Двадцать

Харпер

Я наклонилась над раковиной и мыла руки, разглядывая Зака в зеркало, как он отворачивается от стены и грозит мне. Он был прав, когда сказал мне, что через день или два мне станет легче. Если бы не мое покрытое синяками и опухшее лицо, общая боль во всем теле и острая боль, когда я поднимаю руки выше плеч, я бы на самом деле чувствовала себя вполне нормально.

— Ты же знаешь, что я могу сама дойти до ванной и обратно, верно?

Хмурый взгляд Зака усиливается, когда он смотрит на мое отражение в зеркале. Сегодня у него снова странное настроение, и я не уверена, то ли это из-за того, что я доставляю неудобства, то ли из-за чего-то другого. После нашей вчерашней небольшой беседы, где он дал мне представление о том, какой была его жизнь, он в значительной степени был мил, за исключением тех случаев, когда мне нужна его помощь, отвлекаясь на постоянный шквал наемников, проникающих в дом и выходящих из него, когда они повсюду ищут Кэмерона.

Закрываю кран, вытираю руки полотенцем и плетусь обратно в постель, Зак поддерживает меня сзади на случай, если я упаду. Я осторожно забираюсь под одеяло и жду, когда он что-нибудь скажет. Что угодно. Напряженная тишина убивает меня. Но приносит мне такое же облегчение, какое доставило бы многократное трение проволочной губкой по обнаженной коже, и вообще ничего не говорит. Он опускается на стул в углу комнаты и хмурится.

Когда я устаю от тишины, я без обиняков спрашиваю:

— В чем твоя проблема, Зак?

Он, наконец, открывает рот и говорит.

— Стелла заходила снова. Принесла кое-что для тебя от твоей бабушки. Сказала, что хотела, чтобы он был у тебя.

Он лезет в карман и достает камень, затем бросает его на матрас рядом со мной. Я беру бирюзовый кристалл и растираю его между пальцами, его гладкая поверхность теплая от тепла тела Зака.

— И это.

Он берет с комода конверт, которого я там не заметила, и кладет его рядом со мной.

Я открываю конверт и разворачиваю маленький листок бумаги, узнав по цветочной кайме маленький блокнотик, который Нэн держит на кухонном столе, чтобы записывать напоминания и списки покупок.

Привет, Дорогая,

Этот камень — совершенно особенный. Он призван приносить удачу, помогать залечивать старые раны и обеспечивать защиту. Я знаю, что тебе трудно, Харпер. Я всем сердцем чувствую, что глубоко внутри тебя происходит нечто большее, чем то, что произошло с Кэмероном. И хотя я не могу сказать наверняка, что это такое, я могу с уверенностью сказать, что ты не безнадежна. Ты не безнадежна. Ты не слабая. Ты красивая, сильная и жизнерадостная, и когда ты забудешь, кто ты есть, этот камень послужит напоминанием и придаст тебе сил, необходимых для того, чтобы выстоять в любом огне, с которым ты столкнешься. Я верю в тебя, дорогая. Ты тоже должна верить в себя.

Я люблю тебя, Харпер.

Скоро увидимся.

Нэн

Горячие слезы подступают к уголкам моих глаз. Нэн всегда знала, когда я веду внутреннюю борьбу. Но прямо сейчас … Открываются шлюзы, и начинаются работы гидротехнических сооружений. Я не из тех, кто любит плакать. Я уродливая, сопливая, отвратительная плакса, которая издает странные звуки и пускает слюни и потеет. Естественно, я полностью избегаю этого. Всегда. Но прямо сейчас я в ужасном состоянии. Так что я могу понять, почему Зак просто сидит и смотрит, как я тону в омуте соленой грусти.

Закончив рыдать, я вытираю слезы и сопли рукавом ночной рубашки и бросаю взгляд на Зака. Его руки так крепко сжимают подлокотники кресла, что костяшки пальцев побелели.

— Извини, — шмыгаю я носом. — Я знаю, что то, что я лежу в твоей гостевой комнате, для тебя большая проблема. Я уверена, ты уже жалеешь, что притащил меня сюда.

Уголки его глаз на мгновение округляются, когда в выражении его лица появляется проблеск чего-то похожего на вину. Если бы я моргнула, то пропустила бы это. Часть меня хотела бы, чтобы так и случилось.

— Ты понятия не имеешь, о чем я думаю, Харпер, — тихо говорит он.

Его неожиданное заявление удивляет меня, потому что я совершенно уверена, что точно знаю, о чем он думает.

— Нет, ты не знаешь.

— Прости, — я качаю головой. — Я высказываю свои мысли вслух или что? Или ты просто читаешь мои мысли?

— Мне не нужно читать твои мысли, котенок. Твои глаза говорят мне все, что мне нужно знать. Например, прямо сейчас ты раздумываешь, стоит ли тебе вместо этого остаться со Стеллой и Джоэлом, — я хмуро смотрю на него. — И теперь ты замышляешь мою смерть.

— Вау. Ты действительно можешь сказать, о чем я думаю.

Его губа подергивается от удовольствия. И теперь я думаю о том, как избавиться от его тела. Возможно, измельчитель древесины. Или, может быть, утечка газа и трагический взрыв.

Я выбираю измельчитель древесины.

— Как думаешь, сможешь принять душ? — спрашивает он, прерывая мои убийственные мысли.

— Боже, да.

— С моей помощью, — добавляет он, изогнув бровь.

— Ох, черт возьми! — я стучу кулаками по кровати. — Ты же знаешь, я вполне способна.

Глаза Зака сужаются до щелочек.

— Тогда вылезай из постели и разденься для меня.

— Прошу прощения?

— Ты слышала меня. Покажи, что можешь раздеться сама, и я позволю тебе принять душ без посторонней помощи.

— Прекрасно, — огрызаюсь я. — Но черта с два я позволю тебе смотреть.

— Я видел твое тело, котенок. Стащил тебя со своего крыльца совершенно голой.

Он встает и пересекает комнату, с каждым шагом приближаясь, вызывая во мне волну беспокойства.

— Видел, как ты истекала кровью, сперма твоего жениха стекала по твоим бедрам.

Он нависает надо мной, как призрак.

— Я все видел, Харпер. И тебя это беспокоит? То, что я кое-что заметил, когда мы с тобой оба знаем, что ты не сможешь снять собственную рубашку через голову и стоять прямо достаточно долго, чтобы как следует помыться?

Немного больно слышать, в каком состоянии меня нашел Зак. В каком состоянии меня бросил мой жених. На самом деле, это приводит меня в бешенство, но мой гнев неуместен, и как бы сильно я ни хотела выместить его на Заке, это было бы бессмысленно. Это не его вина, как бы мне ни нравилось притворяться, что это так.

— Знаешь, тебе не нужно мне напоминать.

Он вопросительно наклоняет голову в мою сторону.

— Разве нет? Потому что я совершенно уверен, что ты ни хрена не помнишь из той ночи.

Мои плечи опускаются, и я чувствую, что ускользаю под поверхность, меня засасывает обратно в ту ночь. Я проделала чертовски хорошую работу, чтобы выстоять, быть сильной. Но прямо сейчас, когда Зак говорит мне все это и смотрит на меня, как на какую-то жалкую, слабую женщину... Такое чувство, что я снова в своей квартире, то теряю сознание, то прихожу в себя, пока Кэмерон жестко трахает меня и называет всеми известными именами, пока я лежу под ним беспомощная и окровавленная.

— Ты прав, — с горечью соглашаюсь я. — Я ничего не помню. Я помню все.

Челюсть Зака сжимается, его острые углы загибаются сами по себе. Он проводит рукой по волосам.

— Пошли, — говорит он, пропуская мимо ушей мое признание. — Покажи мне, что ты можешь раздеться, и я оставлю тебя в покое.

Бросая в него невидимые кинжалы за внезапную смену настроения, я кладу свой камень и записку на прикроватный столик и, вылезая из кровати, шаркающей походкой возвращаюсь в ванную, из которой только что вышла. Зак включает свет и включает душ, проверяя температуру, прежде чем обратить свое внимание на меня. Я мельком вижу себя в зеркале и съеживаюсь. Я уже видела себя несколько раз, но легче от этого не становится.

Моим длинным волосам, когда-то собранным в неряшливый пучок, больше не нужна резинка, чтобы оставаться на месте. Мое лицо усеяно синяками и порезами, в основном вокруг челюсти, особенно одна большая рана проходит через обе губы с одной стороны рта. Все остальное тело у меня тоже в синяках, но с этим можно справиться с помощью коктейля из обезболивающих, который мне прописали. Я полагаю, что в грандиозном плане этого дерьмового шторма мне повезло, что я не в худшем состоянии.

Проглотив комок в горле, я прохрипела:

— Ты можешь хотя бы отвернутся?

Неохотно он делает это, но я ловлю его взгляд в отражении стеклянной двери душа.

— Знаешь, это новый уровень унижения.

Со стороны ванной раздается разочарованный стон Зака. Я решаю, что нет смысла затягивать с этим. Схватившись за подол ночной рубашки, я поднимаю ее к груди, прежде чем острая боль пронзает всю мою грудную клетку и спину. Я тихо всхлипываю и сбрасываю рубашку обратно, пытаясь снова, но безуспешно.

— Ты еще не разделась, котенок? — спрашивает Зак, его тон всезнающий и высокомерный.

— Нет, — жалко заявляю я.

Он оборачивается, и самодовольная ухмылка расплывается на его глупом, красивом лице.

— Меня резали ножом больше раз, чем я могу сосчитать, Харпер. Это нормально, когда тебе нужна небольшая помощь.

— Спасибо, что запечатлел в моем мозгу образ тебя, беспомощного, лежащего в постели. Я буду лелеять его вечно.

Он хихикает, затем сокращает расстояние между нами и смотрит на меня сверху вниз. Очевидно, что ему это нравится. Но затем выражение его лица становится трезвым, и он, кажется, приходит к какому-то осознанию.

— Я обещаю, что не прикоснусь к тебе ни в коем случае без необходимости. Я помогу тебе, когда понадобится, но даю тебе слово, что не сделаю это еще более неудобным для тебя, чем оно уже есть.

Я закатываю глаза и усмехаюсь.

— Харпер, — предупреждающе произносит он.

Грубые пальцы берут меня за подбородок и приподнимают мое лицо, когда его глаза встречаются с моими.

— Ты притворяешься крутой, когда тебе это не нужно. Иногда быть уязвимой — это нормально. Но ты должна доверять мне. Понятно?

Прикусив разбитую нижнюю губу, я понимающе киваю. Я также знаю, что прямо сейчас мне больше некому помочь, так что это все для меня.

Спасибо вселенной, за то, что ты полный засранец.

— Хорошая девочка, — говорит он, затем отходит в сторону и опускает руки на подол моей рубашки. — Прижми подбородок к груди и вытяни руки прямо перед собой, но только настолько высоко, насколько тебе удобно.