицейские скоро будут здесь.

Я сдерживаю свою ярость. Но он прав — нам нужно идти.

Когда я бегу обратно к своему G-Wagon и улетаю в ночь, мне нужно сделать все возможное, чтобы не грохнуть апоплексический удар.

Максим не понимает, что он начал сейчас. Он не осознает, какую гибель он обрушил на свою голову.

Взяв ее, он только что подписал себе смертный приговор.

Исаак Воробьев не забывает.