2

ГЛЕБ

Стоя под обжигающей водой в душе, я наблюдаю за тем, как розовые капельки воды кружатся в сливе и исчезают из виду. Это был дерьмовый день. Похоже, инициация для вступления в Братву Михаила изменилась с тех пор, как я слышал. Раньше обрядом посвящения было похищение девушки, которую затем продавали в секс-рабство Михаила. Но, похоже, Велес - мой клан - стали новой любимой игрушкой Михаила. Убийство наших оставшихся мужчин, это новый извращенный способ банды Живодеров подтвердить лояльность своих посвященных.

А это значит, что принятие Саши в их ряды сегодня ночью стоило жизни хорошим ребятам. Не было другого способа устроить брата в банду Михаила и дать ему старт к завоеванию доверия Михаила. Но от этого кровь на моих руках не становится менее грешной. За жизни этих людей отвечал я, как и за их смерть. Их жертва - это черная метка, которую я никогда не смогу смыть со своей души.

Я очищаю кожу до тех пор, пока кровь моих людей не вытечет из моего тела, доводя очищение до почти ритуального уровня. И все же я не могу выкинуть из головы образы, как они искали меня в темноте, надеясь, что я приду им на помощь в последнюю секунду. В тот момент, когда свет покинул их глаза. Мой брат - художник, когда дело доходит до насилия.

По крайней мере, он сделал их смерть быстрой, настолько безболезненной, насколько это возможно. Но это вряд ли утешит меня.

Как бы меня ни мучила ненависть к себе, я не должен был так огрызаться на Мэл. Еще один повод для чувства вины. Ведь теперь это ее дом. Она имеет право носить то, что хочет, и делать то, что ей нравится. при условии, что она подчиняется правилам, которые я установил, чтобы обезопасить ее и Габби. Это не оправдание, но после такого ужасного дня прийти домой и обнаружить, что ее длинные ноги обнажены, а соски без лифчика проступают сквозь мягкую ткань топа… это было слишком.

Она так чертовски привлекательна. Я чувствую, что нахожусь на пределе своих сил, когда нахожусь рядом с ней. Я не мог найти в себе силы сохранять спокойствие, чтобы установить между нами здоровую границу. Понятно, что Мэл в долгу передо мной за помощь, но меньше всего мне хочется начинать с ней что-то интимное, когда она считает это компенсацией за мою защиту. Все, чему она научилась в жизни, это то, что мужчины считают ее тело товаром, так что таким образом она пытается отплатить мне. Я не могу допустить, чтобы моя слабость к ней укрепила это убеждение.

Я уже трижды совершал эту ошибку - один раз три года назад, когда спас ее от сексуального-рабства Михаила Сидорова, второй раз, когда нашел Мэл в Бостоне на прошлой неделе, а затем прошлой ночью, когда она пришла в мою комнату и поцеловала меня. Как я ни старался, я не мог остановиться.

Я никогда не встречал никого настолько манящего. Такого опьяняющего. Я теряю рассудок каждый раз, когда Мэл оказывается рядом.

Я не могу позволить этому случиться снова.

Я с трудом сглатываю, сжимая челюсти, когда в голове всплывает ее образ в этих сексуальных шортиках и подходящем шелковом топе для сна с кружевной отделкой. Образ ее озабоченных глаз в подъезде, когда она увидела кровь на моей одежде, и ее первая реакция - сократить расстояние между нами, прикоснуться ко мне, снять одежду, чтобы помочь мне.

Она вдруг оказалась так близко, что ее соблазнительный парфюм помутил мои чувства. Возбуждение смешалось с переполнявшим меня чувством вины, усугубив его в десятки раз.

Я ничего не мог с собой поделать.

Я просто... сорвался.

Зарычав от досады, я переключил воду на ледяную, так как мое предательское тело возбудилось от воспоминаний - несмотря на то, какой поганый день у меня был.

Мне нужно лучше соблюдать границы. И надеюсь, мне удастся поднять Мэл на ноги и вывести из непосредственной близости от меня, прежде чем я окончательно потеряю представление о своей моральной целостности. Потому что, что бы ни было написано в свидетельстве о браке, Мэл мне не принадлежит.

И никогда не принадлежала.

Я знаю, что ее поведение вызвано инстинктом выживания. Она напугана и делает все возможное, чтобы защитить Габби. Она отдалась мне прошлой ночью, потому что думает, что, угождая мне, обезопасит свою дочь.

Это не имеет ничего общего с чувствами ко мне. Возможно, я ее даже не привлекаю. И я больше не буду так использовать ее в своих интересах.

***

Сны, которые мучают меня, пробуждают меня на рассвете, несмотря на позднюю и утомительную ночь. Голод грызет мой желудок, потому что последнее, что я ел вчера, был сэндвич во время обеда. Но чувство вины преобладает над всем этим, - чувство вины за людей, чьими жизнями мы пожертвовали, чувство вины за то, как я обошелся с Мэл.

К сожалению, у меня есть возможность исправить только одну из этих вещей. Поэтому сегодня я намерен наладить отношения с женщиной, которую мне поручено защищать.

Я привожу лицо в порядок и встаю с кровати. Накидываю пару джоггеров, и хотя обычно я предпочитаю ходить без рубашки, когда остаюсь один в своей квартире, вряд ли я должен злиться на Мэл за то, как она оделась прошлой ночью, если не прикроюсь сам.

В доме по-прежнему темно и тихо, когда я выхожу в коридор. Девочки крепко спят в гостевой комнате. Я останавливаюсь перед их дверью, чтобы убедиться в этом, и на мгновение задерживаюсь, чтобы прислушаться к их ровному дыханию. Я просто улавливаю мягкие звуки, которые издает Габби во сне, - этот факт я узнал, когда присматривал за ней во время пребывания Мэл в больнице в Нью-Хейвене. Насколько я могу судить, эти хныканья ничего не значат; возможно, это бессознательная реакция на ее сны. Не похоже, что она в беде. Они более... задумчивые.

Мягкая улыбка загибает уголки моих губ. Эта девочка - нечто особенное. Без сомнения.

После минутного колебания я отправляюсь в гостиную, а затем на кухню. Здесь все так же чисто и аккуратно, как я и оставлял, несмотря на два пополнения в моем семействе. В живот закрадывается тревога, когда я задаюсь вопросом, чувствовала ли Мэл вчера себя как дома.

Они вообще ели?

Я буду чувствовать себя еще большим ослом, если Мэл проявила такую заботу обо мне вчера вечером, когда я позволил им голодать целый день.

Я открываю холодильник, и мое сердце замирает.

Еды немного, но к счастью, я понимаю, что они поели. Тарелка с жареной картошкой с запиской сверху, это то, что оставляет мое сердце у ног.

Мэл написала:

Приготовила для тебя ужин. Надеюсь, тебе понравится. Обещаю, мы сделаем все возможное, чтобы больше не мешать тебе. Я не могу выразить тебе свою благодарность за все, что ты сделал.

Вытащив контейнер из холодильника, я приподнимаю уголок и вдыхаю. Во рту сразу же появляется вода, несмотря на то что еда холодная. Не знаю, как она научилась так готовить, но я не заслуживаю этого после своего поведения прошлой ночью.

Вздохнув, я закрываю контейнер, разрешая себе побаловаться ее угощением только после того, как все исправлю. Я бросаю взгляд на часы, размышляя, не слишком ли рано начинать завтрак для девочек. Петр дал мне выходной после такой дерьмовой ночи. Так что мне не придется беспокоиться о работе до полудня.

Решив начать с чашки кофе, я завариваю полный кофейник. Я помню, что Мэл любила кофе еще с тех времен, когда она снимала дом в Гарлеме вместе с другими девушками, которых мы спасли из грузовика Михаила.

Когда я приступаю к завтраку, меня осеняет идея, как я могу загладить свою вину перед Мэл. Набравшись решимости, я приступаю к работе, готовя свежий бекон, а затем жареные яйца.

Через тридцать минут я возвращаюсь в холл.

С той стороны двери гостевой комнаты доносится шумный разговор, который говорит о том, что девочки проснулись. Не знаю, когда я начал думать о них как о "едином целом", но почему-то это кажется совершенно естественным. Они - единое целое, неразлучный дуэт, и независимо от того, как давно Мэл стала мамой, можно считать, что ей всегда было суждено ею стать.

Украдкой я тихонько стучу и жду, пока голоса смолкнут. Через несколько секунд Мэл открывает дверь, и от ее больших ониксовых глаз у меня учащается пульс.

На ней все еще атласное белье, в котором она спала прошлой ночью, но она изо всех сил старается спрятать его за дверью спальни, глядя на меня. Ее темные волосы ниспадают, как занавес, на плечи, шелковистые и гладкие даже в этот час.

— Привет, — тихо говорит она, и ее нехарактерная застенчивость напоминает мне о том, каким засранцем я был в последний раз, когда мы разговаривали.

— Привет. — Я прочищаю горло, эмоции бушуют в моей груди, и я неожиданно хриплю.

Извинение могло бы быть простым решением, но слова так пусты. Я сожалею, но слова не имеют смысла, если не подкреплены действиями. Я лучше покажу ей, что хочу все исправить. Что я хочу двигаться вперед, что я намерен поддержать ее и помочь ей встать на ноги.

— Я тут подумал, — начал я, — раз уж я не нужен Петру до полудня, почему бы нам не отправиться сегодня в несколько модельных агентств? Посмотрим, удастся ли тебе получить какую-нибудь работу - если тебя это все еще интересует.

Неужели я звучу так же глупо, как и чувствую себя? Потому что сейчас она смотрит на меня так, будто я с Марса.

— Я приготовил завтрак, — продолжаю я, ткнув большим пальцем через плечо в сторону кухни. — После этого мы можем отправиться в город, если ты не против...

— О, это... это так заботливо. — Она прикусывает свою полную нижнюю губу, привлекая мой взгляд к своему рту, даже не пытаясь это сделать.

Я возвращаю взгляд к ее темным глазам, скрывающим миллион секретов. Почему со всеми остальными у меня есть интуиция, а с Мэл я никогда не знаю, в каком положении нахожусь? Может, она колеблется, потому что не хочет быть рядом со мной? Может, она предпочитает действовать самостоятельно? Я помню, какой независимой она была, когда только пыталась найти свой путь в модельном мире. Но после того, что случилось в Нью-Хейвене, рисковать не стоит.