Изменить стиль страницы

Глава 13

Индия

16 лет

— Я скучал по этому месту. Прошло слишком много времени. — Папа пил кофе за обеденным столом в Шале «Беартус». — Приятно снова оказаться здесь, не так ли?

— Да, наверное. — Я присела на корточки, чтобы завязать шнурки на ботинках. Будь это любая другая неделя этим летом я чувствовала себя лучше.

— Я знаю, ты хотела поехать со своими друзьями. Мне жаль.

Я пожала плечами.

На этой неделе вся моя футбольная команда была в лагере. И вместо того, чтобы остаться с ними, я уехала в Монтану, потому что, когда папа позвонил, чтобы забронировать Шале в последнюю минуту, это была единственная свободная неделя.

Мама хотела Шале. Папа хотел Монтану. А я хотела футбол.

Двое против одного.

То, что я была здесь с родителями, делало их счастливыми.

В последнее время нам не хватало счастья, поэтому я пропустила лагерь с друзьями.

— Грант? — позвала мама из ванной. — Ты принял свои таблетки?

— Еще нет. Хотел сначала выпить кофе.

— Я принесу их.

Папа вздохнул.

— Хорошо.

Мама была безжалостным диктатором его графика приема лекарств. Когда она говорила, что ему пора принимать таблетки, так оно и было. Папа знал, что лучше не спорить.

Пока он наполнял стакан водой из кухонного крана, я закончила завязывать шнурки на ботинках и встала, одергивая шорты для бега.

— Я пойду, пока не стало слишком жарко.

— Хочешь компанию? — спросил он.

Прежде чем я успела сказать «да», мама вышла из ванной с горстью таблеток.

— Ни в коем случае, — сказала она. — Тебе нельзя бегать с Индией.

— Доктор сказал, что я должен поддерживать форму.

— Он сказал, что тебе нужно больше заниматься спортом. Это не означает, что ты должен пробежать пять миль со своей шестнадцатилетней дочерью по возвышенностям Монтаны.

Папа нахмурился и взял таблетки из ее рук, затем проглотил их, запив глотком воды.

— Да. Наверное, ты права.

— В любом случае, я, наверное, пробегу сегодня десять миль, — сказала я. — Тренер сказал, что, поскольку я не в лагере, я должна поработать над выносливостью.

— Десять миль. — Папа съежился. — Да, ты сама по себе.

— Будь осторожна, — сказала мама. — Где ты будешь бегать?

— Просто пробегу пять миль по гравийной дороге и обратно.

— Не делай никаких крюков.

— Никаких крюков. Обещаю. — Я подошла и поцеловала маму в щеку, затем обняла папу, прежде чем надеть на уши спортивные наушники.

Засунув телефон в повязку на руке, я вышла из Шале, включила свой плейлист для бега и побежала вниз по лестнице, направляясь прямо к дороге, которая вилась прочь от ранчо.

Мои мышцы затекли от вчерашнего многочасового путешествия, поэтому я стартовала легким шагом, привыкая к ощущению гравия под ногами.

Воздух был прохладным. На первой миле мои руки покрылись гусиной кожей. На второй я почувствовала, что мое тело разогрелось, а на висках выступили капельки пота. На третьей я бежала со скоростью семь минут на милю, изо всех сил преодолевая жжение в легких. После третьей мили стало легче.

Но когда я финишировала на четвертой миле, привкус крови во рту никуда не делся. Огонь в легких, казалось, стал только сильнее. Это из-за высоты? Из-за сухого воздуха?

Или комок застрял у меня в горле потому, что в последнее время мне всегда хотелось плакать?

Папа сказал мне не плакать. Он сказал, что мне будет только тяжелее, если мы будем грустить.

Но мне было грустно. Мне было чертовски грустно.

Слезы навернулись мне на глаза, но я сморгнула их. Не плакать.

Я побежала быстрее.

Я бежала так быстро, что не имело значение, что мне было грустно. Я бежала так быстро, что все, о чем я могла думать, — это жжение в бедрах и огонь в легких.

Я бежала так быстро, что, когда рядом со мной поравнялся грузовик, я вскрикнула и чуть не свалилась в заросшую травой канаву рядом с гравийной дорогой.

Каким-то чудом мне удалось сохранить равновесие, и я резко затормозила, вытащив наушники из ушей, когда облако пыли от шин пронеслось мимо меня по дорожке.

— Ты в порядке? — крикнул Уэст из-за руля.

— Ты напугал меня. — Моя грудь тяжело вздымалась, когда я уперла руки в бока.

— Прости. — Его губы растянулись в улыбке. — Привет, Индия.

— Привет, Уэст.

Ух ты, какой он горячий. Я была рада, что мои щеки уже покраснели от бега, так как он не заметит, как я покраснела.

Он всегда был симпатичным. Но сейчас он был, типа, горячим. По-настоящему горячим. Его темные волосы были растрепаны, как будто он расчесывал их пальцами. Его белая футболка туго обтягивала бицепсы, когда он наклонялся вперед за рулем. И эта улыбка.

Белая, легкая и слегка изогнутая. С левой стороны она приподнималась выше, чем с правой. У меня внутри все перевернулось, когда он улыбнулся шире.

Возможно, эта поездка была не такой уж плохой идеей, в конце концов.

— Давно не виделись, — сказал он, скользнув взглядом по моему обнаженному животу.

На мне был только красный спортивный лифчик и шорты в тон.

— Я все думал, вернешься ли ты.

— Да. Мы здесь на неделю.

— Похоже, тебя это не слишком радует.

Я пожала плечами.

В этом пожатии плечами было многое. Например, какими несчастными были последние несколько лет. Как трудно было сохранять позитивный настрой. Как сильно я хотела заплакать, но не собиралась позволять себе, потому что, если я начну плакать, я не уверена, что остановлюсь.

Мои пожатия плечами говорили обо всем, что я не знала, как выразить.

Я часто пожимала плечами.

— Хочешь продолжить пробежку? — спросил Уэст. — Или прокатиться?

— Типа на лошади?

— Нет, — засмеялся он. — Типа на этом грузовике.

Я оторвала взгляд от его карих глаз и окинула долгим оценивающим взглядом его грузовик. Он был темно-зеленый, с пятнами ржавчины вокруг колесных колодок. Он был пыльный и старый, с одним-единственным сиденьем. На заднем сиденье лежала банка из-под кофе, инструменты и моток колючей проволоки.

— Куда ты направляешься?

— Пересчитать скот.

— Зачем вы его пересчитываете?

— Чтобы знать, что все стадо на месте, прежде чем перегнать его на другое пастбище.

— О, в этом есть смысл. — Неужели он подумал, что я глупая, потому что ничего не смыслю в скотоводстве?

— Так ты едешь со мной или нет?

Дорога займет больше времени, чем я должна была пробежать.

Я забралась в его грузовик.

— Тут нет ремня безопасности.

Уэст только усмехнулся и завел машину, а затем поехал по дороге.

Он тоже не был пристегнут.

Я просто не стану говорить маме.

В кабине пахло пылью, машинным маслом и хозяйственным мылом Уэста. Я втянула воздух, задержав его на мгновение, прежде чем откинуться на спинку сиденья.

Воздух врывался в открытое окно, охлаждая мое разгоряченное лицо и высушивая пот на коже. Мои волосы были туго стянуты в конский хвост, но несколько локонов выбились из прически и упали мне на лоб.

Уэст притормозил, сворачивая на боковую дорогу, которая больше походила на две грунтовые колеи в траве.

— Как жизнь?

Я пожала плечами.

— Все так плохо?

— Рак моего отца вернулся, — мой голос дрогнул.

Это был не первый раз, когда я кому-то рассказывала. Все мои друзья и учителя знали. Но сегодня мне было труднее выдавить из себя эти слова. Как будто Монтана была нашим безопасным местом, особым убежищем для папы, а теперь и она была заражена раком.

— Черт. — Уэст грустно улыбнулся мне. — Мне жаль.

— Мне тоже.

— Я не… э-э… это глупый вопрос. Но что это значит?

— Ему пришлось перенести еще одну операцию. И сейчас он принимает лекарства.

Лекарства, которые продлевали ему жизнь.

Лекарства, которые отсрочивали его смерть.

— Это хорошее лекарство, и врачи постоянно совершенствуют его. Иногда пациенты могут принимать его десятилетиями.

А иногда — меньше.

Мои родители были честны со мной. Они поделились фактами, как хорошими, так и плохими. Я узнала, что рак — это всего лишь статистика. Я ненавидела проценты. Я ненавидела шансы.

Все, что мы могли делать — это ждать.

И надеяться.

Я оперлась руками о стекло, подставляя лицо свежему воздуху. Слезы жгли меня так сильно, что мне пришлось дышать носом.

Не плакать.

Не плакать.

— Помнишь, когда мы были детьми, ты упала и оцарапала коленку? — спросил Уэст, когда мы ехали по полю.

— Да. Ты сказал мне, что девочки плачут.

— Так и есть. Все в порядке. Если тебе хочется поплакать.

— Нет, — солгала я. Мне стало слишком тесно в груди, как будто мой спортивный лифчик стал на три размера меньше.

Уэст потянулся за банкой леденцов «Альтоид» в отделении на приборной панели. Он открыл крышку и закинул в рот мятную конфету.

— Хочешь одну?

— Конечно. — Я сосала ее, пока не пропало желание заплакать.

— Я увидел имя твоего отца в списке участников завтрашней прогулки, — сказал он. — Я вожу людей на прогулку. Ты не идешь?

— Не-а.

— Спорим, я смогу переубедить тебя. — Он одарил меня улыбкой, от которой стало немного легче дышать.

Я не высовывалась из окна, пока мы ехали через пастбище. И когда мы подъехали к стаду, он пересчитал коров со своей стороны грузовика, а я — со своей.

— И что теперь? — спросила я.

— Хочешь, я высажу тебя на дороге, чтобы ты могла продолжить путь?

— Не совсем.

Он припарковал грузовик и заглушил двигатель, перекинув одну руку через спинку сиденья. Потом он просто уставился на меня с улыбкой на губах.

Это выбивало из колеи. Ни один парень никогда так на меня не смотрел. Мое лицо вспыхнуло. Но я не хотела, чтобы он подумал, что я трусиха или что-то в этом роде, поэтому я смотрела на него в ответ, пока, наконец, не сдалась первой.

— Что?

— Ничего. — Он дернул меня за кончик хвостика. — Как дела в школе?

— Хорошо.

— Ты собираешься перейти на второй курс?

— Да. А ты собираешься в колледж?

Он кивнул.

— Штата Монтана.

— Я собираюсь в Университет Бэйлора. Именно там учились мои родители.

— Ты уже знаешь об этом?

— Да. Я хочу играть в их футбольной команде, но не уверена, что достаточно хороша. — Я больше не была худшим игроком в нашей школьной команде. Но и лучшей тоже не была. Я очень, очень старалась не быть самым плохим.