– О чем ты говоришь? – Мне приходится запрокинуть голову, чтобы встретиться с ним взглядом. Чем ближе он подходит, тем меньше размером я чувствую себя по сравнению с ним.

Он прижал меня к стене.

– Небольшие городки такие консервативные, им сложно подозревать одного из своих. Никто не хочет думать, что среди них прячется убийца.

Я прижимаюсь спиной к стене, когда он возвышается надо мной.

– Но ты знала правду и сделала то, что у тебя хорошо получается. Соврала. И с тех пор ты лжешь. Даже самой себе.

Я сглатываю.

– Я сейчас закричу.

– Давай, – дразнит он. – И я соглашусь на интервью с первым попавшимся репортером и объявлю, что твой отец был монстром, которого ты прикончила.

Из комнаты словно исчез весь воздух. Флуоресцентные огни мерцают и гудят, мое дыхание становится слишком громким, пока я пытаюсь втянуть воздух в сжавшиеся легкие.

Он облизывает губы, его тело прижато к моему.

– Кусочки паззла были на виду... их просто нужно было соединить вместе.

– Ты сумасшедший. Ты бредишь. Построил вокруг меня альтернативный мир, который не имеет ничего общего с реальностью...

Он накрывает мои губы своими, заставляя замолчать. Поцелуй жесткий, чувственный и грубый. Я стону ему в губы, а потом упираюсь ладонями в его грудь и толкаю, разрывая связь.

Он снова садится, не отрывая взгляд от моего лица.

– Все те пропавшие девушки. Ты видела их? Видела, как их пытали? Как долго ты была соучастницей, прежде чем решила убить своего отца?

Стены белой комнаты начинают дрожать по краям. Покрываются красными трещинами. Я закрываю глаза. Чернила на руке горят. Я накрываю их ладонью и потираю обожжённую плоть.

– Три месяца.

Стоило сделать признание, как меня охватило чувство облегчения. Давление в голове немного ослабевает. Я открываю глаза. Ожидаю увидеть высокомерие на лице Грейсона, наконец-то сломившего меня, но он мрачно смотрит на меня с пугающим удивлением в глазах.

– К счастью для тебя, коронер был пьян. Не смог отличить предсмертные травмы от посмертных. Не автомобильная авария убила твоего отца. Он уже был мертв, когда ты решила врезаться в дерево.

Я с тревогой смотрю на дверь.

– Все это домыслы.

– А большего мне и не надо. Одних слухов будет достаточно, чтобы тебя уничтожить.

Он прав. Если сейчас начнется расследование против моего отца, с применением передовых технологий и полицейских процедур, то можно будет доказать, что это он был Жнецом Холлоуза. По слухам, этот монстр похищал молодых девушек посреди ночи. Так матери говорили дочерям, чтобы они не бродили поздно по городу.

– Что он сделал с телами?

– А что вы сделали с телами? – Задаю встречный вопрос.

По его лицу скользит жестокая улыбка.

– Конечно же, похоронил их.

У меня дрожат руки. Семейный дом по-прежнему зарегистрирован на мое имя. Стоит заброшенный с мертвым садом и бесплодным полем кукурузы. Сгнил до основания. По факту, я владею кладбищем.

– Вы должны рассказать семьям, где покоятся их близкие, Грейсон. Если вы это сделаете, суд будет более благосклонен.

Он поднимает бровь.

– Я расскажу, если ты расскажешь.

Я отталкиваюсь от стены. Запускаю руку в волосы.

– Это безумие. Мне ничего не грозит.

– Куда ты собираешься?

– Я ухожу.

– Нет. Мы еще не закончили. – Черты его лица ожесточаются. – Иди сюда, Лондон.

Все, что мне нужно сделать, это постучать в дверь. Я перевожу взгляд с Грейсона на дверь, и меня охватывает страх. В насколько большую катастрофу мог превратить мою жизнь Грейсон?

Я медленно иду к нему.

– Тебе бы понравилось разрушать мою жизнь в СМИ, не так ли?

– Заманчиво… – Он хватает меня за талию и тянет к себе на колени. – Но у меня на уме нечто гораздо большее.

– Отпусти… – Я отталкиваю его.

– Мне нужно знать, что ты чувствовала, – шепчет он. – В тот момент. Когда ты его убила… как это было? Что ты использовала?

Ошеломленная, я смотрю на него сверху вниз.

– Ты монстр.

– Я твой монстр. Ответь мне, и я буду в твоей власти. Целиком и полностью. – Он гладит меня по руке. Грохот цепей заставляет меня открыть глаза. Воспоминания всплыли на поверхность. – Ты же хочешь мне рассказать.

Мое тело напряжено, он мастерски подводит меня к признанию. Мой разум вырубается, как выключатель, которым он может кликать по своему желанию, и я позволяю ему прижать меня к себе. Я сажусь на колени к человеку, который угрожает всему, что мне дорого. Моей свободе. Моей морали. Моему здравомыслию.

– Ключ, – шепчу я дрожащими губами. – У него на шее был ключ. От темной клетки в подвале, где он их держал. Я вырвала его и воткнула ему в яремную вену.

Его пальцы мягко убирают мои волосы с глаз, снимают очки. Нежное прикосновение резко контрастирует с твердостью, которую я чувствую под собой. Он возбужден.

– Что ты чувствовала? – Спрашивает он. Его рот в сантиметрах от моего, он пробует мое отчаянное дыхание на вкус.

– Я чувствовала себя… свободной, – признаю я. – Парящей. Как будто я могу сделать что угодно.

– Ты можешь, – поощряет он. – Это в твоей природе.

Острая боль пронзает грудь. Нет. Срабатывает моя внутренняя сигнализация, говорящая, что я ухожу от реальности. Я пытаюсь встать, но он крепко сжимает мои бедра. Я ощущаю его желание, он прижимается к самой интимной части моего тела. Вожделение сжигает любые намеки на разум.

Я качаю головой. Надеваю очки.

– Мы не можем делать то, что хотим. Должны быть границы, правила.

Он упирается в меня лбом.

– Мы можем создать свои собственные правила.

Мои руки скользят по его предплечьям. Нежно касаюсь шрамов, которые он носит снаружи, которые резонируют с моими внутренними ранами. Рядом с ним моя боль улетучивается, словно мы действительно управляем нашим собственным миром. И это опьяняет.

МИР БЕЗ БОЛИ.

Я с ним, и было бы так легко нырнуть в омут с головой. Просто отпустить. Никаких пряток, никакого стыда. Он нашел меня. Он раскрыл мою гнусную тайну, и он с волнением ждет, что я отпущу веревку, связывающую меня с нынешней жизнью.

Но все имеет цену. Я рискую потерять то, что делает меня человеком. Людям свойственно ощущать боль, и это значит, что я все еще чувствую.

– Нет. Я не собираюсь снова губить себя. – Я вырываюсь из его объятий и встаю, отступая, пока плечи не упираются в стену.

– Я не сдамся, – предупреждает он, но не преследует меня. – Мы созданы друг для друга. Разве ты не чувствуешь боль, когда мы расстаемся? Разве ты не хочешь, чтобы это прекратилось?

Я сглатываю. Он слишком засел у меня в голове. Мне нужно уйти.

– Охрана.

– Ты моя, Лондон. Мы можем танцевать этот жестокий танец, пока не истечем кровью или можем сдаться. Выбор за тобой. Но ты станешь моей.

– То чудовище, порожденное в грехе и смерти, погибло в автокатастрофе. Ее больше нет.

– Тогда моя миссия – воскресить ее.

Я стучу в дверь, пока она не открывается. Я бросаюсь в дверной проем, мимо охранника, не слушая вопросов, и выбегаю на открытое пространство. Свежий воздух омывает мою разгоряченную кожу, но боль преследует меня, вонзаясь в спину словно раскаленный прут.

Я кричу.