Глава 6 Рев

От: Роберт Эллис Кому: Рев Флетчер Тема: Молчание

Я полагаю, моменты тишины – самые громкие. Твое молчание говорит о многом, Сын.

Две строчки, и вина уже грызет меня изнутри. Мое молчание кажется преступлением против каждого человека в моей жизни.

Я не ответил своему отцу.

Я не рассказал Джеффу и Кристин.

Я не рассказал Деклану.

Сегодня, оглушительное молчание просто сминает меня. Мы обедаем как «семья», но никто не разговаривает. Кристин приготовила закуски на завтрак: французские тосты с яичницей, жареный бекон и сосиски, жареный картофель, и нарезанные фрукты со взбитым кремом. Приятная еда, потому что обстановка в доме кажется неуютной. Я перекатываю еду по тарелке, уставившись взглядом в салфетку под приборы.

Мэтью сидит на другом конце стола, делая ровно тоже самое.

Я был удивлен застать его дома, когда вернулся из школы. Я был полностью уверен, что история с ножом заставит его вернуться в лапы органов опеки. Когда Кристин застала нас этим утром, она оценила ситуацию, затем положила руки мне на плечи и спокойно сказала идти готовиться к школе.

Я бросаю взгляд через стол. Мэтью выглядит изнуренным. Синяки на его лице потемнели и стали более заметными. Очевидно, Бонни, его социальный работник, снова возвращалась в приют и у них всех состоялся длинный разговор.

Не знаю, о чем они там говорили, но так или иначе это позволило ему задержаться здесь еще на одну ночь. Он совершенно точно не выглядит раскаивающимся. Но также не выглядит и агрессивным. Очко в его пользу? Понятия не имею.

Джефф сказал, что Мэтью пообещал спрашивать разрешения, прежде чем уйти из дома.

Так убедительно. Время для конфетти.

– Рев, милый, можешь передать сосиски? – Голос Кристин фальшиво – бодрый.

Таким тоном она разговаривает с малышами, которые демонстративно размазывают еду – или хуже – швыряют ей в стену.

Передавая еду, я вынужден поднять взгляд и вижу, что Мэтью наблюдает за мной, не глядя на меня открыто, так же, как делал это прошлой ночью.

Знакомое напряжение сковывает мои плечи. Я чувствую необходимость занять оборонительную позицию, и пока что еще ничего не произошло.

Джефф сидит в конце стола, наблюдая за нами обоими. Он также не проронил ни слова. Он не выглядит довольным.

Голос Кристин все еще привычный.

– Ты ничего не рассказал о школе сегодня, Рев.

– Все как обычно. – Я засовываю кусок французского тоста в рот, чтобы избавить себя от необходимости сказать что-то еще.

– Деклан не хотел присоединиться к нам сегодня?

Мой лучший друг обычно обедает с нами по пятницам, давно сложившаяся традиция еще со времен, когда ему приходилось избегать своего отчима. Я заставляю себя сглотнуть.

– Он на свидании с Джульеттой.

Снова.

Впрочем, все в порядке.

Я разговаривала с мистером Дивиглио сегодня. Мэтью начнет занятия с понедельника. Я подумала, что было бы мило с твоей стороны помочь ему немного освоиться.

Мистер Дивиглио – завуч школы. Французские тосты превращаются в камень у меня во рту и мне больно глотать. Как только я снова могу говорить, я впиваюсь взглядом в глаза Мэтью, почти что вынуждая его посмотреть на меня.

– Если тебя поймают с ножом в школе, тебя исключат.

– Рев, – говорит Кристин мягко. Не совсем с упреком, но почти.

– Я раньше ходил в Хэмилтон, – говорит Мэтью, уставившись в тарелку. – Я знаю, как там все устроено. – Пауза. – И правила.

Джефф прочищает горло. Его голос низкий и спокойный, скрадывающий некоторое напряжение, повисшее в комнате.

– Хорошо. Значит, тебе будет легче войти в привычную колею.

Его спокойствие напоминает мне о том, что большая часть напряжения создана моим воображением. Мне нужно успокоиться. Я пожимаю плечами и накалываю очередной кусок тоста.

– Он может поехать в школу с нами. Деклан не будет против.

Вообще– То, Деклан, скорее всего, будет очень даже против, и не станет этого скрывать. Я представляю своего лучшего друга, заставшего Мэтью в прихожей с ножом в руке.

Деклан бы впечатал его в стену.

– Разве здесь не ходит автобус? – спрашивает Мэтью. Он все еще продолжает таращиться в тарелку.

На мгновение за столом повисает тишина.

– Здесь ходит автобус, – осторожно произносит Кристин. – Но дорога до школы занимает сорок минут. Тебе бы пришлось стоять на остановке уже в шесть – двадцать.

Он ничего не отвечает.

Я наблюдаю за ним. Чувство такое, будто я облажался, даже не стараясь.

– Тебе не обязательно ездить на автобусе. Ты можешь ездить с нами.

– Шесть-двадцать – нормальное время. – Он откусывает кусок и тихо продолжает. – Я могу вставать рано.

Его слова кажутся осознанными и просчитанными, и я не могу понять, взаправду ли это, или мое собственное взвинченное душевное состояние воспринимает все неправильно.

«Твое молчание говорит о многом, Сын». Я отодвигаю стул от стола.

– Можно мне выйти из-за стола?

Джефф и Кристин обмениваются взглядом, а затем она смотрит на меня.

– Ты едва что-то съел.

– Ты запаковала мне много еды на ланч. – Я медлю, не желая показаться грубым. – Дай мне знать, когда закончите. Я могу убрать со стола.

Она наклоняется и гладит мою руку, слегка пожимая ее.

– Не волнуйся об этом. Делай то, что должен делать.

* * *

Я надеваю одежду, чтобы отправиться в тренажерный зал, но в последнюю минуту передумываю. Мне отчаянно нужно выбраться из дома, но мысль о том, чтобы покинуть дом, заставляет мой рычаг управления стрессом до конца переключиться вправо. Если бы я мог пойти к Деклану. Если бы я мог все ему рассказать.

В то же время, я этого не хочу. Я чувствую себя слишком разоблаченным. Слишком незрелым.

Нет. Мне стыдно.

Я думаю о девушке позади церкви.

«Ты боишься». Я годами учился не испытывать страх. И теперь, всего парой коротких предложений, мой отец разрушил всю мою защиту.

Я атакую тяжелый мешок в подвале. Я начинаю с ударов ногой, затем ударов кулаком, затем хуки и выброс колена, прежде чем повторить все упражнение заново.

Сначала я сбиваюсь с ритма и действую неуклюже, чего не чувствовал уже много лет. Но в конечном итоге мой разум подключается, и в действие вступает мышечная память. Я полностью отдаюсь силе каждого движения.

Когда я был маленьким, а Джефф и Кристин только стали новыми приемными родителями и я был их первым приемным ребенком, я каждую ночь с ужасом ждал того, что мой отец заберет меня и будет мучить за малейшую привязанность к ним. Кристин приходила ко мне в комнату каждую ночь и читала мне историю, в то время как я таращился в потолок и делал вид, что не слушаю ее. Мне никогда не позволялось иметь книги о магии, фэнтези или о чем-то, не связанном с религией, так что я слушал, как она читает «Гарри Поттер и Философский Камень» и был уверен, что дьявол выползет из пола и утащит меня прямо в ад.

Этого не случилось. Очевидно.

Ко второму месяцу она перешла к «Гарри Поттеру и Тайной Комнате», и я перестал пялиться в потолок. Я над чем-то рассмеялся. Кристин придвинула стул ближе к кровати, так, что я мог рассмотреть картинки к главе.

Я едва помню эту историю.

Но помню, что когда она закрыла книгу, я расплакался.

– Что случилось? – спросила она.

– Я не хочу возвращаться.

Ей не нужны были пояснения. Она знала, что я имею в виду.

Это было одно из немногих мгновений, когда ее голос стал твердым, как сталь.

– Ты никогда не вернешься туда.

«Твое молчание говорит о многом, Сын». Мое горло сдавливает, а глаза внезапно начинает жечь. Слова работают против меня в обоих направлениях. Я не просто избегаю его. Я также избегаю Джеффа и Кристин. Я избегаю своего лучшего друга.

Я впечатываю кулак в мешок, и моя рука дрожит от усталости. Я отступаю назад, запыхавшись, и убираю волосы с глаз. Джефф и Кристин разговаривают наверху, их голоса звучат приглушенным бормотанием.

Я опускаюсь на силовую скамью, снимаю перчатки и не глядя выпиваю половину бутылки воды. Холодная воды почти обжигает, что одновременно и прекрасно и ужасно.

Холодная тишина нижнего этажа окружает меня.

А затем, словно в моем мозгу щелкнул переключатель, я осознаю, что я здесь не один. Может быть, воздух колеблется или тень сдвигается, но атмосфера меняется.

Я делаю еще один глоток воды, напрягая зрение. Должно быть, это Мэтью.

Я не слышу его дыхания, но он должен быть где-то здесь. Я его не боюсь. Не совсем. Сознательно я понимаю, что он не представляет для меня большой угрозы.

Но более темная, примитивная часть моего мозга не принимает никакой вид угрозы. Особенно теперь, когда воспоминания о моем отце прокладывают себе путь на поверхность моего сознания.

– Выходи, – говорю я низким голосом, не оставляющим места для споров.

Каким-то образом атмосфера вокруг становится еще более тихой.

– Выходи, – повторяю я.

Ничего.

Мое сердцебиение чуть участилось, молотком отдаваясь в грудной клетке. Свежая струйка пота крадется вниз по моей груди. Чем дольше он остается в тени, тем меньше мне это нравится.

Я встаю и делаю полный круг, потому что подобная тревога не позволит мне сидеть на месте.

– Даже не думай ко мне подкрадываться.

Тишина.

«Твое молчание говорит о многом, Сын». Может быть, это вовсе не Мэтью. У моего отца есть этот адрес. Мой отец знает, как меня найти.

Страх тут же сдавливает мою грудь смертельными тисками. Я не могу говорить. Не могу двигаться.

Это не мой отец. Это не может быть мой отец.

Не может.

Не может.

Мои ногти оставляют борозды в ладонях. Комната сжимается вполовину. Я в ловушке.

Я срываюсь прочь из подвала. Мои ноги не чувствуют ступеней. Я хватаю толстовку с вешалки у двери и широко распахиваю входную дверь. Прохладный ночной ветер кажется стеной, через которую я прорываюсь.

Луна висит высоко в небе, звезды раскачиваются дугами. Воздух едва прорывается в мои легкие.

– Рев!

Голос Кристин позади меня.

Я поворачиваюсь и смотрю на нее. Она стоит на переднем крыльце. Кажется, что нас разделяет целая миля.