ГЛАВА 31

ГЛАВА 31

Логан

Ежемесячные посиделки начнутся только через четыре часа, но вот я уже стучусь в дверь родительского дома с миссией.

Прошла неделя с тех пор, как Кэссиди переехала ко мне, а мой предыдущий компаньон, Призрак, был выселен и переехал в дом Нико. Большую часть времени я нахожусь на девятом облаке, наслаждаясь тем, что Кэсс рядом со мной, обнимая и целуя ее, когда мне захочется.

Но это не все блестки и сияние. Есть сторона Кэсс, которую мне неприятно видеть. Она пытается скрыть свою неуверенность, но каждый день я вижу, как она не уверена в нас... во мне. Мелочи, например, когда я загрузил ее пустую чашку в посудомоечную машину на днях утром, пока она читала брошюру на кухне. Я ничего не подумал, но она побледнела и начала извиняться.

То же самое произошло, когда она готовила ужин. Меня учили, что, когда женщина готовит для тебя, ты сам убираешь за собой, но Кэсс перегнулась через обеденный стол, чтобы выхватить у меня из рук тарелку, да так быстро, что снова повредила ребра.

Она ведет себя так, будто я выставлю ее за дверь, как только она сделает хоть шаг не туда, и это каждый раз убивает меня. Я замечаю, насколько она уязвима теперь, когда она почти все время со мной. Теперь, когда мы разговариваем и проводим время вместе вне постели. Я вижу, как легко заставить ее сомневаться во мне и в себе.

Она стала больше открываться, рассказывать о своем прошлом, о родителях-алкоголиках и приемных семьях, о жестоком обращении, пренебрежении и страхе.

И именно поэтому я нахожусь в родительском доме.

Кэссиди теперь моя, в ней растет мой ребенок, и будь я проклят, если позволю кому-то еще причинить ей боль.

Умышленно или нет, но все закончится сейчас.

Я столкнулся со своими братьями и вышел невредимым. Пришло время встретиться с родителями.

— Логан! — щебетала мама, обнимая меня за шею. — Не ожидала, что ты придешь так рано.

Я обнимаю ее в ответ, а затем иду дальше, вдыхая сладкий аромат яблочного пирога, витающий в воздухе.

Бабушка, должно быть, снова здесь.

Моя мама отлично готовит, но, как и Талия, не умеет печь. Еще одна позиция в длинном списке того, что их объединяет. Жаль, что ни одна из этих вещей не сближает их.

— Все в порядке? — спрашивает мама, и шестое чувство, которое она развила, воспитывая команду мальчиков, как всегда, срабатывает безотказно. — Ты выглядишь обеспокоенным, милый. Что случилось?

Пока ничего.

— Папа здесь?

— Да, — говорит она, ее глаза сузились и полны противоречивых эмоций. — Он в своем кабинете.

— Ты можешь сходить за ним? Мне нужно вам кое-что сказать.

Она слегка бледнеет, и ее прекрасное лицо искажается от беспокойства, но она кивает и спешит по длинному фойе к задней части дома, пока я направляюсь в одну из гостиных.

Я не сажусь, слишком нервничаю, чтобы оставаться неподвижным.

— Логан, — говорит мой отец твердым, но дружелюбным тоном, входя в комнату. — Что привело тебя так рано?

— Думаю, вам стоит присесть. — Я прислоняюсь к роялю, сжимая и разжимая кулаки.

Они переглядываются друг с другом, но подчиняются, садятся на белый диван «Честерфилд», вплотную друг к другу, единым фронтом перед лицом возможных проблем.

Мы с братьями берем с них пример.

Мама ерзает на своем месте, ее глаза расширены, и папа берет ее руку, держит ее на коленях, нежно поглаживая костяшки пальцев.

— Я хочу познакомить вас со своей девушкой, — начинаю я, давая этой части информации впитаться. — Но это произойдет либо на моих условиях, либо не произойдет вообще.

Моя мать выпрямляет спину в защитной манере, а отец остается бесстрастным. Его неоспоримый авторитет не оставляет места для сомнений в том, кто здесь главный. Годы политической карьеры означают, что Роберт Хейс контролирует любую ситуацию, даже если не произносит ни слова.

Он знает, что у моего присутствия есть причина, и я почти уверен, что он также знает, что это за причина, но пока я не скажу то, что должно быть сказано, он будет молчать и изучать мои движения и жесты, прежде чем возьмет на себя роль переговорщика.

— Что ты имеешь в виду? — спрашивает мама, ее щеки пылают алым от раздражения, которое звучит в ее голосе.

— Мам... — Я подхожу ближе и сажусь в кресло напротив дивана. — Тео никогда не скажет тебе этого, но я скажу, потому что кто-то должен это сделать. — Я делаю глубокий вдох, смотрю на нее, мой тон настолько мягок, насколько это возможно в данной ситуации. — Я знаю, что ты любишь нас, и ты не в своей тарелке сейчас, когда мы стали взрослыми и создали свои собственные семьи, но ты должна принять, что женщины в нашей жизни никогда не заменят тебя. Тео любит тебя так же сильно, как и до женитьбы на Талии. Никто из нас не перестанет любить тебя, потому что мы выросли, но...

— Но? — мама сжимает губы в тонкую линию, вырывая руку из папиной хватки и складывая руки на груди.

У нее потрясенный взгляд. Она наклоняет туловище в сторону и поднимает подбородок, глаза сужены, губы сжаты. Несмотря на ее явную оборонительную манеру, боль в ее глазах задевает меня сильнее, чем раньше.

— Скажи мне, в чем дело, Логан.

Я потираю подбородок, сдерживая свои эмоции. Причинять ей боль я не намерен. Я просто пытаюсь помочь ей образумиться и понять, что ее поведение дорого ей обойдется.

— Но если ты не примешь наш выбор, мама, ты будешь видеть нас все реже и реже. Тео в какой-то момент сорвется, если ты не перестанешь относиться к его жене как к врагу. Я удивлен, что он так долго продержался.

— Я не отношусь к ней как к врагу! — мамины щеки разгорелись еще сильнее, в глазах поплыли маленькие факелы. — Я не обязана ее любить, правда? Она жена Тео, а не моя.

— Ты не обязана ее любить, — соглашаюсь я, не позволяя ее гневу охватить меня и зажечь фитиль. — Но какая причина, кроме ревности, у тебя есть, чтобы не любить ее? Она из кожи вон лезет, чтобы заслужить твое признание. Она замечательная, мама. Она делает Тео счастливым. Что еще тебе нужно? Ты должна быть рада, что он нашел ее.

Ты бы видела, какими персонажами он себя окружал.

Папа обхватывает мамины плечи, притягивая ее ближе, словно желая утешить, но выражение его лица больше не бесстрастно. Он — открытая книга.

Сегодня он на моей стороне. Однако вслух он этого не признает, поддерживая единый фронт мистера и миссис Роберт Хейс.

— Я люблю вас, — продолжаю я, глядя им обоим в глаза. — Обоих. И я хочу познакомить вас со своей девушкой, но я также люблю ее, а она уже достаточно натерпелась. — Я опираюсь локтями на колени, пальцы сцеплены в узел. — Вот почему я здесь. Чтобы сказать вам, что если вы заставите ее почувствовать себя нежеланной, хотя бы на секунду, я больше не приведу ее сюда. И я не приеду. — Я глубоко вдыхаю, готовясь сообщить самую важную новость, которую я когда-либо им скажу. — Надеюсь, ты постараешься не вести себя так враждебно, мама, потому что в феврале ты снова станешь бабушкой.

С ее губ срывается хныканье. Я не могу определить, какая эмоция скрывается за этим звуком. Счастлива ли она, печальна или шокирована, но это что-то.

Мой отец, напротив, — воплощение спокойствия. Только его глаза выдают, что он эмоционален.

— О, Логан! Почему ты не привез ее раньше?!

Расстроенная. Она такая и есть.

— Это долгая история. Но ты ее знаешь. Помнишь девушку, которая чуть не утонула у Тео?

— Кэссиди? — Мама задыхается, а у меня в сердце поворачивается нож. — Тот фотограф? Она мать моего внука?

Моя мама не сноб. Отнюдь. Она активистка. Она владеет благотворительным фондом и любит помогать тем, кому повезло меньше, но когда речь идет о ее сыновьях, ни одна женщина не может быть достаточно хороша, видимо. Может, мы все должны быть геями, как Шон? Она точно любит Джека, как родного.

Я встаю, разочарование распространяется в моем сознании, как контузия под кожей.

— Это все, что я хотел услышать, — говорю я, и мой тон отражает, насколько разбитым я себя чувствую. Я пересекаю комнату, в горле так сухо, что больно глотать. — Не ждите нас сегодня.

Я вхожу в фойе и мельком вижу, как бабушка удаляется на кухню. Она всегда была любопытной, хотя никто никогда ничего от нее не скрывал. Мы довольно открытая семья, у нас редко бывают секреты.

Я поворачиваюсь в сторону кухни, чтобы хотя бы поздороваться с ней, прежде чем выбегать из дома, но высокий мамин голос останавливает меня на месте.

— Логан, подожди! — она бросается за мной и хватает меня за руку посреди фойе. — Прости, я просто..., — ее голос трещит, как яичная скорлупа, а глаза наполняются слезами. — Все мои мальчики уехали. Мы с твоим отцом остались здесь одни. — Она всхлипывает, жалобно сопя. — У вас и так все меньше времени, а с женами и детьми вы будете слишком заняты. Ты перестанешь приезжать и...

Я крепко обнимаю ее.

— Мы здесь, и мы всегда будем здесь. Мы не перестанем приезжать только потому, что у нас появились семьи. Если что, мы будем приходить чаще. Мы тебе еще надоедим, обещаю. — Я целую ее в макушку и крепко обнимаю. — Сейчас этот дом может казаться пустым, но пройдет еще пара лет, и он будет полон внуков. Талия и Кэссиди не украдут твоих сыновей. Они дадут тебе еще один род Хейсов, мама. Они делают нас лучшими мужчинами, и мы хотим, чтобы вы с папой приняли их.

Она прижимается ко мне, держится за мою майку и качает головой, словно готова сказать и сделать все, что угодно, лишь бы удержать меня и всех остальных своих сыновей.

Подходит папа, обнимает нас обоих, молчаливый герой, спасающий день больше жестами, чем словами.

— Конечно, мы хотим с ней познакомиться, — говорит он, его тон контролируется внешне, но под ним скрываются сильные эмоции. — Поздравляю, сынок. Я горжусь тобой.

И я знаю, что он имеет в виду не только то, что я наконец-то нашел человека, достойного моего времени, но и то, что я готов рассказать маме холодную, суровую правду, которая пойдет нам всем на пользу.

— Пожалуйста, приди сегодня с Кэссиди, — умоляет мама, отстраняясь. — Пожалуйста, я действительно хочу узнать ее получше. Я серьезно.