Глава 15

ТЮРЬМА

ЛОНДОН

Первая тюрьма, которую я увидела, была в подвале нашего дома.

Мой отец превратил чрево дома в ад. В камеру, в которой он держал украденных им девочек – где он их мучил. Пока они не становились полностью бесполезными, они оставались в этой темнице, голодать в кромешной тьме, пока он не оборвет их жизнь.

Он закопал их под садом моей матери.

«Она мертва», – сказал он мне, когда я спросила его, почему… КАК он мог это сделать. – «Мертвой женщине все равно, а значит и нам не следует беспокоиться». – Таков был его простой ответ.

Первую девушку я нашла случайно. В годовщину смерти матери повсюду царила печаль. Я хотела поухаживать за ее заброшенными цветами. Отец был вне себя от ярости, когда я показала ему разложившееся тело… вот откуда я узнала. Это была необычная реакция человека – даже не просто человека, а полицейского – на обнаружение трупа на заднем дворе.

А потом я вспоминаю сияющий блеск ключа. Этот проклятый ключ, который всегда висел у него на шее. Все слилось воедино, кусочки жизни, на которые я никогда не обращала внимания, внезапно сложились в очень уродливую, злобную картину.

Подвал.

Мысли перескакивали от детали к детали, связывая их воедино, и я поняла, почему мне запрещено посещать его личное убежище. Внезапно я поняла, что находится внизу.

В течение трех месяцев я прислушивалась. В тишине ночи я кралась через дом, прижималась ухом к половице, боясь услышать то, во что мой разум не позволял мне поверить.

Слабый крик прорвался сквозь землю и проник в самую душу.

Там была еще одна девушка.

Я закрываю глаза, просто на мгновение, чтобы сосредоточиться. Воздух в этой части здания суда душный и влажный. Офицер ведет меня к камерам, где под усиленной охраной и наблюдением содержится Грейсон.

– Пожалуйста, оставьте свою сумочку и личные вещи, – приказывает офицер, ставя рядом пластиковый контейнер. – Затем проходите.

Я оставляю вещи и прохожу через металлоискатель. Мне сказали пройти по короткому коридору до последней камеры справа.

Я иду по коридору к Грейсону с теми же чувствами, с какими спускалась по тем ступеням много лет назад. Сердце сжалось. Кровь стучит в ушах.

Мне запрещено заходить к нему, можно лишь разговаривать через решетку. Через то же холодное железо, которым был заполнен подвал отца.

– Тебя сегодня не было.

Я засовываю руки в карманы куртки.

– Нет. – Это ложь. Я стояла у дверей зала суда, прижавшись спиной к стене, слушая, как идет процесс. Но Грейсон уже знает, что я лгунья.

Я втягиваю воздух.

– Ты, правда, боишься умереть?

Уголок его рта приподнимается.

– Разве не все боятся смерти?

– Это не ответ.

– Мы больше не на терапии, док.

Я молчу и жду ответ. У нас заканчивается время, поэтому казалось бы, что напряжение должно зашкаливать. Но нас окружает странное спокойствие.

– Я не боюсь смерти, – наконец говорит он. – Не так, как большинство людей. Я считал, что, как только они убьют меня, моя жизнь, моя цель… все закончится. Завершится. В этом нет ничего страшного. Я почти радовался этому, возможности избавиться от этих кровожадных порывов. – Он хищно и агрессивно следит за мной взглядом. – А потом появилась ты.

– Не понимаю, как я вообще имею к этому какое-то отношение.

Он поднимает голову.

– Ты не можешь бояться потерять то, о существовании чего даже не подозревал. Ты все изменила, Лондон. Теперь я не могу просто перестать – потому что я слишком тебя хочу. Я хочу то, во что мы могли бы превратиться вместе.

– Это бред. Даже если ты выживешь...

– Если?

Я сглатываю.

– Грейсон, мы никогда не будем вместе. Ты серийный убийца, сидящий в тюрьме. Пожизненно. – Мой голос разносится по камере, и истина слов доходит до меня, словно эхо. – Кроме того, как я уже говорила ранее, ты переживаешь перенос. Твои чувства ко мне ненастоящие.

– Потому что я не умею чувствовать.

– Да. Ты манипулятор. Ты манипулируешь эмоциями, и сам в них запутался.

Он спрыгивает с койки.

– Десимпатия⁵, – медленно произносит он. – Я подготовился. Почему ты не упомянула об этом в своей оценке? Если это так чертовски ясно, то почему в заключении об этом не сказано ни слова?

Я издевательски смеюсь.

– Десимпатичные социопаты – это миф. Мечта жен и подружек психопатов во всем мире – способ справиться с реальностью. Убедить себя в том, что мужчины, которых они любят, действительно любят их в ответ.

Черты его лица каменеют.

– Признай, что в моем случае это возможно.

– Ни за что.

Его взгляд становится расчетливым, пока он наблюдает за моим лицом. Читая на нем мысли, которые я не озвучу.

– Тогда что насчет вас, доктор Нобл? Если ты ничего не чувствуешь ко мне, зачем ты здесь?

– Не знаю, – признаю я.

Но это всего лишь еще одна ложь.

Он криво улыбается, и на щеке появляется озорная ямочка.

– А я знаю. Ты пришла узнать, расскажу ли я всему миру о твоем секрете.

Я облизала губы.

– Я устала от этого танца, Грейсон.

Он подходит ближе, кладет руки на решетку.

– Скажи мне правду о том, что произошло, и никто никогда не узнает.

Я чувствую его волнение. Его бледный взгляд светится нетерпением. Он хочет стать свидетелем того, как я заново переживаю прошлое, ощутить мои эмоции.

– Как ты узнала? – спрашивает он.

Я прижимаю руку ко лбу, зажмуриваю глаза, мысленно желая, чтобы боль в голове утихла.

– Я была бы дурой, если бы поверила тебе.

– Но это часть терапии, – говорит он. – Доверие. Пациент и врач. Доверяющие друг другу.

С моих губ срывается слабый смех. Детали незначительны. Я перечисляю их, будто зачитываю список покупок. Стерев из голоса любую эмоцию, от которой он мог бы получить удовольствие.

– Я вошла в подвал, там была девушка, – говорю я. – Она была моего возраста, слишком обезвожена, чтобы плакать, дрожащая, с красными следами от плети, кожа покрылась волдырями и синяками. – Я смотрю на него, воспроизводя воспоминания. – Она была красива. Я пыталась освободить ее, – шепчу я. – Я знала, что поступаю правильно. Но у меня не было ключа. Я не думала позвонить в полицию или побежать к соседям…

– Потому что твой отец был шерифом, – добавляет он.

– Поэтому, и потому что не хотела, чтобы кто-нибудь узнал. В любом случае, никто бы мне не поверил. Наверное. – Я качаю головой. – Я сама до конца не верила, пока не увидела ее. К тому времени было уже поздно отступать.

Я медленно подхожу к решетке, и вот уже рука Грейсона накрывает мою. Его палец гладит мой. Он касается резинки на запястье.

– Ты знала, что убьешь его.

– Да, – говорю я. – Я фантазировала об этом несколько месяцев. Обдумывая, как это сделать… что я буду ощущать… – я оборвала себя. – Я не кралась туда. Я знала, что он в курсе, знала, что он последует за мной в подвал. Я специально привела его туда. – Я отворачиваюсь.

Грейсон протягивает руку через прутья и притягивает мое лицо к себе.

– Как ты планировала убить его, Лондон?

– Я собиралась сбросить его с лестницы.

Его палец скользит по моей челюсти.

– Но в первый раз ты потерпела неудачу.

– Он был больше. Сильнее. И я видела по его глазам. Этот блеск. Как будто он меня ждал.

Меня окатывает волна стыда. Мне не нужно говорить это вслух, он меня не заставляет. Мне было шестнадцать. Как и девочке в клетке. Мой отец ждал меня.

– Он задушил ее, – продолжаю я. – Он убил ее не сразу. Играл с ней. Смотрел на меня, пока душил ее. Полагаю, в наказание за угрозы ему. Я стала бы следующей, – говорю я, и внезапно в прохладе комнаты ощущаю тот же запах сырости, как в подвале. – Я просто знала. Поняла каким-то образом. Он собирался убить меня. Поэтому вместо этого я убила его.

Большой палец очерчивает мою щеку, прежде чем коснуться шрама на ладони.

– Но не раньше, чем он кое-что забрал у тебя.

МОЮ ЧЕЛОВЕЧНОСТЬ.

Я смотрю на покрытую шрамами кожу, испачканную черными чернилами и косметикой.

– Он хотел, чтобы я была частью этого. В то время я думала, что он пытался спасти меня… – Я поднимаю взгляд, и у меня вырывается ругательство. – Я хотела верить, что он любит меня. Любит какой-то нездоровой любовью и хочет сделать меня частью своего секрета, чтобы он стал общим. Или чтобы я перестала представлять для него грозу. Я много лет размышляла об этом и поняла, зачем он вложил в мою руку нож и покончил с жизнью той девушки. После долгих лет изучения психических заболеваний и расстройств я поняла, что это его возбуждало. Вот и все. Ничего больше.

Он скользит взглядом по моему лицу.

– А тебя это возбуждало?

Я прикусываю губу, пока рот не наполняет металлический вкус крови.

– В тот момент, когда я ощущала грубую власть лишить жизни… да. Я была не просто наблюдателем, – признаю я. – Я чувствовала каждое движение лезвия. Как нож рассекает плоть, как вибрирует, ударяясь о кость. Я погрузилась в это ощущение, прежде чем усилием заставила себя вернуться – вырвать руку из его руки. И так получилось, что лезвие пронзило мою ладонь. – Я переворачиваю ее, показывая заживший шрам. – Он позволил мне убить его. – Я убираю руку. – Может быть, он был потрясен тем, что я отказала ему, или, может быть, в конце концов, он устал от своей болезни… но в обычных обстоятельствах я бы никогда не смогла одолеть его.

– Но ты одолела.

– Он пришел убить меня. Нож он не взял. У него не было никакого оружия. Я позволила ему схватить меня за горло. Подойди достаточно близко… после чего я схватила ключ и вонзила его в шею, чтобы выиграть время. Я пошла за ножом, но он не понадобился. Я разорвала яремную вену. Он быстро истек кровью.

Я смотрю на руки, вспоминая покрывавшую их кровь.

– Затем ты решила скрыть убийство.

Я качаю головой.

– Нет. Я подстроила аварию не для того, чтобы скрыть преступление. Я планировала умереть в той катастрофе. Чтобы положить конец порочному наследию, но проснувшись в больнице раненой, но живой, я словно… переродилась. Новая жизнь. Новый шанс. – Я смотрю ему в глаза. – Я больше не та девушка. Она умерла, Грейсон. Ее я тоже убила. И нет ничего, что ты можешь сказать или сделать, чтобы вернуть ее. Мой собственный отец потерпел неудачу, поэтому у тебя нет никаких шансов. Моя воля сильнее болезни.