Как бы мне ни хотелось посидеть у этого костра следующие несколько часов и изжарить себя до беспамятства, у нас нет такой роскоши. Если мы хотим догнать остальных, нам нужно как можно скорее вернуться на тропу.

В следующий раз, когда Пашов войдет, я остановлю его.

— Не распаковывай больше, — говорю я, поднимаясь на ноги. — Нам нужно вернуться на тропу.

— Нет, — упрямо говорит он. — Тебе холодно. Сядь и согрейся.

— Остальные все еще где-то там. Мы можем догнать их. Я не могу сидеть здесь у костра, пока они нас ищут.

— Они не будут нас искать, — твердо говорит Пашов, подходя ко мне. Он нежно кладет руку мне на плечо. — Садись. Ты устала. Тебе холодно. Отдохни и согрейся.

Я скептически наблюдаю за ним.

— Ты, кажется, не очень нервничаешь для того, кто только что заблудился в снежную бурю.

— Нет необходимости нервничать. — Пашов закрывает вход в пещеру защитным экраном, оставляя ровно столько места, чтобы дым выходил струйкой наружу. — Я буду заботиться о тебе и Пейси. Я умею охотиться. На случай слишком плохой погоды поблизости есть тайник. У нас есть топливо и одеяла. Все будет хорошо. Отдохни и восстановись, Стей-си.

Он очень спокоен для того, кто остался со своей парой и ребенком в снежную бурю. Слишком спокоен. Я изучаю его лицо. Пашов всегда был ужасным лжецом, и когда он не смотрит мне в глаза, мои подозрения подтверждаются.

— Это было сделано намеренно, не так ли?

— Что ты имеешь в виду? — Он подливает еще немного масла в огонь. — Расслабься, Стей-си. Не хочешь ли чаю? Я могу откопать твой мешокик с чаем.

— Угу, — говорю я осторожно. — Ты предлагаешь мне чай, в то время как нам следовало бы выйти и догнать остальных.

— Между нами слишком большое расстояние, — упрямо говорит он.

Мне приходит в голову тревожная мысль. Последние несколько дней у него не было проблем с поддержанием формы.

— Ты хорошо себя чувствуешь? Ты ведь не слишком устал, правда?

— Я в порядке.

— Но ты бы сказал мне, если бы тебе было не хорошо, верно? — Я не могу ничего поделать, но беспокоюсь за него. Он совсем недавно оправился от тяжелой травмы. Если бы у нас не было целителя…

— Стей-си. — Пашов садится рядом со мной. Его рука ложится мне на плечо, и он терпеливо смотрит на меня. — Все хорошо. Пожалуйста, не волнуйся.

— Как я могу не волноваться? Мы остались позади…

Он вздыхает и потирает лоб.

— Стей-си, пожалуйста.

— Пашов, — говорю я с предупреждающей ноткой в голосе. — Либо скажи мне, что происходит, либо возвращайся туда, чтобы мы могли наверстать упущенное.

Его рот кривится, а хвост слегка подпрыгивает на конце, что говорит мне о том, что он лжет. Я поднимаю брови, глядя на него в ожидании. Через мгновение он морщится.

— Ладно. Я признаю… никто не придет нас искать.

— Потому что?..

— Потому что я поговорил со своим вождем и убедил его, что он должен позволить нам остаться здесь, в пещере, на несколько дней. Мы встретимся с ними на новом месте жительства.

Я в ужасе смотрю на него.

— Что? Почему ты хочешь, чтобы мы остались позади?

— Потому что ты мучаешься на холоде, и мне очень больно это видеть. — Он стягивает с плеч накидку и набрасывает ее на меня, подоткнув поплотнее, как будто я малыш. — Потому что я не могу смотреть, как моя пара страдает во льду и снегу еще один день.

Я согреваюсь, и это не только из-за огня. Такое чувство, что у меня внутри тоже что-то оттаивает. Это первый раз, когда он называет меня своей парой после несчастного случая?

— Все борются, — бормочу я. — Это просто то, что мы должны вытерпеть…

— Нет, это не так, — говорит он ровным голосом. — Меня не волнует, будут ли другие люди бороться. Мне не все равно, будешь ли ты бороться.

Я моргаю, потому что не знаю, что на это сказать. Я хочу возразить, что, конечно, ему небезразлично, будут ли другие бороться, потому что мы племя и семья, но… он тоже ничего о них не помнит. Почему его это должно волновать?

— Ты действительно, действительно хочешь остаться со мной наедине в пещере на следующие несколько дней?

— Конечно.

— Зачем? — Я растерянно развожу руками. — Пашов, после аварии у нас с тобой были непростые отношения. Я не была мила с тобой. Так зачем запирать себя в пещере, где нет никого, кроме меня?

— Ты не была милой, потому что тебе было больно, — говорит Пашов. Он протягивает руку и нежно проводит пальцем по моей челюсти, как будто обнаруживает ее впервые. Мурашки покалывают мою кожу в ответ на это маленькое, нежное прикосновение. Он зачарованно наблюдает за мной. — Я по глупости рвался вперед, думая, что отсутствие у меня воспоминаний не имеет значения. Что ты снова примешь меня как свою пару, и все будет хорошо. Но я осознаю, что, возможно, я могу сделать больше… и что поход — не время и не место для этого. — Он откидывается на корточки и улыбается мне. — Поэтому я спросил Вэктала, могу ли я украсть тебя.

— Но зачем? Выбор времени кажется совершенно ужасным.

— Я хочу, чтобы мы еще раз узнали друг друга получше, — говорит Пашов. — У тебя есть воспоминания обо мне. Мои воспоминания о тебе пропали. Если я не смогу вернуть их обратно, я бы хотел сделать новые. С тобой.

Я таю еще немного от этого.

— Ты бы сделал это?

Он кивает, прижимая руку к груди.

— Я чувствую, что мой кхай находит отклик в тебе. Каждое утро, когда я просыпаюсь, он поет тебе песню. Каждый раз, когда ты приближаешься, он зовет тебя. Он знает, что я забыл. И пришло время перестать игнорировать то, что произошло. Я не целостен. Мне не хватает жизненно важной части того, кто я есть… потому что я скучаю по тебе, Стей-си. Я хочу вернуть это. — Выражение его лица серьезное. — Ты поможешь мне?

Комок в моем горле кажется огромным. Он все это подстроил? Остаться позади в середине трудного путешествия только потому, что мы ссоримся и не можем поладить? Это кажется ужасной идеей, и все же, имеет ли значение, если мы доберемся до нового дома на неделю позже остальных? Какое значение имеют несколько дней в общей схеме вещей? Я колеблюсь. Я не хочу напрасно надеяться.

— Будет ли безопасно путешествовать, если мы останемся здесь и отдохнем несколько дней?

Он кивает мне.

— Рокан говорит, что погода сохранится. После этой бури их больше не будет до следующей Луны.

Что ж, я не могу сказать, что недовольна этим.

— Так что же нам делать?

Взгляд Пашова напряжен, когда он наблюдает за мной.

— Мы создадим новые воспоминания, Стей-си.

***

Я чувствую себя странно застенчивой, пока Пашов расхаживает по пещере, обустраивая ее для нас. Что касается пещеры, то она красивая и просторная, с двумя камерами. Та, что побольше, является основной частью пещеры, а меньшая камера используется для хранения, хотя в настоящее время там особо нечего хранить. Большая часть снаряжения, которое обычно хранится у путешественников, сведена к минимуму, остальное было вывезено после сильного землетрясения. Там есть, по крайней мере, несколько одеял и корзина, полная сушеных костей разного размера, поскольку ша-кхаи ничего не выбрасывают. Я позволяю Пейси копаться в них, пока наблюдаю за огнем и украдкой слежу за своей парой.

Несмотря на изнурительную дорогу и плохую погоду, Пашов, похоже, находится в приподнятом настроении. Его шаги полны энтузиазма, и он что-то напевает себе под нос, распаковывая рулон за рулоном кожи и мехов с наших саней. Часть снаряжения принадлежит его матери и бережно хранится в задней пещере. Как только все снаряжение будет установлено, он демонтирует сани и также сложит, чтобы они не деформировались от сырости и холода. Затем Пашов выметает метелкой снег и мусор из пещеры, прежде чем установить дверной экран в передней части пещеры. Ему не нравится, как он развевается на сильном ветру, и он принимается за работу, укрепляя его еще одним слоем кожи.

Время от времени он поглядывает на меня и улыбается. Я не могу решить, доволен ли он своим маленьким планом или стесняется. Теперь мы здесь одни, без остального племени, которое могло бы служить буфером. И хотя я хорошо знаю его, он не знает меня. Вероятно, это будет немного неловко для нас обоих.

С другой стороны, так ли это? У нас был секс. Даже если он не помнит те два года, что мы провели вместе, та ночь должна быть выжжена в его памяти. Вы не можете быть более близки, чем спариваясь с кем-то. Ша-кхаи довольно вольны в своей сексуальности, но я знаю, что Пашов был девственником, когда мы нашли отклик.

Я совсем забыла об этом.

Оглядываясь назад, я вздрагиваю от того, как отреагировала на наш секс. Должно быть, для него это было сногсшибательно… и тогда я заплакала. Это, должно быть, задело его чувства, и я ощущаю себя виноватой. Я была так поглощена своими собственными уязвленными чувствами, что почти не думала о нем. Что я за пара?

Та, кому нужно измениться, это точно.

Пейси издает пронзительный детский визг, его маленький хвостик дергается взад-вперед по меху, на котором он сидит. Пашов оглядывается, и ухмылка озаряет его лицо.

— Он полон энергии.

— Так и есть, — соглашаюсь я, и на моем лице появляется улыбка. Даже если он не помнит Пейси, ясно, что он испытывает к нему привязанность. — Это все ша-кхаи. Его человеческая половина исчерпала бы энергию несколько часов назад. — Даже сейчас я чувствую себя опустошенной и сонной.

— Ты устала? Хочешь отдохнуть? — Пашов откладывает в сторону шило и кожаный ремешок, которыми он дважды прошивает защитный экран у двери. — Я могу присмотреть за комплектом, если тебе нужно поспать.

— Со мной все в порядке, — говорю я ему. Я, наверное, все равно не смогла бы заснуть. Я бы просто лежала в мехах и переживала из-за того, что между нами все пошло наперекосяк.

Он наблюдает за мной еще мгновение, затем поворачивается к экрану и снова начинает зашивать. Я наблюдаю, как двигаются его мышцы, когда он работает, и мое сердце сжимается от неистовой тоски. Даже если он не помнит наших отношений, он хороший человек.