Она ищет молнию на моих джинсах, а потом освобождает твердый и побаливающий от возбуждения член, тонкие пальцы скользят по нему, и у меня вырывается стон.

Изогнувшись в дугу, Лондон проверяет мою выдержку и обнажает шею. Лань во власти волка. Балансируя на опасной грани, я хватаю ее за шею и врезаюсь в нее.

Грубыми, несдержанными, жесткими толчками.

Она объезжает меня, хватая ртом воздух, с каждым погружением драгоценного воздуха в ее легких становится все меньше. Она царапает мне спину и руки, стремясь пролить кровь и причинить такую же боль.

Я ослабляю хватку ровно настолько, чтобы дать ей возможность сделать единственный вдох, прежде чем сжать сильнее, а из груди вырывается гортанный стон, в то время как безумие наслаждения охватывает меня.

Ярость и эйфория.

Эта любовь мучительна и прекрасна.

Мы взлетаем на небеса и ныряем на нижние круги ада. Мы движемся в тандеме. Дуэтом. Предвосхищая движения друг друга. Она знает, как сильно может подтолкнуть меня, прежде чем я шагну со скалы, и я знаю, что никогда не возьму от нее больше дозволенного. Собравшись с силами, я запираю зверя в клетке.

И все же этого недостаточно. Нам никогда не бывает достаточно. Я хочу видеть ее обнаженной и раскинувшейся передо мной так, чтобы я мог насладиться каждым восхитительным дюймом ее тела. Я вижу муку на ее лице и притягиваю к себе. Едва контролируя себя, я поднимаю ее со стола. Она обхватывает меня ногами, я впиваюсь в ее нежную плоть.

Я выхожу в центр комнаты, отпинывая бессознательную жертву с дороги, затем кладу Лондон на брезент, на который мы собираемся пролить кровь. Я стягиваю с нее юбку, чтобы увидеть ее полностью.

Мое мертвое сердце оживает и яростно бьется в груди. Она — неземное видение, раскинувшееся на брезенте, подарок, предназначенный только для меня, — и я заключаю ее в клетку своего тела, словно жадное, порочное животное, заманившее добычу в ловушку.

Она благоговейно проводит ладонями по моей груди, касаясь шрамов, лаская их — каждый болезненный порез, символизирующий отнятую жизнь. Наши взгляды встречаются, когда она скользит своими руками по моим, прослеживая татуировки, скрывающие боль моего прошлого.

Я ловлю ее руку и подношу ладонь к губам. Целую тату ключа, благоговейно прослеживая след от шрама, символизирующий одновременно ее побег и переход на темную сторону. Ее смерть и перерождение.

Лондон всадила копию этого самого ключа в яремную вену своего похитителя. Это ее трофей. Она не родилась убийцей. Эта болезнь не передалась ей по наследству.

Она была извращена, сломана, как и я. Мы оба корявые ветви одного и того же скрученного дерева.

Когда я поднимаюсь, чтобы снять ботинки и джинсы, она следует за мной, пользуясь тем, что мои руки заняты. Ее губы касаются моей груди, и она продвигается ниже, скользя языком в своем эротическом путешествии. Каждая мышца моего тела напрягается, когда она обхватывает горячим маленьким ртом мой член.

- Лондон… - Ее имя — мольба, произнесенная с благоговением. Я тянусь к ее волосам, зарываясь в густые пряди, чтобы управлять ее головой, одновременно глубоко толкаясь к задней части ее горла.

Я все еще ошеломлен из-за того, как сильно мое тело жаждет ее и из-за того, что она заставляет меня чувствовать. Я одинаково счастлив заниматься с ней любовью в безмятежном блаженстве или трахать ее, как дикое животное, или убивать вместе с ней, купаясь в крови жертвы.

Она —сирена, запутавшаяся в моей сети. Пойманная. Плененная.

Моя.

Мысли сводят меня с ума, заставляя отчаянно желать показать ей, каким испорченным она меня сделала.

Проволока на запястье обжигает плоть, взывая ко мне, я жажду увидеть, как она обвивается вокруг божественной шеи Лондон, и это почти ломает меня— зрелище слишком соблазнительное, чтобы сопротивляться. Но я отгораживаюсь от темных уголков своего разума. Я знаю, что, возможно, не смогу остановиться.

Взяв ее за руки, я с силой отталкиваю ее, что требует невероятного усилия воли. Не медля ни мгновения, я поднимаю ее за тонкую талию и притягиваю к себе.

Я вхожу в нее, не отрывая глаз от лица, чтобы иметь возможность наблюдать, как на нее накатывает экстаз. Это прекрасное и разрушительное зрелище проникает в меня с опьяняющей точностью.

Она впивается в меня ногтями и зубами, я ощущаю ее сладкие стоны своей кожей, и мои толчки становятся еще яростнее. Ее бедра крепче сжимают меня, а киска стискивает так сильно, словно я останусь внутри нее навсегда.

Я обхватываю ее грудь и сжимаю нежную плоть. Отмечая ее, ставя на ней клеймо гораздо более отчетливое, чем отпечаток пальцев. Моя кровь кипит и плавится, когда я полностью теряю разум и устремляюсь вперед, прижимая ее спиной к брезенту на полу.

Я хватаю ее за запястья и поднимаю руки над головой. Лондон извивается подо мной, потираясь клитором о мой член, и я чувствую себя так, словно спину опалило огнем.

- Раздвинь ноги, — командую я, мой акцент становится отчетливее из-за охватившей меня похоти. – Дай мне войти глубже.

Лондон открывается мне навстречу, и у меня вырываются невнятные ругательства, когда она принимает меня всего. Каждый дюйм оказывается похороненным глубоко внутри нее.

Сжимая запястья одной рукой, другую я запускаю в ее волосы, наклоняя голову так, чтобы обнажить горло. Затем подхватываю за поясницу и прижимаюсь, сливаясь с ее телом. Она выгибается, и я клянусь, что сломаю её хрупкие кости, когда буду врезаться в нее с неистовой силой.

— Грейсон… ещё.

Два эти слова производят у меня в голове эффект разорвавшейся гранаты.

Я бы отдал ей все… если бы только мог доверять себе и не дать тьме поглотить ее.

Но она моя богиня, и я обязан исполнить ее волю. Беру ее за горло. Пульс бешено бьется под моими пальцами в унисон с темными нотами моей души. Я чувствую ее жизнь, такую хрупкую, что хватит одного нажатия, чтобы ее оборвать.

Чем сильнее я сдавливаю, тем отчаяннее ее борьба — тело содрогается от потребности в воздухе, она брыкается подо мной, сводя с ума монстра внутри.

Ее боль — моя боль, а наши страдания — пик удовольствия.

Ее зрачки расширяются, золотистые радужки тускнеют, тело замирает — и я знаю, что она на грани. Еще несколько секунд без воздуха, и я отниму ее жизнь. Мой рот накрывает ее, в чувственном поцелуе воруя последние крохи дыхания.

Я ослабляю хватку, медленно отпуская ее горло один палец за другим, и стону, ощущая, как она делает первый так жизненно необходимый ей глоток воздуха. Она дышит прямо сквозь меня. Ощущение настолько переполняющее, что я замираю на грани толчка, меня охватывает чистая агония желания заполнить ее, пока я не чувствую, как ее стенки сжимаются вокруг меня, она выгибается и кончает.

— Черт возьми… — шепчу я ей в рот. Протяжными и сильными толчками я врываюсь в нее, преодолевая сопротивление мышц, сокращающихся в оргазме.

Она тянет меня за собой через край. Волны экстаза, исходящие от нее, накрывают меня, и я наконец подчиняюсь, рухнув в этот океана наслаждения. Это так чертовски приятно, что почти невозможно вынести. Я впиваюсь в плоть бедер, пока трахаю ее, пытаясь продлить последние секунды ее кульминации.

Я роняю голову в изгиб ее шеи, дыхание прерывается, легкие горят. Я чувствую, как она пытается сглотнуть, и это повергает меня в трепет. Я выпрямляюсь, смотрю на Лондон и благоговейно провожу пальцами по покрасневшему отпечатку на шее.

Нам не нужны слова. Мы не прячемся от своей боли - мы ею наслаждаемся.

Я в последний раз целую ее опухшие губы, а затем освобождаю ее. Когда я надеваю джинсы, пациент Лондон просыпается. Надо отдать должное этому ублюдку - у него безупречное чувство времени.

- Он проснулся, — объявляет Лондон. Я оглядываюсь и замечаю новую искру пламени в ее глазах.

И она заставляет.

У Лондон особое отношение к пациентам, причиняющим вред детям.

И как дети, украденные самыми дрянными людьми на свете, мы подготовили особое наказание.

Пока она терзает его разум, я снимаю проволоку с запястья. Я туго натягиваю ее, приближаясь к нашей жертве, и замечаю момент, когда в его испуганных глазах появляется осознание.

Восхитительно.

Мы уничтожаем. Мы любим и ненавидим, поклоняемся и убиваем. Мы говорим на языке проклятых и шепчем друг другу ужасные колыбельные, как другие влюбленные шепчут милые глупости.

Однажды Лондон сказала, что наша чудовищная любовь поглотит нас. Есть только один вариант того, как все это закончится. А до тех пор я буду ее темным ангелом. Я буду бороться со своей сущностью, чтобы защитить ее. Наше время не вечно, в конце концов мы окажемся в аду. Но не сейчас.

Это момент, ради которого мы были рождены.