— Эта цыпочка слишком жесткая, — говорю я ему.

Он кивает.

— Этим судьям лучше начать следить за всем.

К счастью, #28 как будто осознает, насколько она близка к тому, чтобы заслужить пожизненную вендетту от Гаррета Грэхема. Она отступает. Теперь они сравнялись со счетом 2:2 после гола, забитого нападающей Огайо.

Господи, эта игра — душераздирающее зрелище. Я наклоняюсь вперед, упираясь предплечьями в колени, мои глаза прикованы к происходящему внизу.

Джиджи получает шайбу и пересекает синюю линию. Она отбрасывает ее; затем они с Уитни бросаются в погоню, сражаясь за вортами с защитником из Огайо. #28 бросается в атаку, и я мгновенно настороже. Гаррет тоже. Наши ястребиные взгляды сосредоточены на воротах.

— Выбирайся оттуда, — бормочет Гаррет. — Там слишком опасно быть с двадцать восьмым номером.

Я согласен. Обычно я бы хотел, чтобы Джиджи боролась до конца, но мне не нравится эта девушка. Я вздыхаю с облегчением, когда Джиджи забрасывает шайбу в борт и катится к скамейке запасных, когда Эдли требует замены.

Она пытается изменить линию игры, но #28 дышит ей в затылок, не давая ничего сделать. Чертова задница. Я понимаю желание оказать давление на соперника, но черт возьми. У хоккеистов должна быть честь.

Появляются два новых нападающих, один из них приходит на помощь Джиджи у бортов. Игрок Брайара выигрывает битву за шайбу и отъезжает, в то время как Джиджи занимает позицию у штрафной. Она что-то кричит. Шайба вылетает и приземляется на ее клюшку в тот же момент, когда она сталкивается с #28.

Это полная случайность. Даже я, у кого теперь личная кровная месть против #28, могу сказать, что она не хотела этого делать. У нее сломалась клюшка, и она потерла равновесие. Резкое перемещение веса тела заставляет ее врезаться в спину Джиджи.

Мы все в ужасе наблюдаем, как Джиджи летит вперед. Мои охваченные паникой глаза отслеживают размытый силуэт #44, когда Джиджи врезается головой в борта, шлем слетает.

Она падает на живот, одной рукой все еще сжимая клюшку, другая вытянута на льду рядом с ее сброшенным шлемом. Мы все вскакиваем на ноги. Сначала толпа продолжает кричать, потому что они не понимают, что происходит. Затем на всем катке воцаряется гробовая тишина, когда болельщики понимают, что она не встает.

Мое сердце останавливается. Просто перестает биться в моей груди, бесполезная, неподвижная масса чистого страха.

— Она просто запыхалась, — говорит Уайатт, его зеленые глаза прикованы ко льду. Звучит так, будто он пытается убедить самого себя. — Она порядке...

Прежде чем он заканчивает говорить, я мчусь по проходу. Расталкивая людей, не извиняясь, отец Джиджи наступает мне на пятки.

Мы практически перепрыгиваем через стену внизу, к проходу между трибунами и плексигласом.

— Пропусти меня, — рявкает Гаррет сотруднику, стоящему перед дверью на скамейку запасных. — Это моя дочь.

Я лихорадочно вглядываюсь в лед, мое сердце все еще не бьется, потому что она все еще не двигается. Над ней склонился рефери, а также тренер Эдли и несколько ее товарищей по команде. Наконец, меня достал мужчина у двери. Я делаю шаг вперед и пытаюсь оттолкнуть его в сторону. Я думаю, что это один из помощников тренера Брайара, но мне плевать на вежливость.

— Ты не можешь туда выйти, — настаивает он, снова глядя мне в лицо.

Гребаная толпа не смогла бы помешать мне добраться до Джиджи.

— Черта с два я не могу, — рычу я. А затем я еще раз сильно толкаю его, с силой убирая со своего пути. — Там моя жена.