– Иди спать, – говорю я тихо. – Я не стану тебя доставать.
Он не отвечает. Не двигается. Он даже не моргает.
Мой телефон звенит. Деклан.
Дек: Как твой новый сосед по комнате?
Я написал ему ранее, чтобы дать знать, что происходит, но так и не ответил на его первое сообщение о том, что случилось. Теперь оно висит над нашими последними сообщениями, словно гигантский слон в комнате. На экране. Как угодно.
Я обращаюсь к насущной проблеме.
Рев: Тихий Дек: Как его зовут? Рев: Мэтью Дек: Он поедет с нами завтра в школу?
Хороший вопрос. Я всегда езжу в школу с Декланом. Мне нужно спросить Кристин.
– Мы заперты? – Голос Мэтью хриплый и низкий.
Я смотрю на него. Он, наконец, перестал таращиться на потолок.
Я не понимаю его вопроса.
– Заперты?
– В спальне. – Он бросает взгляд на закрытую дверь. – Мы заперты здесь на ночь?
У меня уходит секунда, чтобы переварить то, что он имеет в виду. Я опускаю телефон.
– Нет.
– Мне можно выйти в туалет?
– Да.
Я стараюсь не показывать тоном, насколько это необычный вопрос, а только то, что я отвечаю на него, без всякого суждения. Довольно сложная задача для такого короткого слова.
Пока его нет, я снова возвращаюсь к своему телефону.
Рев: Он только что спросил меня, запирают ли мама с папой нас на ночь в нашей спальне. Дек: Отстой
В точку.
Я закусываю губу и изучаю нашу переписку. Может быть, я просто воображаю расстояние между нами, но я ненавижу скрывать от него что-то. Уже достаточно тяжело скрывать это от Джеффа и Кристин.
Но теперь, когда я скрыл этот огромный секрет, я не уверен, как с этим справиться.
Пока я раздумываю, я осознаю, что Мэтью уже долго нет. Я не слышал текущей воды или спуска туалета.
Я опускаю телефон в карман и босиком крадусь из комнаты. Дверь ванной открыта, свет выключен. Дверь в спальню Джеффа и Кристин закрыта. Весь дом погружен в темноту.
Тишина окутывает меня. Я направляюсь вниз по коридору, в кухню.
Вдруг я его замечаю, внизу лестницы, уставившегося на входную дверь – которая заперта на двойной замок. Чтобы открыть ее изнутри, нужен ключ.
Я останавливаюсь наверху лестницы.
– Мы заперты в доме, – шепчу я.
Он оборачивается и прижимается спиной к двери. В его руке нож.
В моем мозгу дважды раздается щелчок.
Нож. В его руке.
Это нож для чистки овощей из кухонного гарнитура, но все же это нож.
Никогда еще ребенок в нашем доме не брался за оружие.
Это был самый длинный день в моей жизни. Я почти что говорю это вслух, но затем смотрю на лицо Мэтью и осознаю, что его день был еще длиннее. Я получил письмо. У него побитое лицо.
Я понятия не имею, что делать. Позвать Джеффа и Кристин? Отправят ли они его в колонию? Сделаю ли я ему снисхождение или закончу это прямо сейчас?
Я задумываюсь над тем, в каком положении я его застал. Он схватил нож и направлялся к передней двери. Он не пошел за мной. И ни за кем в этом доме.
В следующее мгновение он, вероятно, попробовал бы выскочить через заднюю дверь – которая отодвигается в сторону и закрывается обычной защелкой – и исчез бы.
Я сажусь на верхней ступени.
– Я же сказал, что не собираюсь тебя доставать.
Слова должны его успокоить, но это также служит напоминанием мне. Я мог бы сцепиться с ним. Гораздо сильнее, чем тот, кто разбил ему лицо.
Эта мысль связывает меня с моим отцом, и я стараюсь выкинуть ее из головы.
– Опусти нож и отправляйся назад спать, и мы сможем сделать вид, что этого не произошло.
Мэтью таращится на меня и ничего не говорит. Его грудь быстро вздымается и опускается.
Я не двигаюсь. Я могу быть терпеливым.
Очевидно, он тоже.
Проходят десять минут. Двадцать. Я прислоняюсь головой к стене. Его дыхание замедлилось, но он все так же продолжает стискивать нож.
Тридцать минут. Он скользит вниз вдоль двери, пока не опускается на коврик. Я приподнимаю брови, но он продолжает таращиться на меня и сжимать нож в руке.
Ладно.
Проходит час. Тишина становится напряженной. Помимо воли, мои глаза начинают закрываться.
Должно быть, его тоже.
Потому что именно так, заснувших, находит нас Кристин на следующее утро в шесть часов.