— Ты следил за мной. Ты не имеешь никакого права следить за мной.

— Завтра ты проснешься на диване, рядом с ним, в окружении других идиотов, и будешь удивляться, что, черт возьми, ты натворила вечером. Ты этого хочешь? Ты правда хочешь об этом пожалеть?

Я несколько раз ударяюсь головой о подголовник.

— Это будет лучше, чем вернуться домой и встретиться лицом к лицу с моим отцом.

— Повзрослей, Элоиза.

— Я пытаюсь, но ты не даешь мне, черт возьми! А теперь отвези меня обратно!

— Я не позволю тому уродливому маленькому сукиному сыну использовать тебя!

Я закатываю глаза, и прежде, чем успеваю остановиться, извергаю шквал слов.

— Имеешь в виду, как ты использовал меня?

Машина со скрипом останавливается. Это резко и неожиданно. Мне так повезло, что я пристегнута ремнем безопасности. Теперь меня определенно тошнит.

— Ты права. Какого черта я это делаю? Ты ни хрена для меня не значишь.

Ауч. Я собираюсь притвориться, что это не было больно.

Я скрещиваю руки на груди, потрясенная, когда он протягивает руку через мои колени и дергает за дверную ручку, толкая дверь ладонью. Воздух холоднее, чем я помнила.

— Тогда вылезай. — Рявкает он, его глаза устремлены вперед, руки теперь крепко сжаты на руле.

Он шутит, да?

— Все это было… только для того, чтобы бросить меня посреди города?

— Я использовал тебя, так? Так какое мне дело?

— Отлично. Я ухожу. — Я отстегиваю ремень и, взявшись за ручку над дверью, выбираюсь наружу. — Звучит умно, не так ли? Спас меня от какого-то порочного восемнадцатилетнего подростка только для того, чтобы бросить одну на гребаных улицах, где, вероятно, есть диваны и похуже, на которых можно проснуться.

Его челюсть твердеет.

— Ты не моя проблема, Элли. Ты не стоишь того, чтобы из-за тебя я потерял работу.

— Плевать, я знаю дорогу назад. — Я захлопываю дверь и оглядываюсь, чтобы понять, где на самом деле нахожусь. Когда понимаю, то начинаю передвигать ноги в правильном направлении, лишь немного пошатываясь.

Черт, на самом деле довольно холодно, теперь, когда я немного трезвее.

Ха! Я взяла с собой его воду.

Я разворачиваюсь и бросаю ее в его направлении, когда он начинает отъезжать. Наблюдаю, как она взмывает в воздух, после чего попадает в правое боковое зеркало. Оно разбивается. Не бутылка, нет, она взрывается. Разбивается зеркало.

Этого не должно было произойти. О, черт.

Думаю, что в данный момент лучше всего было бы уйти, поэтому именно это я и делаю. Разворачиваюсь и продолжаю идти.

— Черт, — ругается он после того, как я слышу, как он вылезает из своей машины. — Ты, блядь, издеваешься надо мной? У тебя что, роботизированная рука?

Я продолжаю идти, все еще пребывая в шоке от своего явного мастерства в метании. Держу пари, я не смогла бы это повторить, даже если бы попыталась.

— Психопатка!

Я показываю ему средний палец через плечо и достаю из кармана зазвонивший телефон. Это Хейли.

— Эй, — выдыхаю я, обхватывая себя свободной рукой. — Что случилось?

— Где ты, черт возьми? Я вся такая… где моя сучка? А ты ушла и все такое. Мы играем в покер на раздевание! Тащи сюда свою задницу.

— Я просто пошла прогуляться. Я типо дико пьяная.

— Мы завтра прогуливаем?

— Не думаю, что есть другой вариант. Я скоро вернусь. Прибереги мне место.

— Уже сделала это. Хочешь, я пошлю кого-нибудь встретить тебя?

Я качаю головой, хотя она меня и не видит.

— Нет, я почти на месте.

— Хорошо.

Повесив трубку, я останавливаюсь и засовываю телефон в карман. Земля сильно кружится, но не так сильно, как раньше. Ничто так не помогает мозгу сосредоточиться, как немного адреналина.

— Ты идешь обратно? — Машина Айзека медленно едет рядом со мной. — Ты заплатишь за мое зеркало.

Я игнорирую его и продолжаю идти.

— Ладно тебе, садись. Я тебя подвезу.

— Нет, спасибо, — огрызаюсь я, слегка дрожа.

— Элли...

— Отвали.

— Послушай, ты выпила. Ты не можешь ясно мыслить.

— Нет? — Я останавливаюсь и наклоняю голову. — Тогда, какое у тебя оправдание событиям сегодняшнего вечера?

— Элли, просто садись в машину.

— Нет.

— Элли, сядь в гребаную машину.

— Я сказала, нет!

— Может, вы оба заткнетесь? — Кричит кто-то из соседнего окна. — Люди пытаются уснуть, черт возьми!

— Сядь в машину, Элли. — Шипящим голосом приказывает он, игнорируя человека в окне.

— Я возвращаюсь на вечеринку.

— Я отвезу тебя.

Я издаю смешок. Как будто я действительно в это поверю.

— Элли, пожалуйста... садись в машину.

— Зачем?

— Потому что...

Я жду, но он не продолжает.

— Потому что, что?

— Потому что я привез тебя сюда против твоей воли. Мне нужно отвезти тебя обратно. Я не должен был вмешиваться. — Его глаза умоляют меня, и я слышу искренность в его голосе. Часть меня хочет поспорить с ним, но остальная часть меня действительно не хочет возвращаться на вечеринку пешком.

Я вздыхаю и забираюсь в машину. Он ждет, пока я пристегнусь, прежде чем завести машину и развернуться на дороге.

Когда он останавливается на углу следующей улицы, проехав в тишине всего две минуты, я задаюсь вопросом, почему. Но затем я вижу причину, и мое сердце замирает.

— Что ты наделал? — Спрашиваю я, когда мой отец сердито бросается к машине. — Айзек… что, черт возьми, ты наделал?

Он закрывает глаза.

— Завтра ты поблагодаришь меня.

Дверь рывком распахивается, и меня захлестывает волна чувств. Меня вытаскивают наружу, мои органы совершают сальто и дважды подпрыгивают по всему телу.

— Сколько мы вам должны за зеркало? — Спрашивает мой папа Айзека.

— Нисколько, я застрахован.

— Прошу извинить за все это. Большое вам спасибо, что забрали ее.

Я не знаю, что сказать. Думаю, это и есть шок. Или, может быть, это и есть разбитое сердце.

— Увидимся в школе, Элоиза. — Тихо говорит Айзек, в его глазах раскаяние.

— Никогда больше не разговаривай со мной, — выдыхаю я, удивляясь, как эта ночь испортилась так быстро.

— Элоиза! — Рявкает мой отец, захлопывая дверцу машины моего учителя, прежде чем снова схватить меня за руку. — Я вычту стоимость ремонта из вашего следующего чека за аренду.

— Нет необходимости, просто доставьте ее домой в целости и сохранности.

Слеза скатывается по моей щеке. Я сердито ее вытираю и позволяю папе отвести меня к машине. Он молчит. Он прибережет слова до того, как мы вернемся домой.

Как только мы возвращаемся домой, он произносит только одну фразу, которая разбивает мне сердце.

— Никакой поездки во Францию.

Я даже не пытаюсь спорить. Я проталкиваюсь мимо мамы, которая ждет в коридоре в халате, с беспокойством в глазах, и взбегаю по лестнице.

Слышу, как они спорят, но на самом деле не обращаю внимания. Знаю, что мама меня защищает, и знаю, что отец испытывает отвращение. Мама думает, что теперь, когда мне восемнадцать, мне следует позволить немного свободы. Папа же считает, что, пока я живу под его крышей, я должна следовать его правилам, что мне нужно готовиться к поступлению в университет. Мама утверждает, что я хорошая девочка, и я всего лишь развлекаюсь. Папа же считает, что из-за этого веселья меня могут изнасиловать или еще чего похуже.

Ни один из них не ошибается, но меня это не волнует.

Как он мог так жестоко предать меня?