Глава 11

Неделю спустя я несу миску с тушеным мясом в комнату Гранта, потому что ему все еще нельзя ходить.

В целом, это была хорошая неделя. Мы восстанавливали лагерь после нападения Волчьей Стаи и приводили в порядок наш сад, так как он сильно пострадал. К счастью, мы держали всех наших цыплят в бункере, пока не построим для них нормальный курятник снаружи, так что они не были убиты или ранены во время захвата. Местность снова кажется безопасной, и настроение в нашем лагере лучше, чем когда-либо.

Я должна быть счастливой. Более уверенной. И я была бы такой, если бы меня так не отвлекали мои отношения с Грантом.

Врач сказал, что еще через неделю Грант может начать хромать, но пока он прикован к своей квартире. К моему удивлению, он не жаловался. Не пытался игнорировать указания врача. Не ворчал по поводу вынужденного бездействия.

И он не сделал ни единой попытки подкатить ко мне.

В тот день, когда Гранта подстрелили, я чувствовала близость с ним. Ближе, чем когда-либо прежде. Я убедила себя, что он чувствует то же самое и что так будет продолжаться и впредь. Но вот уже несколько дней он ведет себя по-другому. Он тихий. Всегда вежливый. Почти деликатный со мной.

Это сбивает с толку. И тревожит. Я понятия не имею, что это значит, но мне кажется, что это на самом деле не он.

Я продолжаю уговаривать себя быть терпеливой. Грант по натуре сдержанный человек, и он провел годы, обремененный ответственностью за то, чтобы вывести нас из бесконечного кризиса. Чтобы сделать это, он закрылся от чувств и уязвимости. Ожидать, что он изменится за одну ночь — даже если он этого захочет — было бы неразумно. Незрело.

Но все же…

Я не жду предложения руки и сердца или искреннего признания в чувствах, но он мог бы хотя бы иногда прикасаться ко мне. Как он делал раньше.

Это не поднимает мне настроение.

На самом деле, это делает меня весьма сварливой.

Поэтому вместо моей обычной жизнерадостности, когда я вхожу в его комнату — вместо того чтобы болтать о том, что происходит с остальными нашими сотрудниками, и убедиться, что у него есть все необходимое — сегодня я такая же тихая, как и он.

Я не хочу срываться на него без уважительной причины — просто потому, что я не получаю того секса, которого хочу — так что, наверное, сейчас мне лучше держать рот на замке.

Грант лежит на своей кровати, так как это единственное место в его квартире, где он может держать ногу вытянутой прямо. Я подкладываю подушки под его спину, чтобы он мог сесть, а затем ставлю поднос с едой ему на колени. Его глаза не отрываются от меня, пока я усаживаю его, а затем прохожусь по комнате, наводя порядок и меняя проецируемый пейзаж в его окне на симпатичный маленький домик на берегу озера.

Через некоторое время я начинаю смущаться, поэтому перестаю ерзать и проверяю его миску.

— Тебе это не нравится?

— Нормально.

— Ну, тогда ешь. У нас сейчас слишком много кабачков и тыкв, так что какое-то время мы будем добавлять их во все блюда.

— Мне они нравятся, — он съедает еще ложку своего рагу, состоящего в основном из овощей, и продолжает наблюдать за мной, пока я придвигаю стул поближе к кровати и сажусь.

Может, если я сяду, то не буду чувствовать себя такой неловкой и раздражительной.

Это не работает. Я жду, но Грант не съедает больше ни ложки. Он слишком занят, притворяясь, что не смотрит на меня.

— Если тебе не нравится, ты не обязан это есть, — ворчу я. — Но это как-то глупо — выбрасывать еду подобным образом.

Его глаза сужаются. На несколько секунд мне кажется, что он вот-вот разозлится, но он этого не делает. Он просто продолжает жадно и быстро поедать свое рагу.

Как бы нелепо это ни звучало, это умудряется раздражать меня еще сильнее. Слегка фыркнув, я встаю, беру его теперь уже пустую миску и несу к раковине, чтобы вымыть.

Я вытираю посуду и размышляю про себя о том, почему я сделала такую глупость, как завязала отношения с мужчиной столь замкнутым, как Грант, и тут он хрипло спрашивает:

— Что происходит, Оливия?

Я резко оборачиваюсь и чуть не огрызаюсь на него только потому, что он назвал меня по имени. Я останавливаю себя как раз вовремя.

Он ждет ответа несколько секунд, но так его и не получает.

— Ради всего святого, скажи мне, что происходит прямо сейчас, — нетерпеливое требование звучит почти как рычание.

— Ничего не происходит. Я просто не в очень хорошем настроении.

— Почему? — теперь выражение его лица изменилось. Грант быстро бросает взгляд в сторону двери, а затем выпрямляется на кровати. — Что-то случилось? Кто-то причинил тебе боль?

— Нет! — я серьезно сейчас сорвусь. Из моего глаза стекает слезинка, приводящая в бешенство, и мне приходится быстро смахнуть ее. Но мне не грустно. Я просто сыта по горло. — Знаешь, иногда мне позволено быть в плохом настроении.

— Конечно, позволено, но ты никогда этого не делаешь. Не без причины. Я застрял здесь, в этой гребаной постели, на целую вечность и не могу сам видеть, что происходит. Так что, если ты прямо сейчас не скажешь мне, что тебя расстроило, я…

— Ты сделаешь что? — перебиваю я, и в моем взгляде читается вызов, который я до конца не понимаю. — Что именно ты сделаешь? Прикоснешься ко мне? Потому что ты уже неделю не делал ничего подобного.

Я чувствую себя дурой после того, как эти слова вырвались наружу. Все мое лицо вспыхивает.

И становится еще хуже, когда Грант явно ошеломлен этой вспышкой гнева. Его глаза распахиваются шире. Губы слегка приоткрываются.

— Извини, — бормочу я, отворачиваясь от него. — Забудь об этом, — я потираю лицо и осматриваю комнату в поисках чего-нибудь, что я могла бы сделать и отвлечься.

Чего я действительно хочу, так это провалиться прямо под землю.

— Иди сюда, принцесса, — хрипло бормочет Грант со спокойной властностью, от которой у меня по спине пробегают мурашки. — Немедленно.

Я замираю. Не двигаюсь с места сразу же. Я в ужасе от того, что могу увидеть на его лице.

— Прямо сейчас, бл*дь.

Когда я оборачиваюсь, он уже пошевелился. Он сидит на краю кровати и собирается встать.

— Нет, ты повредишь ногу! — я подбегаю, чтобы помочь ему вернуться в более безопасное положение.

Грант протягивает руку, чтобы остановить меня, а затем притягивает ближе к себе, положив свои большие руки мне на бедра, пока я не оказываюсь между его ног.

— С моей ногой все в порядке. Но с тобой не все в порядке, и это для меня гораздо важнее, — выражение его лица серьезное. Странно напряженное. — Ты правда думаешь, что я не хочу прикасаться к тебе?

Я все еще горю от смущения, но теперь причина этого меняется. Мое сердце колотится от чего-то другого, помимо раздражения, когда Грант притягивает меня еще ближе, так что наши тела разделяет всего несколько дюймов. Он держит свою больную ногу вытянутой, так что, наверное, что в таком положении она у него не слишком болит.

— Ну, я не знаю, — признаюсь я. — Я думала… Я имею в виду, я надеялась… Но ты даже не пытался.

Просто блестяще. Выразилась со свойственным мне красноречием.

Что-то сейчас пробегает по нему дрожью, вибрирует в воздухе между нами. Пронизывающее до костей чувство, которое он не облек в слова.

Боясь, что я запорола всю ситуацию, я продолжаю в спешке.

— И я знаю, что ты мало что можешь сделать с этой ногой. Ну то есть, ты не можешь по-настоящему трахнуть меня или… но ты мог бы, по крайней мере… вести себя так, как будто хочешь… будто ты хочешь… — я сглатываю.

— Ты действительно не знаешь, как сильно я тебя хочу?

Теперь я начинаю чувствовать себя еще глупее, как будто у меня не было веских причин чувствовать себя неуверенно. И эта инстинктивная реакция сводит меня с ума.

— Я знаю только то, что ты мне говоришь, а ты мне почти ничего не рассказываешь! Я ничего не выдумываю. Всю неделю ты вел себя так, словно ты совершенно другой человек. Как будто тебя никогда ничего не беспокоит. Как будто ты не властный, не требовательный, не чрезмерно заботливый и не чувствуешь себя ответственным за всех в мире. Как будто ты никогда даже не мечтал о сексе со мной.

— Конечно, я хочу заняться с тобой сексом. Но, во-первых, я не собираюсь шутить с травмой, которая может повлиять на мою способность ходить до конца моей жизни.

— Я знаю это! Я не хочу, чтобы ты рисковал или делал что-то такое, что может усугубить ситуацию. Но ты ведешь себя так, словно… как будто это легко. Эта неделя была для меня тяжелой. Ну то есть, наверное, я просто… Я просто привыкла трахать тебя. И мне не нравится обходиться без этого. И, как ты думаешь, что я чувствую, раз это так тяжело для меня, но не для тебя?

Грант смотрит на меня несколько секунд, как будто ему нужно время, чтобы переварить то, что я сказала. Затем он тихо фыркает, и это почти напоминает смех.

— О, принцесса, ты, кажется, не понимаешь, что у меня были годы — годы и годы — практики сдерживать себя. Притворяться, будто не хочу того, чего хочу.

— Ч-что?

Он не флиртует, не пытается соблазнить меня и не дразнит из-за моего плохого настроения. Он выглядит смертельно серьезным, так что я должна верить, что он говорит искренне.

— Я потратил годы, желая тебя, но зная, что никогда не смогу обладать тобой. Неделя — ничто по сравнению с этим. Несмотря на это, я был несчастен. Я ворочаюсь полночи, умирая от желания быть с тобой рядом, прикасаться к тебе любым доступным мне способом. Но дело не только в моей ноге. Мы поставили наши отношения на паузу. Возникли реальные проблемы, которые так и не были решены. Я не собирался ничего предполагать, пока ты не будешь готова поговорить со мной. Поэтому я сказал себе подождать и позволить тебе прийти ко мне. Я снова вернулся в подвешенное, сдержанное состояние, чтобы не оказывать на тебя никакого давления. Я пытался… быть хорошим, — он сглатывает и на мгновение отводит взгляд. — Мне жаль, если я сделал это неправильно. Я думал, ты знаешь, как сильно я всегда хотел тебя. Я имею в виду, как ты могла этого не знать?