Изменить стиль страницы

Глядя на мокрое пятно, которое я оставила, я понимаю кое-что еще. Грант полностью возбужден под своими свободными спортивными штанами. Он позаботился о том, чтобы я была полностью удовлетворена, даже не пытаясь унять свои собственные потребности. Но я хочу, чтобы ему было так же хорошо, как и мне, поэтому я осторожно стягиваю с него пояс, прикрывающий его твердый член.

Я на мгновение задумываюсь, а затем наклоняюсь, чтобы взять в рот его член, столько, сколько смогу вместить. Я усердно сосу, и Грант издает беспомощный стон и кончает.

Немедленно.

Буквально от одного сосущего движения.

Я поднимаю голову, позволяя ему выскользнуть из моего рта, и продолжаю сжимать его ствол, пока он кончает на мою обнаженную грудь. Ничто и никогда не вызывало у меня такой сильный восторг, как то, что Грант столь быстро потерял самообладание. Из-за меня.

Я улыбаюсь, когда его тело перестает содрогаться. Расслабляясь, он издает еще один протяжный стон, на этот раз мягче и приглушеннее.

— Не говори ничего, — предупреждающим тоном говорит мне Грант, хотя в его глазах живет такая же улыбка.

Я хихикаю и наклоняюсь, чтобы поцеловать его.

— Что ж, у тебя была ужасно долгая прелюдия, так что я уверена, это не вызывает никаких сомнений в твоей выносливости.

— Просто подожди, пока я снова смогу пользоваться своей ногой, — он осторожно вытирает сперму с моей груди салфеткой, которую я принесла ему вместе с тушеным мясом, а затем притягивает меня к себе и заключает в объятия. — Тогда я тебе продемонстрирую свою выносливость во всей красе.

— Мне уже не терпится, — когда Грант устраивает меня рядом с собой, я вздыхаю и вытягиваюсь поудобнее, прижимаясь к его очень теплому телу. У меня все еще очень болит в тех местах, о которых я никогда не думала, что там может болеть, но я также впервые за долгие недели так расслабилась. Даже дольше, чем за последние недели.

Может, даже годы.

Грант ерзает, приспосабливаясь так, чтобы одеяло вытащить из-под наших и вместо этого накрыть нас им. Он целует мои волосы и издает долгий, довольный вздох.

— Тебе лучше?

— Да. А тебе?

— Я тоже чувствую себя лучше. Может, теперь я сумею заснуть.

— Хорошо. Я тоже, — я уже начинаю задремывать. Мое тело полностью измотано, и глаза закрываются. — Большое тебе спасибо.

— Тебе не нужно меня благодарить. Я наслаждался каждой минутой этого. Я знаю, что между нами, наверное, до сих пор все сложно, но я всегда хочу быть тем, кто даст тебе необходимое.

Я утыкаюсь лицом в его грудь.

— Ладно. И я тоже.

— Да?

— Да, — я уже почти сплю и не слежу за своими словами. — Я тоже всегда хочу давать тебе то, в чем ты нуждаешься.

Мне кажется, Грант снова целует мои волосы, но я уже слишком отключилась, чтобы знать наверняка.

— Значит, мы снимаемся с паузы? Теперь между нами все хорошо? — спрашивает он очень тихо.

— Да. Мы снимаемся с паузы. Дела идут хорошо.

— Я тот мужчина, которого ты хочешь?

В моем нынешнем состоянии я ни за что не смогу сказать ему ничего, кроме правды.

— Ты единственный мужчина, которого я хочу.

***

Дела правда идут хорошо. Всю следующую неделю. Гранту до сих пор не положено вставать и опираться на свою ногу, но такое чувство, что мы действительно вместе. Пара.

Я счастлива. Счастливее, чем я могла припомнить со времен карантина в бункере. Теперь, когда мы позаботились о стольких Волчьих Стаях одновременно, в регионе все успокоилось. Каким-то образом новость о бункере просочилась наружу, и к нам уже переехало несколько новых семей, чтобы поселиться у нас. Вокруг становится больше людей, и воздух наполняется радостью. Хорошим настроением. Я действительно забыла, что жизнь может быть такой.

У меня нет никаких забот, жалоб или опасений до тех пор, пока не истекают две недели принудительного постельного режима Гранта. Поначалу все хорошо. Мы снова можем заниматься сексом другими способами. И мы это делаем. Много.

Но потом Грант начинает исчезать целыми днями, и я понятия не имею, куда он девается. Первым делом с утра он уезжает на одном из квадроциклов и возвращается только в сумерках. Я спрашиваю его об этом, и все, что он говорит — это что он работает над проектом, но больше не дает мне никакой информации. И это продолжает происходить. День за днем. Грант явно поглощен тем, над чем работает, и я вижу его только по ночам, когда он приходит в мою постель и трахает меня. Секс — это хорошо. Мы оба так нуждаемся друг в друге. Он уже не такой активный, как раньше, но это потому, что его нога все еще не вернулась в полную форму.

Я не жалуюсь на секс, и мне всегда нравится, как Грант разговаривает со мной, когда мы в спальне, но меня все равно беспокоит, что в другое время я вообще его не вижу.

Снова и снова я даю себе хороший совет. Я читаю себе нотации, что надо просто поговорить с ним о своих проблемах, как и подобает зрелому, здравомыслящему человеку. Но проблема в том, что днем его никогда нет рядом, а ночью он сразу приступает к траханью.

Как только он начинает прикасаться ко мне, я уже больше ничего не хочу

Однажды ранним утром, когда Грант как обычно уехал, Трэвис возвращается в бункер со своей женой, которую зовут Лейн. Я так давно не видела никого беременным, что удивляюсь, какой у нее большой живот, особенно для такой маленькой женщины. Она мне сразу понравилась. Она хорошенькая и милая и, кажется, рада быть здесь, хотя поездка, должно быть, была для нее невероятно неудобной.

Поскольку мне больше нечего делать, я показываю им свободную квартиру и объясняю планировку и процедуры в бункере. С ними собака, что является приятным сюрпризом. Усадив Лейн на маленький диванчик, Трэвис возвращается на улицу, чтобы выгулять их собаку и забрать остальные вещи из джипа.

Лейн просит меня остаться и поболтать с ней, что я с радостью делаю.

— Ты даже не представляешь, как мы благодарны вам за то, что вы позволили нам приехать сюда и воспользоваться вашими медицинскими услугами, — говорит она. У нее хорошенькое сердцевидное личико и две длинные каштановые косы. — Мы знали, во что ввязываемся, — она поглаживает свой округлившийся живот. — Но это все равно немного пугает.

— Я могу только догадываться. Я была бы такой же.

— Само собой, люди тысячелетиями рожали детей без больниц, но также верно и то, что многие женщины и младенцы умирали при родах. По мере приближения срока нам становилось все более страшно, — она смеется. — В конце концов мне пришлось отправить Трэвиса с Маком помочь отвоевать бункер, главным образом для того, чтобы дать ему какое-то занятие и помешать ему сводить меня с ума своей опекой.

— Ну, он напуган. Я понимаю это.

— Я знаю. Мне тоже страшно. Поэтому, когда он вернулся и объяснил, что у вас есть врач, медсестры, клиника, лекарства и оборудование, для нас это было сродни чуду. Думаю, теперь Трэвис, возможно, действительно сможет дышать, — она вытягивается на дополнительных подушках, которые мы укладываем позади нее. — И я, возможно, тоже.

— Я надеюсь на это. Вы можете оставаться здесь столько, сколько захотите. Пока ты не будешь готова снова отправиться в путь или даже дольше, если захотите пожить здесь подольше.

— Скорее всего, нет. Мы любим наш маленький домик. И Герцог, наш пес, никогда нам не простит, если мы не увезем его обратно домой. Он прожил там даже дольше, чем мы. Но сейчас пребывание здесь для нас как дар небес.

В разговоре наступает небольшое затишье, но она, похоже, не готова к тому, чтобы я уходила, поэтому я говорю:

— Расскажи мне немного о себе. Как вы с Трэвисом познакомились?

Лейн смеется.

— Это долгая история.

— У меня есть время.

Итак, она рассказывает мне все о том, как они были из одного города, но никогда по-настоящему не знали друг друга. Затем они встретились, когда оба ехали в Форт-Нокс после того, как их город мигрировал. Он оберегал ее в дороге, и они полюбили друг друга.

— Видела бы ты меня в конце поездки, — говорит Лейн, снова смеясь, когда заканчивает свой рассказ. Она смеется больше всех, кого я когда-либо встречала. — Я была эмоционально подавлена, не зная, что он чувствует ко мне. Он был совершенно без ума от меня и убежден, что это очевидно для всех, а я вообще понятия не имела. Мне не к кому было обратиться за советом по поводу отношений. Я была совсем одна, мне едва исполнился двадцать один год, и всю свою жизнь я больше ни с кем не была и пыталась разобраться во всем сама. Я скручивала себя узлами из-за того, как сильно любила его, и думала, что он не отвечает мне взаимностью, и я на самом деле убеждала себя, что он собирается вернуться к своей бывшей!

И вот. Именно сейчас. Это ударяет меня как кулаком под дых.

Мои плечи вздрагивают, лицо искажается, и я начинаю плакать.

— О Боже мой, — ахает Лейн. — О Боже мой.

— Прости, — выдавливаю я, пытаясь вытереть слезы со своего лица и одновременно улыбнуться ей. Я ужасно смущена этим срывом, но, похоже, ничего не могу с собой поделать. — Мне так жаль. Я понятия не имею, что со мной не так.

— Если бы тебя добила моя болтовня о Трэвисе, я бы предположила, что дело, вероятно, в проблемах с мужчиной.

Я киваю. Конечно, так и есть. Ее описание своих тревог так похоже на то, что я чувствую сама. Только у меня нет полностью преданного Трэвиса, который открыто обожал бы меня. Просто молчаливый мудак, который совершенно счастлив бросать меня одну на весь день.

— У тебя есть с кем все это обсудить?

Я качаю головой. Я знаю, что я не совсем одинока. У меня есть несколько женщин, которым я могла бы доверять. Например, Мэри. Но по какой-то причине я никогда не могла заговорить с ней об этом.

Она хотела, чтобы я встречалась с бедным Ноем. Может, она знала, какими тяжелыми будут отношения с таким мужчиной, как Грант.

— Тогда поговори со мной, — продолжает Лейн. — Я знаю, что я чужая, но иногда легче рассказать об этом незнакомцу. Я не могу обещать, что дам тебе отличный совет, но, возможно, ты почувствуешь себя лучше, просто высказав все вслух.