Черт! Я трясу головой, чтобы прочистить ее, и делаю жест перед собой. «Я покажу тебе кухню».

Она идет рядом со мной. «Спасибо большое. Не представляю, о чём ты думаешь, когда я появилась у тебя на пороге».

«О том, что ты бежишь от мужа?» — предлагаю я, равнодушно пожимая плечами. Мой тон отрывистый и резкий, но если она и обижается, то не показывает этого.

«Да. Ты угадал», — говорит она с тихим смехом. «Полагаю, ты хорошо разбираешься в людях в своем бизнесе».

Я выгибаю бровь, глядя на нее. «И в каком это бизнесе?»

Она пожимает плечами. «Мафиозные штучки».

Я останавливаюсь и смотрю на нее. Она действительно сказала это вслух? «Мафиозные штучки?»

«Вы из Коза Ностры, да? Сицилийская мафия?» — говорит она, оборачиваясь, когда замечает, что я больше не иду рядом с ней.

Уголки моего рта приподнимаются в слабой усмешке. «Обычно люди не говорят это так прямо. Не в лицо».

Она наклоняет голову, покусывая внутреннюю часть щеки, и смотрит на меня с выражением лица, которое я не могу понять. Она притворяется или на самом деле так равнодушна к этой встрече, как кажется? «О, точно. Извини. Я думала, это что-то вроде названия твоей должности или что-то в этом роде».

Сглотнув неожиданный смешок, я прохожу мимо нее и толкаю кухонную дверь, жестом приглашая ее пройти вперед. «Ты всегда говоришь то, что думаешь, или это нервное состояние?»

«О, почти всегда», — говорит она, проходя мимо меня на кухню и прислоняясь к массивному деревянному столу. Она с любопытством изучает меня. «И я не нервничаю».

Я прищуриваюсь. Кто, черт возьми, эта женщина? «Нет? Ты в этом доме, одна, с человеком, который занимается мафиозными делами , и ты даже немного не нервничаешь?»

«Ни капельки», — она усмехается, и ее глаза, кажущиеся карими в мягком свете кухни, впиваются в мои.

Я делаю несколько шагов к ней. Мурашки покалывают ее предплечья, но она не отрывает от меня взгляда. «Может, тебе стоит нервничать, Миа».

Ее лицо загорается, как рождественская елка. «Ты помнишь мое имя?»

«Я-я, э-э…»

«В любом случае, Кэт сказала мне, что ты очень хороший парень. Плюс, я видела тебя с твоей женой. Как ты себя вел, ты знаешь...» Ее глаза наполняются слезами, и она смахивает их.

Я проглатываю застрявший в горле ком эмоций. Я пожалею об этом, но не могу упустить возможность увидеть наши отношения с точки зрения другого человека — это как вернуть часть Ани, часть, которой у меня никогда не было, пока она была здесь. «Как я себя вел?»

«То, как ты на нее смотрел. Как будто ты готов зажечь для нее луну». Она тихо вздыхает. «Каждая женщина заслуживает мужчину, который смотрит на нее так. Каждая заслуживает того, кто ее обожает. Того, кто готов умереть за нее».

Эта женщина — эта незнакомка могла видеть все это? Черт, я все еще обожаю Аню. Я бы умер за нее сто раз. Будь у меня хоть половина шанса, я бы умер прямо сейчас, просто за еще один момент с ней. Я кашляю, чтобы прочистить горло, но это не помогает. Мой голос звучит грубо. «Ты увидела все это за несколько часов в нашей компании?»

«Такую любовь невозможно скрыть. Несколько мгновений в твоей компании сказали бы мне то же самое». Ее живот громко урчит, а щеки заливаются нежным румянцем. «Есть ли шанс, что я найду еду?»

«Что? Да, конечно». Я снова уставился. Что за фигня? «У нас осталось ризотто или есть мясо и свежий хлеб?»

«Ризотто было бы идеально. Спасибо».

Я никогда не видел, чтобы женщина получала столько удовольствия от еды, как Миа. Она закрывает глаза, чтобы насладиться каждым кусочком, и издает тихий стонущий звук каждый раз, когда откусывает. Наш повар София делает невероятное ризотто, но все же.

Я пристально смотрю на нее, завороженно глядя на эту женщину, у которой, кажется, есть все основания испытывать страх и депрессию, но, возможно, она самый счастливый человек, которого я когда-либо встречал.

В резком контрасте с тем, как она поглощала свое ризотто, Миа изящно промокает рот салфеткой, когда она закончила. Синяк на ее лице потемнел, а ее правый глаз частично опух и закрылся. Кэт проверит ее утром, но вид ее избитой заставляет мою вечную ярость выплеснуться наружу.

«Кто это с тобой сделал?»

Ее глаза мельком смотрят на мои. Теперь они снова карие. «Мой муж. Как ты и сказал».

Я так и знал. Вот гребаный ублюдок. «Зачем?»

«Зачем?» — горький смех звучит неестественно на её губах. «Ты думаешь, есть ли причина так поступать с тем, кого ты должен любить?»

Я молча проклинаю себя за неосторожный выбор слов. «Нет, но я имел в виду, что его что-то спровоцировало?»

«Эмм…» Она сжимает губы, словно глубоко задумавшись. «Сегодня утром это было из-за того, что хлопья были слишком размокшими».

Я хмурю брови. «Что?»

«Я налила молоко слишком рано, и его хлопья стали несъедобными», — говорит она, смиренно пожимая плечами.

«То есть это было обычным явлением?»

«Если ты имеешь ввиду пару раз за два месяца, то да».

«И это всегда была твоя вина, да? Ты заставила его так себя вести?»

«Ты знаешь сценарий?» Ее улыбка грустная, но искренняя.

Я много раз видел это у своих родителей, но ей я этого не говорю.

Она смотрит на меня так пристально, что мне становится жарко под ее взглядом. «И теперь ты удивляешься, почему я так долго оставалась».

«Я никогда этого не говорил».

«Я бы спросила себя об этом, если бы я была тобой. Десять долгих лет я оставалась с ним. Надеясь…» Она качает головой. «Но надежда — опасная штука, да? Иногда мне кажется, что это самая мощная сила во вселенной».

«Надежда?» Мои слова полны насмешки.

«Да», — говорит она, выпрямляя спину. «Мы можем жить без большинства вещей, даже без любви. Но без надежды, ну, у нас не осталось бы ничего, ради чего стоило бы жить». Я хмурюсь, глядя на нее, и она тихо смеется. «Я так понимаю, ты не согласен?»

Я пожимаю плечами. «Я думаю, жизнь полна безвыходных ситуаций, но люди продолжают жить без неё».

«Они продолжают жить благодаря этому маленькому лучику света во тьме. Это надежда», — настаивает она.

Моя кожа покалывает от раздражения. «Нет. Не всегда есть луч света, Миа. Иногда есть только тьма и ничего за ней».

Она наклоняется вперед и смягчает тон. «Но даже в самой темной ситуации можно найти луч света».

Произнесено человеком, у которого весь мир не рухнул на глазах. Звук, который вырывается из моей груди, ясно дает понять, что я не согласен, но она снова начинает говорить, прежде чем я успеваю возразить.

«Это правда. Иногда нужно очень усердно искать, чтобы найти его. Но он всегда там, даже если это всего лишь крошечная точка света. И когда ты его находишь, ну, тогда твоя задача — лелеять его, пока он не вырастет больше и свет не начнет затмевать тьму. В конце концов, свет будет всем, что останется».

«Это твоя философия, да?» — огрызаюсь я, раздраженный ее непреклонным позитивом. Если меня заставят слушать ее еще дольше, она поймет, как мало света у меня внутри.

«Да», — говорит она более мягким тоном.

Чувствуя необходимость сменить тему разговора, прежде чем она сможет разозлить меня еще большим количеством своей хипсторской чуши, я кладу ладони на стол перед собой и наклоняюсь вперед. «Так почему же ты осталась с ним?»

Если ее и беспокоит, что я снова переключаю разговор на ее абьюзивный брак, она этого не показывает. «По тем же причинам, по которым все остаются, я думаю. Сначала потому, что я думала, что он может измениться. Я думала, что смогу изменить его». Она фыркает, пренебрежительно смеясь, и качает головой. «Потом я убедила себя, что все не так уж и плохо. Что хорошие времена перевешивают плохие. Секс был невероятным». Она выгибает бровь.

Я делаю глоток кофе, чтобы отвлечься от мыслей о том, что она занимается сексом, потому что по какой-то причине, которую я не могу определить, мысль о том, что этот придурок оставил ей эти синяки, приложив к ней руки, заставляет меня видеть красный. «У тебя действительно нет фильтра, да?»

Это снова заставляет ее смеяться. «Прости».

«Пожалуйста, продолжай», — говорю я, злясь на себя за то, что перебил ее.

«А потом, когда плохие времена стали чаще, и даже секс стал… ну, не таким уж плохим. Я просто не хотела этого, понимаешь?»

Каждая клеточка моего тела вибрирует от напряжения и гнева. Чего бы я сейчас не отдал за несколько минут наедине с этим ублюдком. Кто, черт возьми, так относится к своей жене? Ее голос возвращает меня с края, и я остаюсь в недоумении, почему ее ситуация вызывает у меня такую сильную физическую реакцию.

«Ну, я наконец решила, что мне нужно уйти, пока он меня не убил, но я не думала, что мне есть куда идти. Около года назад я разговаривала с Кэт, и она небрежно упомянула, что мне здесь всегда рады, и я поняла, что ошибалась. Мне было куда идти. Кэт — моя семья, и она всегда рядом со мной, как и я рядом с ней. Я не хочу быть обузой для кого-либо из вас, поэтому я не буду долго торчать здесь, но я знала, что у меня мало времени, и если я не уйду из этого дома по собственной воле, то уйду в гробу».

Я борюсь с желанием наклониться через стол и смахнуть слезу, текущую по ее щеке. Не думаю, что я когда-либо встречал кого-то, кто был бы так готов обнажить свою душу перед совершенно незнакомым человеком. Разговор с ней — это самое интимное, что я делал с женщиной за долгое время.

«Итак, я починила этот старый «Мустанг» и уехала сегодня утром. Шестнадцать часов, два перерыва на заправку и туалет, и я здесь». Улыбка, озаряющая ее лицо, заставляет волосы на моем затылке вставать дыбом.

Мне нужно разорвать эту связь между нами, но я не могу оторвать от нее глаз.