Глава 14

Поскольку Элла была единственной, кто провел в аду почти два года, она сама выбирала, что у нас будет на ужин. Она так отчаянно хотела тайского, что готова была предложить большие деньги, чтобы это произошло. Даллас знал лучшее место, как он сказал, и отвез нас за пределы Стрипа, в район Исторического коммерческого центра, в «Лотос Сиама». Без предварительной записи было сложно, и получить еду на вынос тоже не представлялось возможным, но благодаря тому, что Даллас был постоянным клиентом, а Элла с надеждой смотрела на него, желания исполнились, и мы уехали с пиршеством: Элла на заднем сиденье с Лундом, деля куриное сатэ.

– Итак, – сказал я, повернувшись к Далласу. – Банни Бой?

Он застонал.

– Рассказывай.

– Я думал, ты об этом забудешь.

– Только не в твоей жизни, – сказал я, усмехаясь.

Его глаза переместились на зеркало заднего вида, и Лунд поперхнулся холодным чаем, который он пил вместе с Эллой.

– Давай, – подтолкнул я его.

– Я расскажу, – бодро объявил Лунд.

– Нет, – рявкнул на него Даллас, а затем прочистил горло. – Итак, полгода назад мы получили информацию о том, что местный наркоторговец вкладывает большую часть своих денег в шубы.

–Мех? – спросила Элла. – Почему мех? Я беру бриллианты или рубины, или еще какие-нибудь камни, потому что их легко перевозить, но мех?

– Он был не самой яркой лампочкой, но да, так что мы ожидали грузовик, а их оказалось шесть, и это старые армейские грузовики, такие, с брезентом на грузовых платформах, и когда мы их открыли, на вешалках не висели пальто, а только...

– Когда ты открыл трейлер. Только ты. Это был твой облом, приятель, – пояснил Лунд, хмыкнув. – Значит, это ты опустил заднюю дверь; давай будем точными.

– Знаешь что, Рай, почему бы тебе не...

– Нет. О нет, – сказал я, усмехаясь. – Не говори мне.

– Ага, – хмыкнул Даллас. – Блядь.

Мне даже не нужно было гадать, что было в грузовике; я знал по его прозвищу.

– Они, должно быть, были в загонах.

– Неа, – жалобно сказал Даллас. – Это я понял, как только опустил заднюю дверь и сдвинул заслонку.

Только представив, как он опускает дверь багажника и сталкивается с морем маленьких розовых носов, я плотно сжал губы.

– Секунду все было нормально, – сказал Лунд, хмыкнув, – но потом появились фонарики, гудки, и на Далласа напали.

Я фыркнул, но ничего не мог с собой поделать.

– На него так быстро летели кролики. Неудивительно, что он упал.

Облепленный кроликами. Одна только мысль об этом заставила меня улыбнуться.

– О боже, мне так нужна была эта история, – сказала Элла, хихикая.

– Это было похоже на волну милашек, – продолжил Лунд, – и она не прекращалась. Они просто высыпали из кузова этого огромного грузовика, и так до бесконечности.

– Сколько там было кроликов? – осторожно спросил я.

– Тысячи, – хмыкнул Даллас, качая головой при воспоминании. – В общей сложности их были тысячи, но я открыл только один грузовик, так что сбежало, может быть, несколько сотен.

– Он имеет в виду, что они были по всей автостраде, – злобно сказал Лунд. – Автострада была закрыта несколько часов. Маленькие ублюдки скачут повсюду, а стрелять в них нельзя, потому что они слишком милые, а у службы контроля за животными нет и близко того количества сетей, которое нам нужно для их отлова, а собак использовать нельзя, потому что они их съедят.

– Это была моя операция, мой информатор, я открыл трейлер... Господи, – простонал Даллас.

– И, как я уже сказал, он упал, – сказал Лунд, закашлявшись, чтобы скрыть смех. – Я думал, кролики просто разбегутся, но нет, они набросились, и Даллас оказался посреди стада кроликов, и пока он пытался подняться, все больше и больше кроликов начали прыгать вокруг него и на него, и... он оказался погребен под кроликами.

Элла не выдержала.

– А потом появилась фотография, на которой он был покрыт очаровательными кроликами, и так родился Банни Бой.

Даллас издал звук, будто умирает.

– Могу я посмотреть фотографию?

– Нет, ты не можешь посмотреть...

– Конечно, можешь. Она у меня в телефоне, – предложил Лунд, и я услышал, как Элла издала универсальный воркующий звук, при этом ее голос стал намного выше, прежде чем мне передали телефон Лунда.

Даллас лежал на спине в море белых кроликов с маленькими пушистыми хвостиками и розовыми носами, и самое интересное, что его голова была приподнята настолько, что казалось, будто уши кролика, который сидел прямо за ним, растут из его макушки. Возможно, это была самая милая вещь, которую я когда-либо видел, и полный ужас на его лице ничуть не помогал.

– Итак, – сказал я, пытаясь подавить смех, – что сказал наркодилер, когда понял, что у него кролики вместо пальто?

– Что сказал этот интеллектуальный гигант, вот в чем твой вопрос? – Даллас заворчал на меня.

– Да.

– Он сказал: «Вот дерьмо!».

Элла не могла дышать.

Меня добило крайнее возмущение Далласа.

– О да, это чертова истерика, – набросился он на меня. – Ты хоть представляешь, сколько мне пришлось сделать звонков, чтобы найти места для тысячи кроликов?

– Прекрати, я не могу, – предупредил я его.

– Я был готов продавать их в рестораны, в центры тестирования косметики и...

– Я не верю тебе ни на секунду, – сказала ему Элла, наклоняясь вперед, чтобы положить руку ему на плечо. – Ты хороший человек, Даллас Бауэр, и ты нашел дом для всех своих детей.

– Это были не мои дети! – он был настойчив.

– Остановись, Банни Бой, я хочу поцеловать тебя, – сказала ему Элла.

Его рычание не заставило ее передумать.

 

***

 

Вернувшись в его дом, как только я вошел через дверь гаража в прачечную, я глубоко вздохнул: облегчение от того, что я здесь, дома, в безопасности, вызвало во мне прилив тепла, которое переполнило меня и заставило замереть на месте.

Даллас прошел мимо меня, с чемоданом в одной руке, едой в другой, и бросил свою сумку в прихожей, выйдя оттуда налево, в гостиную. Лунд взял у меня сумку Эллы, когда проходил мимо. Я занес ее в дом, а он показывал ей, где находится комната для гостей. Затем он повернул назад и свернул в гостиную, неся свою сумку, потому что должен был расположиться на диване.

Через несколько минут из своей комнаты выскочила Элла, спросила, что я делаю, и присоединилась к парням в гостиной. Я слышал, как они все восторгались едой, слышал звон тарелок, стук упавшего столового серебра, а потом Даллас перечислял все, что у него есть в холодильнике, чтобы выпить.

Я хотел выйти. Я хотел отнести свою сумку в его комнату. Я хотел двигаться любым способом, но оказался прикован к месту.

Я прислушивался к обычным звукам дома и друзей. Семьи.

Даллас высунул голову из-за угла.

– Хей, – мягко сказал он, улыбаясь мне. – Что происходит?

Я не мог сказать.

Он прочистил горло.

– Знаешь, если у кого-то и должен случиться психический срыв, тебе не кажется, что это должна быть Элла?

Я не смог ответить, и, честно говоря, вопрос показался мне почти риторическим.

– Ты положишь свою сумку?

Я и не подозревал, что все еще держу ее в руках, но и не чувствовал, что это плохо.

– Почему Эска? – неожиданно спросил он, прислонившись к арке и скрестив руки.

Мне потребовалось несколько попыток, чтобы обрести голос.

– Это была девичья фамилия моей бабушки.

– Почему ты ее взял?

– Потому что я был им не нужен, и я был готов сделать этот разрыв окончательным.

– Мне трудно представить, что ты кому-то не нужен.

Я глубоко выдохнул.

– Это потому, что я тебе нравлюсь.

Его брови нахмурились, а глаза сузились, как будто он обдумывал это.

– Ты мне более чем нравишься. Ты ведь понимаешь это, не так ли?

– Да. И я чувствую то же самое.

– То же самое - это хорошо, – сообщил он мне.

– Кроме того, я меняю мать.

– Прости, что?

Я рассказал о новом свидетельстве о рождении, о том, что мой брат баллотируется в Конгресс, и о том, как Джаред был раздражен всем этим, что казалось странным.

– Я вовсе не считаю это странным, – сказал Даллас, его голос был низким и хриплым. – Он расстроен тем, что у тебя отняли твою сущность. Я понимаю.

– Но это не то, кто я есть, – объяснил я. – Я был Грейвсом только по имени; я никогда не был частью их жизни, включая моих братьев. Мы жили отдельно от моих родителей и друг от друга.

– Ты разбиваешь мне сердце этим.

– Почему?

– Потому что это печально, что, даже если ты рос в семье, у тебя ее никогда не было.

Я кивнул.

– Я уверен, что некоторые богатые семьи отличаются от других, но все те, которые я знал и знаю, одинаковы.

– Очень жаль, но я понимаю, почему имя или то, чей ты ребенок, не имеет для тебя значения.

– Спасибо.

– И, кажется, я знаю, почему ты застрял тут рядом со стиральной машиной.

– О?

Он кивнул.

– Тогда не мог бы ты мне рассказать?

Он сделал несколько шагов ко мне, потом остановился и снова наклонился.

– Думаю, тебе нравится мой дом, – сказал он, и выражение его лица смягчилось, когда он посмотрел на меня. Он не улыбнулся, но в его глазах появилось тепло, а поза стала более расслабленной. – И я думаю, когда ты вошел, тебе показалось, что ты дома.

– Это очень проницательно.

Он пожал плечами и сделал еще несколько шагов, а затем снова остановился, наклонившись, казалось, совершенно спокойно.

– Я думаю, у тебя уже был дом раньше, например, когда ты был моложе, и теперь, в Чикаго, у тебя есть квартира, но дом... – размышлял он, – Я не думаю, что у тебя еще был такой.

В моей груди зародилась паника, и я сделал шаг назад.

– Нет, – предостерег он, снова двинулся, приблизился, но остановился, на этот раз опираясь не на левую, а на правую сторону коридора. – Подожди.

Я перевел дыхание.

– Прости, ты голоден. Я положу это, и мы сможем...

– Я не хочу, чтобы ты клал это сюда, – заверил он меня, заходя в прачечную и прислоняясь к небольшой стойке с раковиной. – Я хочу, чтобы ты отнес его по коридору в нашу спальню.

Меня пробрала дрожь.

– В твою спальню.

Он покачал головой.

– Нет. В нашу спальню. Потому что, несмотря на то, что это будет на расстоянии, это все равно и твоя спальня, потому что у меня в ней никогда никого не было и я не планирую, чтобы в ней кто-то был, так что это делает ее и твоей тоже.