Я прочищаю горло — либо так, либо я подавлюсь едой. У меня нет никаких проблем с тем, чтобы Эмбер встречалась с Треем. На самом деле, я думаю, они бы довольно мило смотрелись вместе. Кэл, с другой стороны...

Только через мой труп.

Он мой.

— Я отойду в туалет, — решаю я, опуская взгляд, когда встаю из–за стола, чтобы они не увидели ложь в моих глазах.

Я знаю, это так по–взрослому с моей стороны — притворяться, что мне нужно в туалет, чтобы избежать неловкого разговора. Что я могу сказать? Я очень находчивая.

Честно говоря, я не держу зла на Эмбер за то, что она считает Кэла сексуальным (а кто этого не делает?), но сегодня не тот день, чтобы об этом слышать. Видеть его в The Spoon, всего за несколько столиков от меня, достаточно больно. Еще одно напоминание о том, что он недосягаем — это последнее, что мне сейчас нужно.

На душе у меня чертовски неспокойно, когда я спускаюсь по лестнице в подвал ресторана, где расположены туалетные комнаты и единственная кладовая.

Кэл — мой друг, один из лучших, которые у меня, когда–либо были, и рано или поздно мне придется с ним поговорить. Я хочу этого, вот в чем дело. Чистое смущение затуманивает мои суждения, но чем дольше я игнорирую его, тем хуже становится. Что, если он решит, что я не достойна его времени, и уйдет? Это была бы полностью моя вина, и...

Как только я закрываю за собой дверь туалета, чья–то сильная рука поднимается над моей головой и удерживает ее открытой. Я вижу его отражение в зеркале перед собой, и по всей моей коже бегут мурашки.

— Что ты делаешь? — Мой голос звучит хрипло, когда Кэл заходит в маленькую, но чистую уборную и прикрывает дверь. А затем и вовсе запирает ее на замок.

— Кэл?

— Нам нужно поговорить, — говорит он, глядя на меня сверху вниз со смесью жесткости и нежности, что только еще больше смущает меня.

Я удивленно выгибаю бровь, несмотря на напряжение, повисшее в воздухе.

— В туалете?

— Я бы поговорил с тобой около мусорного контейнера, если бы до этого дошло. — Решимость в его голосе заставляет меня вздрогнуть.

Я сглатываю.

— Ладно. Тогда говори.

Он делает шаг вперед, его грудь почти касается моей, но я не двигаюсь. Его темный взгляд пронзают мою душу насквозь, когда он полушепотом просит.

— Скажи мне, почему ты злишься на меня. Снова.

— Я не злюсь на тебя, — говорю я, но мы оба знаем, что это большая жирная ложь.

— Не вешай мне лапшу на уши, — рычит он, подходя ближе, пока не нависает надо мной. — Скажи мне, какого черта мы делаем, солнышко, потому что мое терпение на исходе.

Сейчас определенно не время замечать, каким сексуальным он выглядит, когда злится.

На секунду я подумываю о том, чтобы отпустить еще одну шутку по поводу всей этой ситуации с разговорами в туалете, прежде чем замечаю суровость его лица. Сейчас неподходящее время — сейчас самое взять себя в руки и встретиться лицом к лицу с проблемой, каким бы ни был результат.

«Где бы ты ни был посажен, цвети с изяществом». Что ж, я надеюсь, что смогу несколько грациозно расцвести в туалете ресторана The Spoon.

— Я ревновала, — признаюсь я, не сводя с него глаз. Все или ничего, верно? — Я не знала, что ты с кем–то встречаешься.

Тень пробегает в его взгляде.

— Я не встречаюсь, — он понижает голос. — София — друг семьи и наставник, та, кто познакомила меня с татуировками. Я никогда не был с ней в романтическом ключе и не планирую этого делать.

— Почему я должна тебе верить? — бросаю я вызов.

Неправильный ход.

Его рука обнимает меня за шею, прижимая крепко, но не настолько сильно, чтобы причинить боль. Он прижимается своим лбом к моему, его тяжелое дыхание касается моей кожи.

— Потому что я не могу перестать думать о тех тихих стонах, которые ты издавала, потираясь о мой член, вот почему.

У меня перехватывает дыхание, его собственничество заставляет меня тереть ноги друг о друга в поисках того трения, которое ничто и никто, кроме него, не может воспроизвести.

— Ты не хотел, чтобы мы делали это снова, — подмечаю я хриплым шепотом.

Его пальцы чуть крепче сжимают мою шею.

— Ты провоцируешь зверя, милая, — предупреждает он, но все, чего я хочу, это заставить его потерять контроль. — Скажи мне, почему ты ревновала, — требует он.

Если и есть что–то, чему научили меня мои любовные романы, помимо всего, что касается секса, так это то, что утаивание важных вещей от людей, которые тебе небезразличны, всегда заканчивается большой (предотвратимой) катастрофой. И мне не стыдно признаться, что книги — это причина, по которой я говорю.

— Потому что я хочу, чтобы ты был только моим, Кэл. Вот почему.

Между моим последним вздохом и следующим проходит целая жизнь.

Мои собственные слова отдаются эхом в моей голове, сквозь стены, между нашими телами всего в нескольких дюймах друг от друга. Своего рода оливковая ветвь, которую, я не уверена, собирается ли он принять.

Глаза Кэла устремлены на меня, обнажая мою душу и разрывая ее в клочья с каждым мгновением, проходящим в такой оглушительной тишине.

А потом он заговаривает снова, забирая с собой остатки моего бедного сердца.

— Я собираюсь поцеловать тебя прямо сейчас.

Я киваю.

И вот так просто его губы оказываются на моих.

Мои руки двигаются сами по себе, пальцы сплетаются на его затылке, притягивая ближе, в то время как его рот пожирает мой. В этом поцелуе нет ничего нежного, он далек от нашего первого — не тогда, когда его грубые руки оставляют мою шею и твердо ложатся на мои бедра, прижимая меня к его груди.

Его язык сливается с моим так, что у меня подгибаются колени. Я всхлипываю, он стонет, и внезапно его руки оказываются на задней поверхности моих бедер, безмолвно умоляя меня обхватить ногами его торс. Он такой сильный, что мне даже не нужно подпрыгивать, прежде чем я оказываюсь в его объятиях, и он прижимает меня к двери.

Мускулистое тело Кэла еще теснее прижимается ко мне, когда я чувствую, что–то твердое у себя между ног. Однако это отнюдь не пугает, а только разжигает безудержное желание, разгорающееся внизу моего живота.

— Так нормально? — спрашивает он меня, тяжело дыша, когда отстраняется.

Я едва успеваю кивнуть, прежде чем мои губы снова находят его. Я еще крепче обхватываю ногами его бедра, и тихий стон вырывается из моего горла, когда его твердая часть прижимается к моему центру. Взвизгнув, Кэл запускает руки мне под рубашку и ласкает обнаженную кожу на спине, оставляя за собой протяжный след мурашек.

— Черт. — Он отстраняется только для того, чтобы снова поцеловать меня. И снова, и снова, как будто он не может насытиться. — Скажи мне, что это не ошибка. Скажи мне, что тебе это кажется таким же правильным, как и мне.

Мое бедное сердце подпрыгивает в груди, и я шепчу.

— Никогда еще ничто не казалось таким правильным, Кэл. Поцелуй меня. Пожалуйста.

Он не колеблется ни секунды, прежде чем снова захватить мои губы своими. Я вздыхаю ему в рот, тая от его прикосновений, и в этот момент я понимаю, что это всегда был он.

Это всегда был Кэл, которого я должна была найти, с которым я должна была поделиться этим.

Когда он отстраняется и снова опускает меня на землю, не отрывая рук от моих бедер, я смотрю в его глубокие глаза и вижу, как передо мной разворачивается расплывчатое будущее.

— Мое солнышко. — Он дарит мне мягкий поцелуй, от которого, боюсь, я никогда не оправлюсь.

Трудно поверить, что этот человек реален. Этого не может быть.

— Возвращайся к своим друзьям, и мы поговорим позже, — говорит он. — Мы разберемся с этим вместе, да?

— Да, — шепчу я.

— Хорошо. — Он больше не целует меня. — Позже.