Она вскакивает, подходит к краю комнаты, набирает обороты и выполняет сальто на твердой древесине. Тройное скручивание, двойная спина, выполнено идеально. Я все еще лежу на полу, истощенная и увядающая. В отчаянной попытке не выглядеть совершенно бесполезной я пробую простой разрез спереди. Моя поясница громко хрустит — черт, я что, сломала маленькую косточку?— и такое чувство, что кто-то выстрелил мне туда.
-Фу, - ворчу я.
Талия в замешательстве наклоняет голову. - Все в порядке?
-Да. ” Я выворачиваю ноги в перекрещивающееся яблочное пюре. “Это просто ... Маркс, боль такая постоянная. Я думал, мне уже будет намного лучше”.
Талия прижимается ко мне, беспокойство заливает ее лицо. Она кладет руку мне на плечо. “ Может, нам стоит остановиться. Джульярд не стоит того, чтобы из-за него убивать себя. Это отличная перспектива, но какой ценой?”
Я киваю, резко дыша через нос. “ Да. Ты прав.
“Не все созданы для спортивных соревнований. Я имею в виду, мы с Львом похожи в том смысле, что не позволяем давлению давить на нас. Для этого нужна определенная индивидуальность. Не у всех она есть ”.
Я тупо смотрю на нее, чувствуя жар, холод и туман в голове одновременно. Она щелкает пальцами, ее глаза загораются. “Эй, я рассказывала тебе о моей подруге Ферн, которая бросила балетную программу Техасского христианского университета? Она стала инструктором по зумбе. Я не могу передать вам, насколько она довольна сегодня!”
Но я не хочу становиться инструктором по зумбе. Я хочу заниматься балетом. А в Джульярде этим занимаются профессионально, так что это ступенька, которую я не могу пропустить. Это то, ради чего я работал со дня своего рождения. У меня нет другой личности.
Быть балериной - единственное, что имеет значение. Я хватаю Талию за руку как раз в тот момент, когда она собирается встать.
“Я не могу потерять свое место там”, - говорю я отчаянно, как будто она имеет какой-то вес при принятии решения. Талия выглядит немного грустной. Она жалеет меня. Почему бы и нет? У нее есть мальчик, талант и возможность. У меня нет ничего.
-Бейли. Она мягко стряхивает мои прикосновения. “ Ты даже не можешь как следует потянуться. Я думаю, что о тренировках сейчас не может быть и речи ”.
-О, но я мог бы тренироваться. Если бы только у меня были обезболивающие. Я делаю глубокий вдох. Настоящие обезболивающие. И их много. Не то, что я нашла дома. На Ощупь они похожи на кегли.
Она вздыхает, отводя от меня взгляд. У меня такое чувство, что она хочет сказать что-то еще.
-Что? Скажи мне. Я впиваюсь пальцами в ее кожу. - Ты не знаешь, где я могу их раздобыть?
-Бейли, пожалуйста. Она направляется за бутылкой воды, слегка покачивая бедрами. “Это ужасная идея”.
Я бегу за ней, прихрамывая на сломанную ногу. “Давай!” Умоляю я. “Я должен выбраться отсюда. Возвращайся в Джульярд...”
Затем мне в голову приходит идея. Манипулятивная, ужасная идея, но она может подтолкнуть ее в правильном направлении.
“Ты же знаешь, что Лев останется здесь, если я не буду в порядке, верно? Мы всегда сдерживали друг друга. Когда один из нас попадает в беду, другой бросает все и идет им на помощь. Это абсолютно токсично. Он никогда отсюда не уедет, пока я рядом ”.
Это заставляет ее остановиться. Она закрывает глаза и делает глоток воды. - Вы так близки?
“Чувак!” Я вскидываю руки в воздух. “Я был там, когда умерла его мама. У тебя нет ни единого шанса.
Я ненавижу себя. Меня тошнит. Я использую смерть Рози, чтобы выиграть. Я официально опустился до самой низкой формы человека, какой только мог стать. Я думаю. Лицо Талии искажается от ужаса.
“Послушай, я знаю, что ты не наркоманка. Спортивные травмы для меня не в новинку. У меня было такое много раз. Если ты действительно серьезно относишься к возвращению в Джульярд ... - Она замолкает.
В моей груди расцветает надежда. - Да?
Талия на мгновение поджимает губы, затем вздыхает. “ Я кое-кого знаю. Он продает лекарства по рецепту. Они законные, регулируемые; его отец владеет CVS на Соледад-авеню. Но если я узнаю, что ты используешь опасные наркотики, Бейли ... Она качает головой. “Я скажу Льву”.
Наступает мимолетный момент ясности, когда я понимаю, что у меня есть возможность избавиться от вредной привычки и повернуться спиной к наркотикам, и что, возможно, мне следует сказать ей, чтобы она забыла обо всем этом.
Но затем Талия хватает свой рюкзак, достает блокнот, вырывает из него страницу и открывает свой телефон. Она начинает записывать номер на листке бумаги. “Его зовут Сидни. Он выглядит как придурок, но, поверь мне, у него чертовски хорошие связи”.
Талия вальсирует ко мне, ее движения проворны и целеустремленны.
Таким, каким был мой до того, как у меня накопилось столько травм, что хватило бы на целый сезон в НБА. Она складывает бумагу и засовывает ее за резинку моих леггинсов. - Просто сделай мне одолжение?
-Не говорить Льву? Я сдерживаю желание закатить глаза.
Она улыбается. - Ты же знаешь, какой он.
“Да”. Никогда не доверяй человеку, который говорит тебе хранить секреты от людей, которым ты небезразличен.
Я провожаю Талию до входной двери и закрываю ее за ней. Моя сестра наверху, перекидывает через плечо свою сумку Hermes. Она выглядывает в окно, вероятно, ожидая Uber.
Я кладу руку на плечо сестры, на самом деле ничего не чувствуя, и она отдергивается, как будто я незнакомец на вокзале, пытающийся ее ощупать.
Она хмуро вешает сумку на плечо, и все это читается в ее глазах. Боль. Неприятие. Неразбериха.
“Ты действительно зашел слишком далеко, не так ли?” Она усмехается. “Я вылетел срочным рейсом, чтобы поговорить с тобой по душам, а ты вместо этого заперся в подвале с этой змеей в светлом парике”.
У меня отвисает челюсть. - Талия милая.
Она откидывает голову назад и невесело смеется. “Талия - манипулятор. Поверь мне, чтобы понять это, нужен человек. Вероятно, она планирует твою кончину прямо сейчас, пока мы разговариваем.
—Как ты...
“Услышал достаточно через дверь, прежде чем разочароваться в тебе”.
У меня голова идет кругом. Я знаю, что заслуживаю ее гнева, но мне так жаль себя, что никто не делает мне поблажек.
-Ты разочаровался во мне? Я задыхаюсь.
Неважно, насколько плохо обстояли дела с Дарьей, когда она была подростком, она всегда любила меня. Я был уверен в этом так же, как в том, что солнце встает на востоке. Моя сестра всегда прикрывала мою спину.
Она открывает рот как раз в тот момент, когда роскошный BMW заезжает в тупик, чтобы отвезти ее в аэропорт.
“Нет, милая. Ты сама это сделала. Если жизнь и преподала мне один урок, так это то, что тебе нужно брать на себя ответственность за ситуации, в которые ты себя втягиваешь. Дай мне знать, когда я смогу помочь. Потому что это билет в первый ряд на твою гибель? Я этого не хочу”.
Глава
Бейли
Целая жизнь проходит в те дни, когда мы с Львом находимся в одном городе, на одной улице, но не на одной странице.
Восстают королевства. Рушатся империи. Почему-то я не звоню Сидни. Я также не выбрасываю листок бумаги с его номером. Я позволяю ему прожечь дыру на дне ящика моего ночного столика, пока размышляю о том, чтобы искупаться в океане и никогда не возвращаться на берег.
Я лежу лицом вниз на своей кровати, когда мама бульдозером врывается в мою комнату. Она перестала стучать, когда я впервые вернулся домой из больницы, и я знаю, это потому, что она не доверяет мне вареное яйцо, не говоря уже о том, чтобы не пытаться получить кайф от каких-нибудь невинных домашних принадлежностей.
-Привет, мама. - Мой голос приглушен подушкой.
-Милая девочка. В ее голосе слышатся нотки раздражения. “Твой отец и я оставляем свои роли твоих кровожадных, деспотичных охранников и сегодня вечером пойдем в театр”.
У них, должно быть, одно из их четверных свиданий с Бароном и Милли, Трентом и Иди, Дином и (иногда) Дикси.
-Что ты смотришь? Я поднимаю голову, притворяясь, что это важно и что я не совсем оцепенела и не умерла внутри.
Мама воспринимает это как приглашение присесть на край моей кровати. Моя комната, как и вся моя жизнь до употребления наркотиков, безупречна.
Белая двуспальная кровать с мягкой обивкой, стены пастельно-розового цвета, гирлянды-гирлянды, украшенные полароидными фотографиями всех моих друзей и семьи, тщательно продуманный туалетный столик и полка с моими любимыми сборниками стихов — все в твердых обложках, с обработанными краями и в отличном состоянии. Когда-то то же самое можно было сказать и об их владельце.
“ОКЛАХОМА!” Говорит мама. “Все заглавными буквами, с восклицательным знаком в конце, на случай, если вам интересно”.
“Звучит…безумно, - бормочу я. - О чем это?“
“Это мюзикл. Вообще-то, довольно известный. Я могу сводить тебя, если хочешь”. Мама вся разряжена. Мне приходит в голову, что они с папой ни разу никуда не ходили с тех пор, как я вернулся. Обычно они ходили на еженедельные свидания. Я уничтожил их социальную жизнь, а затем выстрелил им в голову на всякий случай, если у них еще был пульс. Они, должно быть, ненавидят меня.
Присоединяйтесь к клубу, ребята.
-Как бы мило это ни звучало, я устал. Я заставляю себя улыбнуться. “ Но ты иди наслаждайся ОКЛАХОМОЙ! заглавными буквами и восклицательным знаком. Я справлюсь одна. Не волнуйся.”
“Я не волнуюсь”, - беззаботно говорит она. “Лев останется здесь, пока нас не будет, чтобы убедиться, что твои потребности удовлетворены”.
Это заставляет меня вскакивать с кровати, как будто она объята пламенем, и стоять перед ней разъяренным дикобразом, весь на иголках и готовый кого-нибудь пырнуть. “Мне нужно не видеть лица этого придурка прямо сейчас”.
-Ох. Она вздергивает плечо. “Ну, я думаю, эта конкретная потребность не будет удовлетворена”.
-Ты издеваешься надо мной, да?
Мама медленно моргает и возражает: “На самом деле, я делала тебе вагинальный секс. Не из-за того, что ты не пытался заставить меня сделать кесарево сечение. Ты был тазовым предлежанием весь последний триместр. Доктору Шульман пришлось повернуть тебя...”