Девятнадцать

Харпер

Я глотаю средство экстренной контрацепции на глазах у Зака, наблюдая, как его челюсть опускается, когда вода стекает по моему горлу, заглушая огненный шар внизу живота.

— Ты дерьмово выглядишь, Зак. Тебе следует пойти домой.

Раздражение мелькает в его глазах, когда он встает и направляется к кровати, хватаясь за поручни по обе стороны от моего тела, когда наклоняется ближе. Я захлопываю рот, мое застенчивое сознание поднимает свою уродливую голову. Я уверена, что мое дыхание могло бы вырубить целую армию. Или, по крайней мере, задумчивого наемника, нависающего сейчас в опасной близости от моего лица.

Я прищуриваюсь и делаю единственное, что умею делать, когда дело касается Зака. Я говорю что-нибудь язвительное, чтобы разозлить его.

— Если ты не хочешь, чтобы твои глазные яблоки разодрали в клочья, я предлагаю тебе отвалить на хрен.

Я заправляю выбившуюся прядь жирных волос за ухо и заставляю себя поддерживать зрительный контакт, поскольку его мужской аромат переполняет мой организм, заставляя мое тело снова включиться на полную мощность.

Его теплое дыхание овевает мою шею, когда он приближает губы к моему уху и шепчет:

— Ты поедешь со мной домой, Харпер. Так что привыкай к тому, что я вот так нависаю над тобой. Потому что, пока окровавленный труп твоего жениха не будет лежать у моих ног, ты под моей защитой.

Звуковой сигнал рядом со мной набирает новый темп, и мое сердце пускается в галоп. Я неловко ерзаю под простынями, грубая настойчивость Зака превращает мою решимость в кашицу.

Он отступает как раз вовремя, чтобы увидеть, как жар приливает к моему лицу.

Кривой смех вырывается из моей груди, затем быстро затихает до болезненного стона, потому что, Черт возьми, это больно.

— Ни в коем случае, — говорю я ему, но взгляд, который получаю в ответ… Дерьмо. — Ты ненормальнее беличьего гнезда, если думаешь, что я пойду с тобой домой.

Брови Зака взлетают к линии роста волос.

— Беличье гнездо? Правда?

Я закрываю глаза, собираясь с силами, чтобы не найти ближайший тяжелый предмет и не запустить им в голову Зака.

— Неважно, — выдавливаю я из себя. — Не в этом дело. Дело в том, что этого не произойдет. Если только ты не хочешь проснуться посреди ночи оттого, что с твоих пальцев снимают ногти плоскогубцами, а брови опаляют...

Но мои угрозы ни к чему меня не приводят, и, прежде чем я успеваю опомниться, Зак подкатывает свой внедорожник к главному входу больницы и относит меня в него, как будто я вообще ничего не вешу. Он засовывает мой маленький белый бумажный пакетик с таблетками за мое сиденье, затем садится за руль и выводит нас с больничной парковки. Я пытаюсь заставить свое сердце подчиниться, но оно слишком занято попытками к великому побегу, чтобы обращать внимание на инструкции моего мозга. И мои легкие полностью сдали, очевидно, они под кайфом от слишком большого количества феромонов Зака, которых становится все труднее избегать, когда я нахожусь в таком маленьком пространстве с самим мудаком.

Заставляя себя расслабиться и не думать о том, что его покрытые татуировками костяшки пальцев вот-вот лопнут от того, что как крепко сжимают руль, я откидываю голову назад и закрываю глаза, позволяя глубокому гулу двигателя убаюкать меня. Некоторое время спустя я просыпаюсь в незнакомой комнате, на незнакомой кровати, и, к сожалению, меня окружает очень знакомое присутствие.

Словно услышав, как мои веки открываются, рядом появляется Зак, его брови плотно сдвинуты, когда он смотрит на меня сверху вниз с измученным выражением лица.

— Тебе не следует пялиться. Это грубо, — выдавливаю я, упираясь костяшками пальцев в кровать и принимая сидячее положение.

Гребаная Тереза, это больно.

Мое тело такое скользкое от пота, что я чувствую себя свежеочищенным авокадо. И болит каждый дюйм моей кожи. Болят даже корни зубов. Действие морфия заканчивается, и я начинаю осознавать масштабы нападения Кэмерона в более ясном состоянии ума.

— Ты была прикована к постели почти три дня. Это нормально — чувствовать себя так, — говорит мне Зак, как будто он внутри моего мозга. — Мы будем поддерживать тебя в движении, и ты снова прийдешь в норму в течение следующего дня или около того.

Я издаю разочарованный стон, раздраженная мыслью о том, что в обозримом будущем буду заключена в доме Зака.

Но когда я бросаю взгляд на прикроватный столик и замечаю тарелку дымящегося супа и сэндвич с сыром на гриле, я не могу сдержать улыбку, которая расползается по моему лицу. Кровать прогибается под весом Зака, когда он садится рядом со мной и ставит поднос мне на колени. Он кладет еду сверху и протягивает мне ложку.

— Тебе нужно поесть, — говорит он мне.

— Зак, большой, злой пес, приготовил мне суп и сэндвич. Как по-домашнему, — поддразниваю я.

— Я так и сделал. Но, к сожалению, — вздыхает он, — у меня закончился мышьяк.

Затем он улыбается. Я ненавижу, когда он это делает. Это... выбивает из колеи.

Его улыбка исчезает, когда он смотрит на меня в ответ. Между нами возникает странное притяжение, которое никогда не ослабевает. Оно всегда рядом, иногда сильнее, и прямо сейчас это засасывает меня. Неумолимая сила. Как гравитация — всегда присутствует, всегда заземляет меня.

Но затем он встает, и это магнитное притяжение ослабевает, как резиновая лента, и я остаюсь парить в открытом космосе, пока оно не перезарядится и не утащит меня обратно на землю. Зак поворачивается, чтобы уйти, но я протягиваю руку и хватаю его за запястье. Его взгляд перемещается туда, где соприкасаются наши тела, и я знаю, что он тоже это чувствует.

Но затем его взгляд устремляется на мое обручальное кольцо, и его кофейные глаза темнеют до цвета обсидиана. Свободной рукой он нежно убирает мои пальцы со своего запястья.

— Ешь свою еду, Харпер.

Затем он выбегает, хлопнув за собой дверью.

— На самом деле Зак не давал мне особого права голоса в этом вопросе, Стелл.

— О, милая, — она растягивает два слога. — У тебя был выбор, Харпер. У тебя всегда есть выбор.

Она права. У меня был выбор. Но у меня не было сил спорить с ним. Вместо того, чтобы признать это, я направляю ее в другом направлении.

— Я не хотела быть обузой для вас, ребята, и Лейни и Финна. Кроме того, ты безумно сумасшедшая после родов. Все эти послеродовые гормоны загоняют тебя в тупик.

Она резко втягивает воздух, прежде чем выпалить:

— Я не совсем сумасшедшая!

— Ты права. Только немного сумасшедшая. Ты занятая мама, Стелл. И это совершенно нормально. Но я бы осталась лежать, как овощ, и вонять в твоей гостевой комнате, как гниющая картошка.

Она драматично вздыхает.

— Ты права. От тебя действительно пахнет гниющей картошкой. А у меня бионический нюх. Так что, наверное, будет лучше, если ты вместо этого провоняешь дом Зака. Кроме того, я слышала, что Заку Шепарду очень нравится вонь гниющих овощей.

Я улыбаюсь, затем шиплю, потому что от бушующих шаров ярости у меня болит лицо!

— Во-первых, технически картофель — это не овощи, а корнеплоды. Во-вторых, Зак… Он...

Кто он? Мой друг? Ни хрена себе. Дело не в этом. Мой защитник?

— Он просто... Нет слов, чтобы описать, кто такой Зак.

— Он заботится о тебе, Харпер. На случай, если ты еще не в курсе, это то, чем занимаются эти парни. Они заботятся о своих женщинах.

Я фыркаю, затем всхлипываю. Ой.

— Их женщинах, — невозмутимо отвечаю я. — Конечно. За исключением того, что я почти уверена, что мысль о том, чтобы находиться со мной в одном часовом поясе, заставляет Зака фантазировать о том, как однажды он встанет над моим гробом, бросит сверху комок грязи, а затем неторопливо уйдет, насвистывая веселую мелодию, в поисках следующей шлюшки, которая захлопает на него ресницами.

— Во-первых, Зак не спит с каждой шлюхой, которая хлопает на него ресницами.

— Ты права. Только с каждой второй, — отвечаю я.

— Во-вторых, единственные похороны, на которых Зак заинтересован присутствовать — это похороны Кэмерона. Если ему вообще посчастливится попасть на них.

И вот оно. Большое ведро ледяной воды, готовое окатить единственную приятную беседу, которая у меня была за последние дни, наконец-то опрокинулось, смывая остатки моего иссякающего счастья. Мое настроение снова портится, когда я возвращаюсь к реальности.

Зак собирается убить Кэмерона. Я не грущу по этому поводу. Он изнасиловал и избил меня до полусмерти, так что технически это он начал. Если и есть что-то, что я знаю наверняка, так это то, что мой жених — ходячий мертвец. Каждый его вздох — подарок вселенной.

Тук. Тук.

Зак маячит в дверном проеме спальни, его гигантская фигура затмевает свет в холле, в то время как его глаза по-прежнему прикованы к моим.

— Не возражаешь, если я побуду несколько минут с пациентом? — он спрашивает Стеллу.

Стелла прищуривает глаза, но ненадолго, прежде чем покинуть комнату, пообещав вернуться, как только Зак закончит делать все, что ему нужно.

Этот человек — энергетический вампир, и прямо сейчас он высасывает все из меня и из этой комнаты своей задумчивостью. Я не уверена, в чем его проблема, но он выглядит так, словно готов перевернуть всю эту спальню вверх дном.

Его взгляд скользит к бриллиантовому кольцу на моей левой руке, которое я до сих пор не могу заставить себя снять. Я подсчитала, сколько раз он это делал, и мы достигли ровно семи с тех пор, как он впервые увидел меня на больничной койке. Каждый раз, когда он смотрит на него, у меня в груди возникает странное ощущение шипения, как когда бросаешь Ментос в колу. Я знаю, это нелепо, что я все еще ношу его. Но удаление его ощущается… Ну, я пока не совсем уверена.

— Мне нужно сменить тебе повязку, — говорит он мне.

Я закатываю глаза.

— Это может подождать.

— Нет, Харпер. Не может.

— Стелла может...

Зак повышает голос, его тон требовательный и резкий.