Глава 19

Глава 19

17 ноября, наши дни…

Бернадетт Блэкберд

Я сижу, окутанный темнотой, мое лицо было покрыто чем-то. В какой-то момент, я начала паниковать, но потом вспомнила, что Кэл дал мне свою толстовку, пока мы ехали на Бронко домой.

— Притворись, что я держу тебя так крепко, что ты не можешь дышать, — прошептал он, и, хотя фраза должна была прозвучать пугающе, она такой не была. От слова совсем. Садясь, я сняла капюшон толстовки с моего лица и резко выдохнула.

Хотела бы я сказать, что была удивлена случившимся прошлой ночью, но нет.

У парней Хавок есть жесткие рамки, но их границы пролегают гораздо дальше по пути разврата, чем многие осмелились бы протанцевать. Она не насилуют, не причиняют вред детям. Но они стреляют в лицо педофилов и все равно спят спокойно.

Аарон мягко дышит рядом со мной, он без майки и прекрасен в свете звезд, проникающем через раздвижную стеклянную дверь напротив кровати. Она немного приоткрыта, и я могу слышать пение птиц. Должно быть уже раннее утро, а не глубокая ночь.

Я зевнула и потянулась руками на головой, мои глаза снова переместились на Аарона. Оба имени его девочек были набиты на его спине. Мои губы дрогнули в маленькой улыбке, и я провела двумя пальцами по чернилам. Он пошевелился и застонал, но не проснулся.

Если честно, я не помню, как легла с ним в постель. Он привел меня домой; Каллум попросил по пути остановиться у «Wayback Burgers». Это все, что я помню.

Прилив горячей жидкости между моими бедрами заставила меня изогнуться, и я отодвинула одеяла в строну. Когда я встала, я сжала свои ноги вместе, чтобы воспрепятствовать волне крови, проклиная себя за то, что не выбросила менструальную чашку вчера вечером.

Я рванула в ванную и оставляла красные брызги на полу, словно болезненный маленький намек на хлебные крошки Гензеля и Гретель. Вот только…если бы я была в сказке, вероятнее всего была в ведьмой, так что возможно это не подходящая метафора?

Со стоном я села на туалет и старалась исправить ситуацию.

Когда Оскар открыл дверь, я сидела там, а мои пальцы и ног были покрыты кровью.

Первой скажу, что это странная ситуация. Оскар Монток…смотрит, как я справляюсь с менструальные делами? Даже сколь-нибудь удаленно это не нормально.

— Выметайся нахрен, — огрызнулась я, ненавидя этот чертов замок и все то дерьмо, что он случилось из-за него.

В первый же день, когда я освобожусь от работы, то есть в день, когда трупы и оружие не будут регулярной частью моего расписания, я пойду в хозяйственный магазин, чтобы купить новую ручку. Может быть, даже куплю замок на цепи, пока буду этим заниматься.

Оскар стоит там гораздо дальше, чем позволяло бы приличие. Его взгляд за очками невозможно прочитать, его голове тело худое и изрисовано, как полотно. Когда смотришь на него, невозможно забыть образ его с пистолетом в руке, разбрызганную на линзах его очков кровь.

— А я думал, что ситуация в старинном доме, была кровавой баней, — отметил он, ухмыляясь этой раздражающей дьявольски безразличной манере, прежде, чем уйти.

Я проклинаю его, пока усердно чищу себя туалетной бумагой, а затем выхожу в коридор с яростью, окутывающая меня как плащ.

Я обнаружила Оскара на кухне, слушающего на своем телефоне песню «CEMETERY» группы AViVA. Звук был довольно тихим, но призрачные звуки музыки до сих пор витают в воздухе, как туман в холодную ночь.

Он сделал себе чашку чая, что одновременно странно шло ему и выглядело антиподом того, кто был сегодня ночью, когда он размахивал оружием. Оскар Монток — рептилия в красивой, покрытой татуировками коже.

— Не думай, что я не вижу, как ты смотришь на меня, — сказала я ему, наблюдая как он мешает молоко в своей чае чайной ложкой.

Я редко — если вообще когда-то — видела, как он ест или пьет. Это и в самом деле редкий случай.

Он взглянул на меня, и обнаружила, что они были цвета кладбища, когда луна высоко взошла, а листья опали с деревьев. Меня бросило в дрожь, которую я не могла побороть.

— И как именно? — мягко поинтересовался он, откладывая чайную ложку в сторону и поднося пропитанным кровью, секретами и чернилами руками кружку к его губам. Я смотрела на эти руки и гадала, каким они ощущались на моем горле, вместо моих на его…

Фу.

Трахнуться?

Нет.

Я отогнала эту мысль и обошла кухонный островок, чтобы встать перед ним.

Почему я решила сделать это прямо сейчас, я не знаю.

Оскар уставился на меня, тихо попивая свой час, пока ждал моего продолжения.

Врать другим людям — безумие, врать самому себе — самоубийство. Это ведь я прочитала в той чертовой книге? «Вечеринка в честь дня Дьявола»^[]. Спросите меня потом, почему я читаю романы про хулиганов. Моя жизнь, черт подери, — роман про хулиганов.

Я спорю с Оскаром сейчас, потому что не могу вынести тот факт, что иногда он ведет себя так, словно меня не существует, словно он разочарован другими, потому что не дает мне прикоснуться к нему.

— Словно ты одновременно ненавидишь и любишь меня, все вместе, — сказала я, задыхаясь.

— Знаешь, эти вещи не являются взаимоисключающими, — вот, что он сказал в ответ на мое заявление.

Нет, конечно, я не люблю тебя, глупая маленькая пташка. Песня закончилась и началась сначала, видимо она стоит на повторе.

Интересный факт на заметку об Оскаре. Некоторые люди предпочитают плейлисты, некоторые — радио с их Spotify-станцией, а некоторые предпочитают повторы. Я часто слушаю одну и ту же песню на повторе на протяжении нескольких часов. Это раздражало Пенелопу.

И это то, что есть общего между мной и Оскаром.

— Значит ты влюблен в меня? — сухо спросил я, рот все еще был открыт, пока я облизала уголок губы, свитер Кэла висел на моих руках.

Возможно он и не выглядит устрашающим монстром, как Вик или Хаэль, но этот свитер напоминает мне о том, какие у него большие мускулы. Я должна была начать тренироваться еще вчера.

— У тебя течет кровь, — ответил Оскар, решив посмотреть вниз на мои бледные бедра вместо того, чтобы отвечать на мой вопрос.

Стройку горячей красной жидкости потекла по ним и капала на кафельный пол. Блять. В моем безумном настроении поругаться с Оскаром, я забыла вставить свою чашку обратно.

Я снова посмотрела на его лицо.

Ему нравится этот вид, крови.

— А ты — сумасшедший, — я пошутила в ответ, но он лишь пожал плечами. Его руки, держащие белую кружку, имитируют руки демона, набитые вокруг его шеи. Жуткий вид, особенно с этой жуткой песней на повторе. — Почему ты постоянно чертовски зол на меня? Я поняла: ты не хочешь, чтобы я была в Хавок. Слишком поздно. Войди кровью, уйди, истекая кровью.

— Так много крови, — сказал Оскар, снова смотря мне в глаза. — Это нормальное обилие для тебя?

Я засмеялась, потому что знаю, что он просто пытается уколоть меня, залезть мне под кожу, как червь, и ползти. Ненавижу признавать, что это работает.

— У меня нерегулярный цикл с двенадцати лет. Найди другую цель, придурок.

Оскар поставил свою кружку на столешницу, а затем начал наступать на меня. Иногда я забывала насколько он высокий, так как он постоянно пытается держаться на расстоянии. Он кладет свою правую руку на столешницу и наклоняется ко мне.

— Я не нападал. Я восхищался, — сказал он мне, и мое тело пульсирует от эмоции, похожей на страх и похоть, все это превратилось в одну невыразимую вещь. Теперь я могу чувствовать запах Оскара, этот остро-сладкий запах корицы, охватывающий меня.

— Восхищался моими месячными? Чувак, теперь ты куда более жуткий, чем ты был в доме, — я отошла назад, чтобы могла встретиться с ним взглядом.

Мои газа проследили его сардоническую улыбку на губах, та, что одновременно излучает восхищение и превосходство. До меня дошло, что я стою на темной кухне, веду обычную беседы с мужчиной, который всего лишь несколько часов назад убил двоих. Еще, из меня обильно течет кровь. Правда, я просто должна потащить свою задницу в ванную.

— Такой я? Жуткий? — спросил он, вытягивая свою левую руку и проводя костяшками пальцев по воздуху рядом с моим лицом. Я заметила, что он не притронулся ко мне, несмотря на то, как близко мы находились. Оскар контролирует каждый вдох. — Ты смотришь на меня так же, с такой дихотомической интенсивностью.

Я выдохнула, и затем потонула в большом вдохе. Моя грудь вздымалась, мои груди, обтянутые толстовкой, соприкасались с голой кожей Оскара. Но лишь едва. Лишь едва. Он это заметил и вздрогнул.

— Почему ты постоянно так зол на меня? Серьезно, я хочу знать ответ, и хочу прямо сейчас.

Оскар повернул свою голову, смотря в темноту позади меня. Пульсация прошлась по мне, та, что говорила о жутких хищниках и тенях. Это был Вик, я это знаю. Он наблюдал за нами какое-то время прежде, чем подняться вверх в ванную.

— Господи, Бернадетт, здесь повсюду кровь, — крикнул он сверху, но я проигнорировала его.

Я собиралась прибраться, но теперь это его проблема. Если он хочет быть моим мужем, то разберется.

— Почему я зол на тебя? — спросил Оскар с едким смехом. Я заметила, что не увеличил расстояние между нами. Мой взгляд упал на его проколотые соски, затем спустился вниз, и я хотела бы увидеть его проколотый член тоже. — Из-за этого, — он указал на лестницу и нахмурился, мило и жестоко. — Виктор не относится к тебе, как подобает. Никто из них. Почему ты награждаешь их своей любовью? Это меня беспокоит, Бернадетт.

Я снова сосредоточилась на его лице, вырезанное из тени и греха, и моргнула в удивлении.

Увидеть, как Хавок убивает шестой номер в моем списке и увозят его труп в лес, явно не удивило. А это шокировало.

— Ты злишься, потому что я общаюсь с людьми, с которыми должна быть семьей? — я уточнила, и Оскар стиснул зубы.

Он ждал, пока Вик тихо, как кошка, спускается. Он снова смотрел на нас обоих несколько секунд прежде, чем наконец исчезнуть в комнате. Я слышала, как он пробормотал что-то себе под нос, но оно не стоит ни времени, ни усилий, чтобы выяснять суть.