— Вау. Ты выглядишь сексуально, — щебечу я, упиваясь им, как прекрасным экземпляром, которым он и является.

Его взгляд скользит по всему моему телу, и выражение его лица становится неодобрительным.

— Почему ты до сих пор не одета?

Я опускаю взгляд на свои шорты и футболку. Поднимая веки, я ухмыляюсь ему, озорно приподнимая бровь.

— Тебе это не нравится? Я собиралась сочетать это с моими любимыми кроксами и джутовой сумкой.

Кэм отступает назад и хмурится.

— Одевайся, Харпер. Мы опаздываем.

— Ладно, зануда, — бормочу я, когда он уходит.

В тот момент, когда мы подъезжаем к художественной выставке, что-то кажется... не так. Моя бабушка всегда говорила мне, что у меня Хилтонское чутье. Что я просто еще не воспользовалась этим. Я не обязательно верю в ее заявленные способности. Но я и не не верю в них. Это все равно что отказываться верить в монстров. Мы настаиваем на том, что они вымышлены, но когда ночью что-то происходит, мы сходим с ума и прячемся под одеялами.

Извинившись перед Кэмом, я проскальзываю в туалет и пользуюсь унитазом, затем мою руки, опуская запястья под холодную воду в попытке снизить температуру внутри. Но мое сердце все еще колотится о ребра, отказываясь подчиняться, и я почти готова сунуть руку в грудь и влепить ему пощечину. А потом появляется боль в груди. Черт. Это то, на что похожа паническая атака?

Вдыхая полные легкие кислорода, я выпрямляю спину, разглаживаю платье на теле и возвращаюсь к Кэмерону. Я сажусь рядом с ним, и он протягивает мне бокал шампанского. Я осушаю его одним глотком, на глаза наворачиваются слезы, а пузырьки обжигают ноздри.

Наклоняясь, Кэм шепчет:

— Почему ты так долго?

Я быстро соображаю, и ложь всегда была для меня естественным занятием, поэтому я без колебаний говорю ему:

— Я столкнулась с девушкой, с которой ходила в школу. Она все такая же болтливая, какой я ее помню.

Одаривая его широкой, фальшивой, слащавой улыбкой, я молюсь младенцу Иисусу, чтобы Кэмерон купился на мою маленькую ложь.

Он принимает мои слова, кивая и возвращая свое внимание к картине, которая выглядит как гигантский волосатый сосок. Я полагаю, что верно высказывание: искусство субъективно.

Моя сумочка начинает вибрировать, и я быстро бормочу извинения, прежде чем вытащить телефон из сумки и уставиться на мигающий экран.

Больница Хай-Парк.

— Извини, я на минутку, — тихо говорю я, затем убегаю от Кэма и направляюсь к парадным дверям музея. Еще до того, как я выхожу от кондиционера в изнуряющую калифорнийскую жару, я отвечаю на звонок.

— Могу я поговорить с Харпер Хилтон, пожалуйста?

Я отвечаю:

— Это она. Что происходит?

— Мисс Хилтон, это Франческа из больницы Хай Парк. Я звоню по поводу вашей бабушки, Филлис Хилтон.