Глава 28

Сайрус лег рядом с Паулиной и притянул ее к себе. Он поцеловал ее. Это все. Ничего, кроме поцелуев и еще поцелуев, пока он мог это терпеть и пока она могла это терпеть. Ее маленькие нежные руки скользнули по его плечам и спине, под футболку, нащупывая обнаженную кожу, к которой можно прикоснуться. Когда он целовал ее, она издавала тихие звуки удовольствия, красивые звуки, которые он хотел записать и поставить на свой телефон, чтобы воспроизвести завтра, на следующий день и каждый день до их брачной ночи.

Они оба переплелись с простынями, и его убивало то, что он не чувствовал ее кожи на своей. Он нащупал простыню и отдернул ее в сторону, нашел ее длинные голые ноги и погладил ее бедро. Она была бегуном, как и он, и у нее были длинные сильные бедра, и каждый раз, когда он вел рукой вверх по бедру, он чувствовал, как напрягаются ее мышцы, и каждый раз, когда опускался вниз, к ее колену, она расслаблялась.

Ему больше нравилось напряжение. Сайрус медленно скользнул рукой вверх по ее ноге, от колена к бедру. Он щекотал край ее шелковистых трусиков и еще более шелковистую кожу, которую его пальцы находили везде, где он прикасался. Он скользнул пальцем под ее трусики, чтобы коснуться плавного изгиба ее бедра. Паулина снова напряглась, даже быстро вздохнула, но не сказала ему остановиться.

- Нервничаешь? - Спросил он.

- Да.

- Все хорошо. Как только ты захочешь остановиться, мы остановимся. И сегодня мы не зайдем далеко.

- Мы зайдем куда угодно, - ответила она, - пока ты со мной.

Он не услышал в ее голосе ничего, кроме любви, любви и доверия, которые для него звучали примерно одинаково.

- Ты скажешь, если тебе станет страшно?

- Мне не станет страшно.

— Я знаю. - Конечно, она бы не испугалась. Независимо от того, делала ли она это раньше или нет, Паулина не из тех женщин, которые боятся того, чего хотят, а боятся только того, что не получат этого. Так что у нее не было причин чего-либо бояться, потому что не было ничего на свете, чего бы он не дал ей, если бы она об этом попросила.

Он просунул всю руку под ткань ее трусиков и начал стягивать их. Паулина замерла в его объятиях, как будто она глубоко вздохнула, но еще не была готова его выпустить. Глаза ее были закрыты, на щеках лежали густые темные ресницы. В мягком свете прикроватной лампы ее лицо казалось покрытым золотом. Без макияжа. В полусне. Никогда еще она не казалась ему такой сексуальной.

Сайрус был настолько тверд, что это причиняло боль, и становилось еще больнее, когда его ладонь обхватила ее мягкую круглую задницу, когда он стянул с нее трусики. Раньше он гладил ее по краю одежды, по юбкам, джинсам и даже плавкам от бикини, но не было ничего лучше его голой руки на ее голой заднице.

- Давай сбежим завтра, - сказал он.

- Зачем ждать?

Он тихо рассмеялся. Хотя они были одни в доме, оба говорили тихо, как будто то, что они делали, было секретом. А может, так оно и было, хотя от кого они скрывали секрет, никто не знал и его не волновало. Было просто весело иметь секрет, который нужно хранить вместе.

Хотя его почти убило желание оторваться от ее теплого, мягкого тела, ему пришлось это сделать. Он встал на колени, чтобы снять с нее трусики, и швырнул их через комнату в коридор.

— Cумасшедший, — сказала она, ухмыляясь. Несмотря на улыбку, он мог сказать, что она нервничала, по крайней мере, немного. Она крепко сжала ноги вместе. Он не мог поместить даже кредитную карту между этими коленями, не говоря уже о своем теле. Но они поработают над этим.

- Ты сводишь меня с ума - Он снова провел руками вверх и вниз по ее бедрам, сверху, по бокам, по спине, пытаясь успокоить ее, расслабить. Ее ночная рубашка была достаточно длинной, чтобы прикрыть ее. И хотя ему очень хотелось увидеть ее, всю ее, он не собирался торопиться. Они ждали почти два года, чтобы быть вместе вот так. Им придется подождать еще пять минут.

Может быть.

- Ты самый сексуальный мужчина на свете, — сказала Паулина, глядя на него.

- Черт.

- Это правда.

- Я не возражал.

Она хихикнула и покачала головой.

- Не верится, что мы делаем это.

Сайрус снял футболку и бросил ее так, что та приземлилась рядом с трусиками.

Она снова посмотрела на него.

- А теперь верю.

- Ты раздуешь мое эго, - сказал он.

- Твое? Я выхожу замуж за самого сексуального мужчину на свете. Мое эго велико, как этот дом, и с каждым разом становится больше.

- Я не знаю, чем я заслужил тебя, детка, — сказал он, — но я рад, что заслужил.

Больше никакого смеха. Паулина даже не улыбалась. Она была очень серьезной, когда встретилась с ним взглядом и сказала: Я люблю тебя.

- Я тоже тебя люблю. И ты позволишь мне показать тебе как сильно, да?

Она медленно вдохнула и выдохнула еще медленнее. Он знал, что для нее это сложно. Делала ли она это когда-либо раньше, не имело к этому никакого отношения. Она никогда не делала этого с ним. Он снова скользнул руками вверх и вниз по ее бедрам, а когда достиг ее коленей, раздвинул их.

Паулина не оказала никакого сопротивления. Если бы она это сделала, хотя бы на секунду, он мог положить всему этому конец. Но она этого не сделала. Он толкнул, и она раздвинула ноги, как будто хотела сделать это так же сильно, как и он.

Тогда это было сделано. Он посмотрел на ее прекрасное тело, раскрытое для него в свете лампы. Мягкие темные кудри, складочки, которые только начинают раскрываться, сквозь них проступает немного розового и красного.

- Скажи что-нибудь, - сказала Паулина.

- У меня нет слов.

- Подойдет.

Сайрус снова навис над ней, грудью к ее груди, руки вокруг ее спины, целуя ее губы губами, языком, любовью, потребностью и дважды всем снова и снова. То, как она целовала его сейчас… он понял, что она сдерживалась с ним. Раньше ее поцелуи были сладкими и нежными, иногда глубокими. Но никогда такими. Никогда не отчаянными.

Паулина подняла бедра и потерлась о него. Даже сквозь джинсы он чувствовал ее жар. Этого было недостаточно. Ему пришлось прикоснуться к ней. Он медленно провел рукой вниз и вверх по ее руке, по ее груди и вниз по животу. Наконец, он зажал руки между ее бедрами, прижимая ладонь.

Она уткнулась головой в изгиб его шеи и плеча, пока он держал ее там, впитывая влажное тепло его кожи. Но она не сдвинула ноги. Фактически, она открылась для него немного шире и приподнялась к его ладони. Ему нужно прикоснуться к ней, и она хотела этих прикосновений. Всего лишь одним пальцем он начал поглаживать ее по складочками. Она была мокрой и опухшей. Он почти забыл, как приятно заставлять женщину чувствовать себя подобным образом.

Почти.

Гладя ее, расправляя складки, он почувствовал, как ногти Паулины слегка впились в его плечи, когда она прижалась к нему, тяжело дыша.

- Все хорошо, детка, - сказал он. - Я держу тебя.

Она кивнула у его груди. Это повторилось снова, то чувство полного и абсолютного спокойствия, которое он чувствовал раньше. У него была одна работа, и эта работа заключалась в том, чтобы заботиться о Паулине. Это он мог делать и будет делать всю оставшуюся жизнь.

Сайрус гладил ее немного сильнее, нажимая еще немного, пока не почувствовал мокрый шелк под кончиками пальцев. Он посмотрел на нее и на свою руку, касающуюся ее. Он никогда не видел ничего, что возбуждало бы его так сильно, как ее красивые бедра, широко раскрытые для него, и кончики его пальцев на ней. Ему хотелось проникать глубже и глубже, но он также хотел оставить это на потом. И он не хотел слишком сильно давить на Паулину. В конце концов, они только начали. Всю свою жизнь они будут заниматься любовью так, как им захочется.

Он поднял голову и увидел, что Паулина тоже смотрит шоу, наблюдая, как его рука касается ее. Ее глаза были широко раскрыты и полны удивления. Он знал, что она чувствует. Эта женщина, ее любовь к нему… какое чудо.

Сайрус еще раз поцеловал ее в лоб, и она повернулась губами к его губам для еще одного поцелуя. Он дал ей его. А когда поцелуй прервался, он спустился вниз.

Он начал с нижней части ее живота, желая облегчить ее положение. Не то чтобы было трудной задачей целовать ее живот, эту гладкую темную кожу и дрожащие под ней мышцы. Здесь она пахла мятой, чисто и восхитительно, и он задавался вопросом, было ли это от ее мыла, от ее лосьона или просто от естественного запаха ее кожи. Что бы это ни было, он не мог перестать вдыхать ее глубоко в легкие.

Медленно он поцеловал ее левое бедро и задержался там на некоторое время, целуя изгиб бедренной кости там, где она встречалась с верхней частью ее бедра. Все это время Паулина держала руки ему на плечах, не для того, чтобы остановить его или оттолкнуть, а просто для того, чтобы прикоснуться к нему, это он мог сказать. Просто чтобы поддерживать между ними контакт.

Он наклонил голову и поцеловал ее внутреннюю часть бедра. Здесь новые ощущения… еще более шелковистые, еще более теплые, с ароматами более восхитительными, чем Рождество. Она была возбужденная и мокрая, и он чувствовал ее запах, почти вкус. И ему почти не хватало его.

Сайрус повернул голову и лизнул. Быстрый щелчок языком, но этого было достаточно, чтобы Паулина ахнула.

Она усмехнулась собственному аху.

- Прости, - выдохнула она.

- Ни за что не извиняйся, - сказал он. - Ни когда и ни за что.

Он действительно не понимал, о чем говорит, потому что был более или менее не в своем уме. Невозможно думать прямо, лежа между двумя самыми красивыми бедрами во всем творении Божием. Он взял эти бедра в руки и раздвинул их достаточно широко, чтобы приступить к работе. Поднявшись на локти, он снова погладил мягкие складки ее влагалища, раскрывая ее так, как он мечтал об этом каждый день с того дня, как она впервые позволила ему поцеловать себя.

Самоконтроль Сайруса начал давать трещину. Ему не хотелось идти ва-банк, пока Паулина тряслась как лист, но была большая вероятность, что она тряслась от нужды, а не от страха. У нее было много опыта, говоря ему, чтобы он остановился или замедлился, но теперь она ничего не говорила, только коротко и тяжело дышала. Он сказал себе, что как только она скажет «отойди», он отступит… но, поскольку она ничего не говорила, он вошел.