Глава 3

Лоренцо

Данте застегивает запонки и с беспокойством смотрит на меня. «Ты уверен, что с тобой все будет в порядке? Мы можем остаться дома».

Я закатываю глаза и смотрю в лицо его восьмимесячного сына Мики, который устроился у меня на сгибе руки и пускает слюни, жуя зубное кольцо. «Твой папа думает, что я не могу справиться с такими маленькими негодяями, как ты и твой старший брат и сестра?» Я подбрасываю его, и он хихикает.

«Габриэлла и Марко крепко спят», — говорит Кэт, входя в комнату. «Ты уверен, что не хочешь, чтобы я тоже попыталась его уложить?»

«С нами все будет в порядке. Мы собираемся посмотреть рестлинг. Не так ли, малыш?» Я вытираю кучу слюней с его подбородка движением большого пальца.

Он продолжает с удовольствием грызть свою игрушку, как довольный щенок.

«Спасибо, Лоз». Жена моего брата нежно кладет руку мне на плечо. Я улавливаю аромат ее сладких духов, и он пробуждает давно забытые воспоминания, которые я заставляю себя отбросить. Она нежно целует Мика в голову.

«Папа», — воркует он в ответ.

«Ма-ма». Она поправляет его, выговаривая слоги. Кэт все еще надеется, что он повторит это слово, но он упрям, как и все остальные Моретти.

«Папа», — повторяет Мики, и Кэт вздыхает.

«Это мой мальчик», — Данте ухмыляется и целует сына на прощание.

«Мы вернемся после завтрака». Кэт улыбается, но я не упускаю из виду беспокойство в ее выражении лица. Данте, должно быть, рассказал ей о том, в каком состоянии я сегодня вернулась домой. Он рассказывает ей все. Она никогда не осуждает, но их беспокойство ощутимо, и от этого у меня чешется кожа. Хотелось бы, чтобы обо мне было легче заботиться, но я такой какой есть.

«Не торопитесь. С нами все будет хорошо. Наслаждайтесь шоу и отелем».

«О, мы отлично проведем время в отеле», — говорит Данте с лукавой ухмылкой.

«Замолчи». Щеки его жены вспыхивают. Он обнимает ее, заставляя замолчать поцелуем.

Иногда, видя их вместе, я вспоминаю, как хорошо было иметь такую любовь, и, как я всегда делаю, я глубоко хороню эти эмоции в надежде никогда больше их не испытывать. Иначе я был бы раздавлен болью всего этого. Если я чему-то и научился после смерти жены, так это тому, что эти воспоминания не приносят ничего, кроме горя. Лучше сосредоточиться на своей злости из-за того, что ее у меня нет, чем на любви или счастье, которые мы разделяли. Только так я могу продолжать ставить одну ногу впереди другой. Только так я могу продолжать выживать ради людей, которые во мне нуждаются. Потому что мысль о том, что моей семье придется страдать хотя бы от части моих мучений, — это единственное, что удерживает меня от того, чтобы полностью отдаться тьме.

* * *

Глубокий голос вырывает меня из сна. «Босс».

«Что?» Сев, я вздрагиваю от острой боли, пронзившей мою шею и челюсть. Недавно приобретенная привычка спать на диване, а не в одиночестве своей кровати, плохо сказалась на моем теле. Я надеялся, что замена мебели в спальне позволит мне спать там, но этого не произошло.

«У ворот кто-то есть».

Я смотрю на часы. «Сейчас 2 часа ночи. Скажи им, чтобы отвалили».

Я вытягиваю шею, и острая боль превращается в тупую.

«Я бы хотел, но…»

Мой хмурый взгляд заставляет его вздрагнуть. «Но?»

«Она говорит, что она кузина миссис Моретти».

Дыхание замирает в легких. Двоюродная сестра Ани здесь? Она живет в России и даже не приехала на ее чертовы похороны. «Ее двоюродная сестра здесь? Сейчас?»

«Да. Так она и сказала. Она спрашивала Кэт».

Закрыв глаза, я выдохнул затаившееся дыхание. Конечно, он говорит о той миссис Моретти. Спустя два года я все еще думаю о своей Ане, когда слышу это имя. «Передай ей, чтобы она вернулась завтра».

«Я бы хотел, но…» Он трёт щетину на подбородке. Боже, кто, блядь, этот парень? Он что, новенький? Он реально испытывает моё гребаное терпение.

«Но что?» — резко спросил я.

«Я сказала ей, что миссис Моретти нет дома, и она сказала, что ей больше некуда идти...»

«Так скажи ей, чтобы ждала в своей чертовой машине».

Его кадык покачивается, когда он глотает.

«У тебя, черт возьми, с этим проблемы?»

«Просто… она немного избита, босс».

Я сажусь прямее. У Кэт только один живой родственник. Миа, я думаю. Я смутно припоминаю, что встречал ее на свадьбе Кэт и Данте. Она ушла рано. «Что ты имеешь в виду, когда говоришь «избили»?» Мой короткий тон соответствует моему терпению.

Он хмурится. «Как будто кто-то ее очень сильно обидел. Ее лицо в беспорядке».

Я вскакиваю на ноги. Что за хрень происходит? «Кто ее обидел?»

«Я-я не знаю. Я не спрашивал. Она просто спросила Кэт и сказала, что ей больше некуда идти».

«Блядь», — бормочу я, надевая туфли. «Это то, что мне сейчас нужно».

«Может, мне сказать им открыть ворота, босс?»

«Да», — неохотно ворчу я.

Он пытается скрыть улыбку, опуская голову и поспешно выходя из комнаты.

Я крадусь по дому, голова раскалывается, руки сжаты в кулаки. Кэт и Данте решили побыть наедине всего на одну ночь за последние два года, и именно в этот момент ее кузина решает появиться. Мне просто охринительно повезло, мать его.

К тому времени, как я добираюсь до подъездной дорожки, в нескольких футах от меня останавливается старый зеленый «Мустанг». Сложив руки на груди, я жду, когда девица в беде вылезет и, плача, побежит в безопасность нашего особняка. Если она думает, что получит от меня хоть какое-то сочувствие, она жестоко ошибается. Я провожу ее в гостевую комнату и оставлю ее Кэт, чтобы она разобралась с ней завтра. У меня нет ни времени, ни сил на эмоциональных женщин.

Дверь машины открывается, открывая одну длинную загорелую ногу, за ней — другую. На ней ярко-желтое платье — цвета солнца. Она оборачивается и замечает меня, и я хмурюсь. Думаете это слезы, да?

Неверно. Она улыбается мне; огромной улыбкой, которая освещает все ее лицо. Даже отсюда я вижу засохшую кровь на ее губе и брови и красочный рубец, покрывающий большую часть ее скулы. Оценивая дальнейшие повреждения, я позволяю своим глазам путешествовать по всей длине ее тела. Спускаясь вниз по ее шее и синякам в форме пальцев, частично скрытым ее медово-светлыми волосами. Ее ключица. Еще больше синяков. Мой долгий взгляд останавливается на ее груди, где ее соски напрягаются под тугой желтой тканью.

«Вы, должно быть, Лоренцо?» Ее голос, сладкий, как нектар, прорезает тишину ночи. Охранник, который предупредил меня о ее прибытии, вернулся на свой пост у ворот, а остальные совершают обход, патрулируя периметр. Мы с ней одни. Мой пульс стучит на шее, и я судорожно сглатываю.

«Ты Лоренцо, да?» — снова спрашивает она, и мне наконец удается оторвать взгляд от ее груди.

«Да», — мой голос звучит на октаву выше обычного, и черт возьми, если я знаю, почему.

Она подходит ближе. «Мне так жаль, но мне буквально больше некуда идти». Ветерок ерошит ее волосы, разнося между нами аромат жасмина и лимона. «Ты можешь меня не помнить, но мы встречались на свадьбе Кэт и Данте. Ты и твоя прекрасная жена. Аня, верно?»

Звук ее имени заставляет меня покачиваться на ногах. Никто не произносит ее имени. Никто не говорит о ней из страха, что они высвободят ярость, которая жила во мне с тех пор, как я потерял ее. Я забыл силу ее имени. Забыл, что оно словно музыка для моей темной души.

«Мне было так жаль слышать о ее кончине». Она продолжает приближаться ко мне, по-видимому, не замечая моего горя. «Она была прекрасным человеком. Мы говорили о ее болезни».

Я хмурюсь, не убежденный. Аня никогда ни с кем не говорила о своем раке. «Ты говорила с ней?»

Она сочувственно мне улыбается. «Я думаю, иногда легче разговаривать с незнакомцами, понимаешь? Хотя я могу разговаривать с кем угодно. Я слишком много говорю. Так было всегда. Я болтушка».

«Да, я вижу», — бормочу я, разворачиваюсь на каблуках и иду обратно в дом.

Не дожидаясь приглашения, она следует за мной внутрь. «Кэт вернется завтра?»

«Да. После завтрака. Я покажу тебе гостевую комнату, и ты сможешь увидеть ее, когда она вернется домой».

«О, мне нужно захватить сумку». Она слегка хихикает. «Я так волновалась, что приеду сюда и наконец-то смогу пописать, что забыла достать ее из багажника». Она, безусловно, очень счастлива для женщины, которая выглядит так, будто не так давно боролась с чемпионом в тяжелом весе.

«Я попрошу одного из своих людей принести твою сумку».

«Спасибо. А где ванная?» Глядя на меня снизу вверх, она кусает нижнюю губу.

Я хмурюсь. «Что?» Кажется, мой мозг дает сбой. Может, это из-за того, что я не могу спать? Или, может, из-за того, что я слушаю, как эта странная женщина говорит о моей жене, словно знает ее.

Она снова смеется. «Мне нужно пописать», — напоминает она мне.

«О. Конечно. Дальше по коридору. Вторая комната слева».

«Спасибо большое». Уже уносясь по коридору, она кричит слова через плечо, а я смотрю ей вслед, любопытствуя, как она здесь оказалась и почему. Нетрудно предположить, что эти синяки она получила от мужчины. От мужчины с большими, мясистыми кулаками, если судить по размеру этого синяка под глазом. Если я правильно помню, она замужем. Она бежит от мужа?

Прислонившись к стене, я жду снаружи ванной. Я же не могу оставить ее бродить по коридорам, правда? Моя племянница и племянники спят, и, насколько я знаю, она может оказаться серийной убийцей, которая пахнет лимонами и жасмином.

Когда она появляется через несколько минут, она снова широко мне улыбается. Ее травмы выглядят хуже в ярком свете коридора, ее опухший глаз уступает место фиолетовому ушибу, который покрывает всю правую сторону ее лица. Капля крови сочится из пореза на губе. Должно быть, она вытерла ее в ванной, и рана снова открылась. Ее язык высовывается, чтобы слизнуть кровь, и по какой-то причине я отвожу взгляд.

«Не слишком ли сложно будет найти что-нибудь поесть? Все, что я съела сегодня, это пакетик Skittles и немного вяленой говядины». Она смотрит на меня широко раскрытыми карими глазами — или зелеными? Трудно сказать в ярком свете. «Я могу сама что-нибудь приготовить, если ты покажешь мне дорогу?» — предлагает она.