ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

ГЛАВА СОРОК СЕДЬМАЯ

РАЙДЕР

Ты падаешь, я тебя поднимаю

Автобус привозит нас в кампус около одиннадцати, и к моменту, как я добираюсь домой — уже почти полночь. Шейн и Беккет сразу отправились на вечеринку в женское общество Каппа Бета, решив отпраздновать наше попадание в финал, переспав с как можно большим количеством девушек, насколько это вообще возможно. Но как бы я не был взволнован результатами сегодняшней игры, я устал и готов отправиться домой.

Подъезжая к дому, я замечаю белый внедорожник, припаркованный у обочины. Затем я замечаю желтое свечение за занавесками в гостиной. Джиджи, должно быть, воспользовалась ключом, который я ей дал.

Я нахожу ее на диване. Она молча сидит и смотрит боевик по телевизору.

— Привет, ты давно здесь? — Говорю я с порога. — Почему не написала, что приедешь?

— Телефон разрядился. — Ее лицо лишено эмоций.

Беспокойство мелькает во мне.

— Что случилось? — Я спрашиваю немедленно. Все ее эмоции отключены, от отсутствующего выражения лица до пустого голоса. Женская команда буквально вышла в финал сегодня вечером — прямо сейчас она должна сиять от уха до уха.

Я сбрасываю свое зимнее пальто и выхожу, чтобы повесить его. Затем подхожу и сажусь рядом с ней, сажая ее к себе на колени. В тот момент, когда я касаюсь ее, она утыкается лицом мне в шею и начинает плакать.

— Эй, эй, — говорю я в тревоге, растирая ее плечи. — Что происходит? Что случилось?

— Брэд Фэрли пришел на нашу игру сегодня вечером, чтобы поговорить со мной.

Ее голос срывается.

И с замиранием сердца я понимаю, что она ни за что не стала бы плакать, если бы это были хорошие новости.

— Все места в составе заняты, — бормочет она. — Я не попала.

— Ох, блядь, детка. Мне жаль.

Я усиливаю хватку, и она глубже зарывается лицом в мою кожу. Влага покрывает мою шею, холодный след скользит вниз, пропитывая воротник моей рубашки.

— Сегодня вечером я сыграла лучшую игру в своей жизни, — стонет она. — И этого все равно не достаточно, по мнению этого мудака. Он просто, блядь, швырнул это мне в лицо.

— Он объяснил почему?

— Он сказал, что я одна из лучших игроков колледжа, но он не смотрит на статистику. Пытается сделать упор на более взрослых игроках, женщинах-профессионалах, у которых больше опыта выступлений на мировой арене.

В этом есть смысл, но я не говорю этого вслух. Она слишком расстроена, чтобы услышать это прямо сейчас.

— Не могу поверить, что я не прошла. — Слова произносятся дрожащим, мучительным стоном.

Я провожу пальцами по ее волосам, нежно поглаживая.

— Мне жаль. Мне действительно чертовски жаль.

Она откидывает голову назад, ее нижняя губа дико дрожит, когда она борется с новым приступом слез.

— Я провалилась, — слабо говорит она.

— Ты не провалилась.

— Я в сборной США, Люк? Потому что последний раз, когда я проверяла, меня там, блядь, не было. — Она опускает лоб на ладонь, прерывисто дыша.

— Ты пока не в сборной США, — мягко поправляю я. — Ты еще молода.

Она упрямо качает головой, отказываясь соглашаться с этим.

— Я провалилась.

И вдруг она снова вздрагивает в моих объятиях, на этот раз плача сильнее. Сдавленные, задыхающиеся, икающие рыдания. Я никогда раньше не видел ее такой. Я видел, как она плачет во время грустных фильмов. Я видел непролитые слезы разочарования. Навернувшиеся слезы гнева, как в тот раз, когда она выгнала меня из своего дома после нашей ссоры.

Но это что-то другое. Это агония. Глубокие, мучительные рыдания вырываются из глубин ее души.

И я совершенно беспомощен. Все, что я могу сделать, это держать ее так крепко, как только могу, пока она дрожит в моих руках.

— Все в порядке, выплачь это, — настаиваю я.

Я не знаю, как долго она плачет, но к тому времени, как она успокаивается, ее голос становится хриплым. Ее глаза опухли и покраснели, и мое сердце разрывается из-за нее.

Я так чертовски люблю эту девушку. Видя, как она плачет, мне хочется найти человека, который сделал это с ней, и разбить его голову о стену.

Я делаю глубокий вдох, подыскивая слова, чтобы облегчить ее боль.

— Ты не попала в сборную, — наконец говорю я. — Я знаю, это больно. Но это не значит, что ты никогда не сможешь туда попасть.

Она тоже вдыхает. Ее дыхание все еще звучит неровно для моих ушей.

— Средний возраст нынешнего состава — сколько? Двадцать шесть? Двадцать шесть, Джи. У тебя впереди еще много лет, чтобы пробиться.

— Но Олимпиада состоится в феврале следующего года, — говорит она тихим голосом. — Теперь мне придется ждать еще четыре года. К тому времени я стану ископаемым.

Я тихо хихикаю.

— Их нынешнему капитану команды тридцать два. Ты не будешь ископаемым, это я гарантирую. Послушай, может быть, ты не будешь участвовать в этих Олимпийских играх, — смягчаюсь я, и она издает еще один сдавленный всхлип. — Но национальная сборная играет много других важных игр. Каждый год проводится Чемпионат мира. Еще есть Кубок четырех наций. Может быть, в следующем году у Фэрли будет свободное место. Или, может быть, это произойдет годом позже.

— Или, может быть, я никогда не попаду в сборную.

Она снова начинает плакать, и хотя меня убивает делать все еще хуже, мы пообещали друг другу, что всегда будем честны.

— Может, и нет, — мягко соглашаюсь я.

Она отшатывается назад, издавая нечто среднее между смехом и хрипом.

— У тебя очень плохо получается.

— Возможно, ты никогда не попадешь в сборную, — повторяю я. — Это не меняет того факта, что сейчас ты единственный лучший игрок в женском студенческом хоккее. Фэрли сам так сказал. Он не смотрит на статистику, потому что если бы смотрел, ты была бы в составе в мгновение ока.

— Но почему у меня нет тех других качеств, которые он ищет? Чего, черт возьми, во мне не хватает?

— В тебе всего хватает. Абсолютно. Ты совершенна, именно такой, какая ты есть. Даже со всеми своими недостатками. Например, твое стремление быть лучшей. И твой музыкальный вкус.

Ее ответный смех немного неуверенный.

— Никто не любит неудач, Джи. Но я настаиваю, что это не неудача. Это всего лишь одно мгновение во времени.

— Мгновение во времени, — слабым эхом отзывается она.

— Да, и прямо сейчас, в этот момент, ты на дне. Но это нормально, потому что я с тобой, чтобы помочь подняться.

— Всегда? — шепчет она, глядя на меня своими большими серыми глазами.

— Всегда. Ты падаешь, я тебя поднимаю. Всегда

Ее слезы высыхают, дыхание становится ровным. Она обнимает меня за плечи и прижимается лицом к моей шее.

— Спасибо.