10. ПОЗДНЯЯ НОЧЬ

Коралина

Мои руки дрожат, когда я зажимаю кнопку питания на боковой панели телефона, наблюдая, как экран становится черным. Неотвеченные текстовые сообщения исчезают, когда я спокойно опускаю iPhone в мусорное ведро рядом с собой, слушая, как он ударяется о дно металлического контейнера.

Обеими руками хватаюсь за раковину, опускаю голову между плеч и вздыхаю.

Ты скучала по мне?

Ты забыла, на что похожа моя любовь?

Сегодня на тебе было платье моего любимого цвета.

Ты помнишь, что происходит, когда ты игнорируешь меня, девочка Цирцея?

Даже запертая в этой уборной закусочной, где мне видны все четыре угла, я все равно хочу оглянуться через плечо.

Я качаю головой, стискиваю зубы, чувствуя, как из глаза капает слеза.

Ночи длинные.

Я не помню, когда в последний раз мне удавалось выспаться, но сейчас часы тянутся так медленно. Мои глаза не закрываются, и я провожу время, сидя в своей гостиной, уставившись на входную дверь, с маленьким пистолетом на коленях, в ожидании.

Эти сообщения никогда не были розыгрышам. Это не шутка.

Это был он.

Я ждала этого момента с тех пор, как вышла из подвала. По-моему, ничего не изменилось, может быть, кроме того факта, что я больше не чувствую себя сумасшедшей, зная, что все внутри меня перевернулось с ног на голову. Я знала, что он вернется за мной.

То, что Стивен Синклер на свободе, ничего для меня не меняет.

За решеткой он держал меня в плену, и сейчас он будет делать то же самое.

Я готова к встрече с ним, и когда он появится, а я знаю, что он появится, я пущу ему пулю в череп.

Я сказала Сайласу правду две ночи назад. Я не хочу мстить. Я не хочу убивать его в качестве мести. Во мне нет желания морить его голодом месяцами, неделю кормить только сырым мясом в наказание за то, что он не признает правильных вещей. Мне не нужно ломать ему правую лодыжку или вывихнуть его плечо, чтобы почувствовать себя защищенной.

Я хочу, чтобы он умер.

Чтобы его больше не было на этой мерзкой планете. В моей жизни. В моей гребаной голове.

Я не боюсь его. Я устала от его игр.

Я выдыхаю, глядя на себя в зеркало в уборной. Быстро наношу консилер под глаза, скрывая фиолетовые мешки. Слегка встряхнувшись, я несколько раз пытаюсь изобразить улыбку.

Когда я убеждаюсь, что все выглядит правдоподобно, то выхожу в коридор, где меня встречает запах масла для жарки. Чем ближе я подхожу к главному обеденному залу, тем громче становится шум разговоров.

Закусочная «У Тилли» — это центр Пондероза Спрингс, одно из немногих заведений, которое не обновлялось с семидесятых годов и, похоже, больше подошло бы для маленького провинциального городка, чем для нашего.

Сюда часто заходят старшеклассники и студенты колледжей, но чего они ожидают? Это единственное заведение, которое работает круглосуточно. Где еще наркоманы и страдающие бессонницей собираются раздобыть еду?

Сегодня мы с Лилак не являемся ни теми, ни другими.

Я возвращаюсь в нашу угловую кабинку рядом с большим окном. Темнота сосен простирается на многие мили сразу за светящейся неоновым светом вывеской гравийной парковки.

Лилак ухмыляется, откусывая очередной кусок своего чизбургера с чили, капли соуса стекают по ее рукам, и это вызывает искреннюю улыбку на моих губах, когда я беру картофель фри.

— Не могу поверить, что ты вегетарианка, — ворчит она, с набитым ртом. — Это кажется незаконным.

— Через пять часов тебе будет плохо, — говорю я.

В восемь утра у нее тренировка. Если бы я была ее родителем, я бы сказала ей, чтобы она шла спать, когда она пришла в мою гостиную в пижаме и кроссовках и попросилась сходить поесть. Однако я не ее мать. Я ее сестра.

Ее высокий хвост, зачесанный назад, подпрыгивает, когда она качает головой и откусывает еще кусочек, чтобы доказать свою точку зрения. Лилак — потрясающая теннисистка. Лучшая из всех, кого когда-либо видела школа Пондероза, и это не потому, что у нее природный дар.

Она дисциплинирована сверх меры, сосредоточена и полна решимости стать лучшей.

Эта черта досталась ей от отца. Однако ей удается балансировать между стремлением к успеху и любовью к жизни гораздо лучше, чем мне или нашему отцу.

В тех случаях, когда ей хочется гамбургеров, я ее угощаю. Даже если сейчас три часа ночи, а я ненавижу «У Тилли». Она заслуживает таких коротких мгновений счастья, как эти.

— Твой бэкхенд¹⁵ вчера выглядел хорошо.

— Спасибо, — она ухмыляется, глотая еду. — Тренер говорит, что если я буду продолжать в том же темпе, то снова попаду на национальные соревнования.

Школа только что закончилась, а тренировки — нет. В апреле начинается межсезонье, и у нее есть все лето, чтобы поработать, прежде чем снова начнутся игры. Режим, которого она придерживается в межсезонье, строгий, но ей это нравится.

Я обязательно приезжаю за ней, чтобы забрать и накормить. Иногда я отвожу ее в стеклянный особняк, где живут родители, но большую часть времени она проводит со мной, уютно устроившись в моей свободной спальне.

Реджина и Джеймс хотят, чтобы она была дома, только когда приходят гости.

— Конечно попадешь. Ты лучшая теннисистка, которую я знаю.

Она закатывает глаза, откладывает бургер и вытирает руки, чтобы взять свой телефон, заваленный миллионом уведомлений. Каково это — быть подростком и иметь так много людей, с которыми можно поговорить?

Неужели, взрослея, мы просто жаждем тишины?

Или мы отдаляемся от людей из соображений выживания?

— Я единственная теннисистка, которую ты знаешь, Кора.

Лилак ухмыляется, глядя на экран, и закусывает нижнюю губу, прежде чем ее пальцы начинают бегать по экрану. Похоже, она решила ответить на сообщение как можно быстрее. Есть только одна причина, по которой вы так смотрите в телефон, и это не мемы с котиками.

— Кто этот мальчик? — спрашиваю я, игриво приподнимая бровь.

На ее губах появляется лукавая улыбка.

— Девочка.

Я беру еще одну картошку и макаю ее в стакан с ванильным молочным коктейлем, стоящий передо мной.

— О? Я думала, ты завязал с девушками после того, что случилось с Брит?

Она отмахивается от меня.

— Это было три месяца назад. Я с этим покончила. В любом случае, у нас были свободные отношения.

Я смеюсь над тем, как же ей подходит этот ответ.

С тех пор, как Лилак научилась говорить, она была сама по себе маленькой личностью, которую не беспокоили ограничения и правила, установленные миром. Когда я пытаюсь вспомнить, что было до похищения, у меня в голове остаются только воспоминания связанные с ней.

Она сделала свои первые шаги в десять месяцев, потому что отказывалась ползать. Мне только что исполнилось шесть, и она успела сделать пять шагов вперед, прежде чем упала в мои протянутые руки. Мы обе оказались на полу.

Я помогла ей вырвать первый зуб, когда ей было пять. Я увидела в интернете трюк с веревкой и дверной ручкой. Когда я попыталась захлопнуть дверь, чтобы выдернуть зуб, она закричала, сказав, что разберется самостоятельно. Реджина злилась из-за крови на полу. В ту ночь мы смеялись над этим под одеялом.

До своих восемнадцати лет, я делала ей прически по любому поводу. Заклеивала ее колени пластырем, когда она решила стать профессиональным скейтбордистом. Учила ее, как наносить макияж и ориентироваться в искусстве месячных. Я держала ее за руку во всех ее кошмарах, прогоняла монстра под ее кроватью и часами позволяла ей бросать в меня теннисные мячи, как в мишень.

Однажды в кафе репортер спросил меня, чего мне больше всего не хватало за те два года, что меня не было.

Я выплеснула свой холодный кофе ему в лицо, а позже, когда остыла, обдумала свой ответ.

Это была Лилак.

Я пропустила два года ее жизни, и каждый миг отсутствия убивал меня.

Месяцами я рыдала в том подвале. Страшно боялась, что она подумает, будто я бросила ее по своей воле. Что я бросила ее, не попрощавшись. Когда я попала в больницу, я хотела видеть только ее.

Я пропустила два года и поклялась, что больше не пропущу ни секунды.

— Ты расскажешь мне о ней или мне придется выпытывать?

Она молчит лишь мгновение, прежде чем взорваться информацией. Ее никогда не трудно заставить говорить о себе — ее знак зодиака Лев, и она никогда не позволяет мне забыть об этом.

— Она такая красивая, Кора. И она играет в футбол. Наши разговоры длятся часами, и они намного содержательнее, чем все те, что я вела с людьми из Пондероза Спрингс. Она просто… глубокая. Мы переписываемся о вещах, которые имеют значение, — делится она, а я просто улыбаюсь, слушая ее рассказ.

— У нее есть имя?

— Рис, — ее щеки краснеют, когда она это произносит.

Я позволяю ей болтать о ее увлечении, слушаю, как она читает совместные переписки между ними двумя, и одобрительно киваю, когда она показывает мне селфи этой девушки.

Я слушаю, позволяю ей быть подростком и наслаждаюсь ее способностью чувствовать такие вещи. Надеяться, знать, что у нее впереди вся жизнь, и что бы она ни делала, я буду рядом, чтобы поддержать ее.

— А Рис практикует безопасный секс?

— О мой гребаный бог, — из нашей кабинки доносится смесь стона и писка, когда она закрывает лицо руками. — Мы еще даже не встречались, мы познакомились в чате нашего школьного округа. О сексе речи не шло, Кора!

— Я не пыталась смутить тебя. Я просто спросила. В старших классах пансексуалов не учат безопасному сексу. Ты все еще можешь подхватить герпес от…

— Не продолжай. Я сейчас брошу в тебя этим бургером.

Я закатываю глаза.

— Так драматично.

Звенит колокольчик, стеклянная входная дверь распахивается. Внутрь заходит еще один ночной посетитель, но когда я смотрю на него, то по своей человеческой природе молча проклинаю вселенную.

Группа приковывает к себе внимание, словно темное облако. В закусочной повисает тишина. Даже лязг металла, издаваемый поварами в дальнем конце заведения, затихает.

Это эффект Парней Холлоу.