Осторожно, как только мог, он отодвинул нежную плоть вокруг клитора. Вот он, как ему и снился, налитый и красный. Он слегка прижал к нему язык, но, судя по тому, как вздрогнула Паулина, это с тем же успехом могло быть ударом молнии.

— Прости, — сказала она еще раз и схватилась за простыню у бедра.

Сайрус только рассмеялся и снова лизнул ее. Она вздрогнула, но на этот раз не так сильно. А когда он лизнул ее в третий раз, она даже не вздрогнула. Вкус у нее был безупречный, как и должен быть у женщины, и ее клитор ощущался так же хорошо, как и все, что когда-либо было под его языком. Он начал действовать кончиком, насколько мог осторожно, и вскоре это начало оказывать на Паулину желаемый эффект.

Как бы ему ни хотелось увидеть, как она наслаждается этим, Сайрус заставил себя сосредоточиться. Ее удовольствие имело большее значение, чем его. Во время их медового месяца у него будет много возможностей наблюдать, как она кончает снова и снова. Теперь ему просто нужно доставить ее туда и приложить все усилия.

Он провел языком по ее чувствительной плоти и был вознагражден всевозможными грязными и страстными звуками, исходящими из губ Паулины. Маленькие стоны, маленькие рычания, крошечные вздохи и ворчание, когда он лизал и сосал ее, время от времени опуская голову, чтобы погладить открытые складки языком, прежде чем снова сосредоточиться на клиторе.

Вся нервозность, его и ее, испарилась в этой комнате. Сайрус знал, что он собирается доставить ее туда, и, судя по звуку, доставить ее туда быстро. Если бы в ее теле прокачивалось столько же адреналина, как и в его сейчас, она бы кончила так сильно, что ему пришлось бы после этого соскребать ее с потолка. Он никогда раньше не ждал так долго, чтобы вступить в близость с женщиной. Самое близкое, что он когда-либо чувствовал, это его первый раз в пятнадцать лет. Но даже то не могло сравниться с этим. Тогда не было ни сладости, ни привязанности, только предвкушение, безумие, кульминация и пустота после победы в игре, но без трофея.

Но это было хорошо и это было правильно. Все, что заставляло Паулину чувствовать себя любимой, желанной и почитаемой, должно было быть правильным.

— Сайрус, — сказала она. Только это. Только его имя. Она ничего не просила. Он сомневался, что она вообще осознала, что произнесла его. Он никогда не слышал ничего слаще, чем свое имя на ее губах, пока его губы были на ее теле.

Она была так близко. Он знал это. Он чувствовал это, чувствовал напряжение в ее теле до предела. Ему теперь нечего делать, кроме как остановиться, не нарушить ритм. Он снова и снова водил языком по клитору, массируя и дразня его, поглаживая и лаская. Паулина совсем разошлась. Она раскачивала бедрами и уперлась пятками в простыни, в его спину, а затем снова в простыни. Он осмелился один раз поднять взгляд и увидел ее запрокинутую голову и обнаженное длинное красивое горло. Ее груди поднимались и опускались под розовой ночной рубашкой, а соски были твердыми и прижимались к ткани.

Он заставил себя отвернуться, прежде чем залезть на нее сверху, раздеть ее донага и заниматься с ней любовью до наступления следующего года.

Голос Паулины повысился, и ее маленькие стоны и маленькие рычания превратились в крики, эротические женские крики удовольствия. Он сосредоточил все свое внимание на клиторе, на этом пульсирующем узелке между губами и языком, работая до тех пор, пока она не смогла больше это терпеть. Ее спина выгнулась, и она снова вскрикнула, и она кончила ему в рот, достаточно сильно, чтобы он почувствовал сокращение мышц и почувствовал вкус жидкости, вытекающей из нее. Он уткнулся в нее ртом, выпил все это, пил ее, как вино, пил до тех пор, пока не опьянел от нее и не смог выпить ни капли.

Она замерла на кровати, а он пополз по ее телу. Он притянул ее обмякшее тело к себе и прижал к себе в объятия. Хотя ей, казалось, потребовалось необычайное усилие, чтобы открыть глаза, ее ресницы затрепетали, и она посмотрела на него.

- Детка. ты дрожишь, - сказал он. - Ты в порядке?

Она кивнула, но ничего не сказала. У него было ощущение, что она не может говорить. Он мысленно похлопал себя за это по спине.

Сайрус притянул ее еще ближе и натянул на нее простыню и одеяло. Она начала дрожать. Это, конечно, случалось, он помнил. Жгучая секунда — оргазм — крушение — холод.

— Хочешь, чтобы я ушел, чтобы ты могла немного поспать? - он спросил.

Она покачала головой.

- Останься, - ответила она. - На всю ночь. Просто поспи со мной. Останешься?

Он снова поцеловал ее в лоб и понял, что она уснет через десять секунд, если не быстрее. Сегодня больше ничего не произойдет. Он даже ничего не хотел. Он просто хотел обнимать ее, пока она спит.

- Думал ты никогда не попросишь.