26

ГЛЕБ

Двери лифта с грохотом открываются, и почти жуткая тишина в коридоре, ведущем к моей квартире, выводит меня из задумчивости. Ни Льва, ни Дэна, никого не видно. Только холодный, жесткий свет встраиваемых светильников, падающий на темный ковер.

Вероятно, это означает, что мои люди находятся внутри или следят за периметром здания. И все же интуиция заставляет мои органы чувств быть в состоянии повышенной готовности.

Что-то не так.

Я с досадой поворачиваю прохладную металлическую ручку входной двери и обнаруживаю, что она открывается без сопротивления.

Кто-то оставил ее незапертой. Небрежно. А когда я вхожу внутрь, в доме царит кромешная тьма. Абсолютная тишина. В воздухе все еще витает аромат блинов, вызывая сильное чувство тепла и привязанности.

Моя первая реакция - облегчение. Это значит, что Мэл, скорее всего, легла спать. Она не настолько обеспокоена или зла, чтобы ждать моего приезда или прямо сейчас ехать к канадской границе. И все же, если Лев и Дэн не могли уйти, хотя бы один из них должен был стоять в коридоре. Они должны это знать.

Интуиция покалывает.

Остановившись в темной комнате, я делаю паузу. И отправляю сообщение двум своим лучшим людям, требуя объяснить причину незапертой двери и спрашивая, не было ли чего-нибудь необычного сегодня вечером.

Упс. Это все, что Лев говорит о двери, что заставляет меня вздрогнуть. Затем он почти мгновенно отвечает: все в порядке. Сейчас проверяем периметр.

Я сдерживаю вздох. Надо будет поговорить с ними об их координации, когда они вернутся. Может быть, я не совсем справедливо полагаю, что они отлично справятся с обязанностями охранников. Как правило, они мои самые меткие охотники, но это не значит, что они прирожденные защитники. Я по опыту знаю, что нападение и защита - это совершенно разные миры.

Закрыв дверь на засов, я сунул телефон в карман и включил свет в подъезде. Помещение заливает мягкое золотистое сияние. И все же мне приходится щуриться, поскольку мои глаза только начали привыкать к темноте.

Помещение выглядит как всегда безупречно, и мне становится спокойно от мысли, что у девочек, должно быть, была спокойная ночь. Даже если я вернулся домой позже, чем обещал.

Расчесав пальцами волосы, я направляюсь на кухню, чтобы приготовить ужин. Блинчики, возможно, и стали моим новым любимым завтраком, но они далеко не самая вкусная еда, и это все, что я ел сегодня. Из-за многочасового ожидания Саши и сильного волнения мой желудок стал совсем пустым.

И тут мой взгляд падает на едва заметные потертости на полу, как будто по нему грубо проехались стулом. Затем - белый листок бумаги на обеденном столе. Он лежит в центре обеденного стола, как палатка. А на лицевой стороне Мэл скорописным почерком написала мое имя.

Мое сердце пропускает несколько ударов.

Для такой красивой вещи ее почерк стал для меня уродливым триггером, связанным с некоторыми из моих худших моментов.

Сразу же возвращается чувство тревоги. К этому добавилось отвратительное чувство дежавю.

Мои легкие замирают, когда я тянусь за листком бумаги. А он почти ничего не весит в моих руках. Такой контраст по сравнению с весом послания, которое, как я ужасаюсь, он содержит. Осторожно разворачиваю письмо Мэл, и в груди защелкивается железная хватка.

Дорогой Глеб,

Я знаю, что это, наверное, не лучший способ сказать тебе, но я решила уйти от тебя...

Ледяное подтверждение вливается в мои вены, и первая реакция моего мозга - отрицание. Нет ни единого шанса, что это то, к чему мы пришли. Только не снова. Не после всего. Не после всех ссор, слез, попыток открыться, часов, проведенных в поисках лучшего понимания.

Я судорожно сглатываю, заставляя свои глаза читать дальше.

Я долго думала и решила, что не хочу провести с тобой всю свою жизнь. Я не могу любить мужчину, который контролирует меня, ограничивает и оставляет одну, а сам безрассудно рискует своей жизнью, несмотря на то что знает, как я себя при этом чувствую. Я понимаю, что, возможно, это не то, что ты хочешь услышать. Но я просто не могу так больше.

То, что она думала об этом - об идее любить меня и провести со мной всю жизнь и все равно предпочла уйти... Это режет меня до глубины души. Я представлял себе завтраки с блинчиками и пикники в Центральном парке, а Мэл уже одной ногой за дверью. Ждет момента, когда я окажусь недостойным ее ожиданий.

Прости, что не попрощалась, но так будет лучше. Потому что я знаю, что ты бы попытался меня остановить. А мне нужно пространство. Мне нужна свобода. И теперь ясно, что ты не можешь мне этого дать.

Пожалуйста, не ищи меня больше. Мне нужно найти свой собственный путь, и я должна сделать это без тебя. Думаю, мы оба понимаем, что если я не уйду сейчас, то никогда не буду счастлива. Я никогда не стану по-настоящему свободной. С меня хватит. Нашему фиктивному браку пришел конец.

Не пойми меня неправильно. Я ценю наше время, проведенное вместе. Ты сделал мою жизнь лучше во многих отношениях. Я не могу отблагодарить тебя за все, что ты сделал. И я надеюсь, что когда-нибудь ты сможешь простить меня.

Это нож по сердцу, возвращающий всю боль и покинутость, которые я почувствовал, когда она убежала в первый раз. Она словно повторяет те же слова. Они практически дословно повторяются: Я слишком контролирую ее, слишком командую. Я недостаточно чувствителен к ее потребностям. Со мной она чувствует себя в ловушке и отчаянно ищет выход.

Это до боли похоже на то, как она ушла в первый раз, три года назад. Но я даже не искал ее, не смел даже надеяться, что у меня будет шанс с Мэл. И все же, когда ей понадобилась моя помощь, я не смог ей отказать. Как и в первый раз. Какой бы темной и извращенной ни была моя душа, с Мэл я не могу просто смотреть в другую сторону. Неважно, спасаю ли я ее от Михаила или Винсента Келли, я не могу смириться с мыслью, что она принадлежит другому мужчине.

И все же она снова говорит мне, что я ничем не лучше их.

В моем мозгу эхом отдаются слова, сказанные тогда, когда я впервые нашел Мэл в Бостоне. Я почти забыл их. Но теперь они возвращаются с такой силой, что пробивают дыру в моих легких. «Тебе нравится притворяться, что ты так отличаешься от всех остальных придурков, которые хотят овладеть мной... Ты говоришь, что хочешь спасти меня, что хочешь защитить меня. Но на самом деле ты просто хочешь владеть мной, как любой другой мужчина...»

Какой же я дурак. Идиот, если думал, что она когда-нибудь увидит меня другим.

Моя рука крепко сжимает тонкий листок бумаги, заставляя его трещать, когда он сжимается в кулаке. Я думал, мы делаем успехи. Я думал, что Мэл начинает доверять мне. Понимать меня. верит, что я достоин ее любви. Я действительно, черт возьми, пытался все с ней обсудить. Я думал, что она поймет, почему мне пришлось уехать. Но, видимо, нет.

И теперь она ушла.

Опять.

Я должен был лучше знать, чем думать, что Мэл когда-нибудь перестанет бегать. Такая девушка, с таким прошлым, как у нее, никогда не сможет остаться надолго. И нет никаких сомнений в том, что причина ее бегства - я. Только на этот раз письмо на этом не заканчивается. Сделав взволнованный вдох, я разворачиваю письмо, которое раздавил с силой своей боли. Похоже, Мэл решила сбросить на меня последнюю мощную бомбу. И пока я продолжаю читать, мне кажется, что пол уходит у меня из-под ног.

Я знаю, что ты уже так много для меня сделал. Но, если позволишь, я хочу попросить тебя еще об одном одолжении. И это очень важно. Габби сейчас должна крепко спать в твоей гостевой спальне. Я решила оставить ее с тобой.

После того как я увидела, как хорошо вы с ней обращаетесь, я чувствую себя уверенно, рассказывая тебе правду. Ты - биологический отец Габби. Мне жаль, что тебе пришлось узнать об этом вот так, но это был единственный способ, который я могла вынести, чтобы сказать тебе. Надеюсь, ты гордишься девочкой, которую мы сделали вместе. Я знаю, что горжусь.

Я верю, что ты хорошо воспитаешь ее. Лучше, чем я могла бы, я уверена. Потому что, если быть до конца честной, ответственность материнства слишком велика для меня. Я знаю, что смогу найти свой путь, если меня не будет сдерживать ребенок. Вот почему я оставляю нашу дочь на твое попечение.

Надеюсь, ты сможешь понять мой выбор. Но это то, что мне нужно. Надеюсь, ты будешь беречь Габби и проживешь с ней прекрасную жизнь.

С любовью,

Мэл.

Я в шоке. Из всех признаний, которые я мог ожидать, это было последним в моем списке. И тут же мое чувство долга всколыхнулось с новой силой. Конечно, я бы позаботился о Габби. Я бы сделал все для этой девочки. Но уровень замешательства в связи с огромной бомбой правды Мэл заставляет меня терять голову. Я не знаю, что с этим делать. И на мгновение я начинаю сомневаться, что это вообще написано по-английски. Я действительно сошел с ума? Неужели я сорвался, узнав, что Мэл решила бежать? Я всматриваюсь в слова, пытаясь понять их истинный смысл. И мой мозг начинает производить расчеты. Но Габби недостаточно взрослая, чтобы быть моей дочерью... не так ли? А я вообще знаю, сколько ей лет?

От мысли, что она может быть моей, у меня замирает живот. Мое сердце бьется в бешеном, неустойчивом ритме. Но не успевает волнение улечься, как им овладевают сомнения. Я не уверен, насколько можно доверять письму Мэл.

По крайней мере, последняя часть звучит не так. И снова моя интуиция поднимает красный флаг. Если я что-то и знаю о Мэл, так это то, что она никогда не считала бы свою дочь обузой. Она ни разу не сказала ничего подобного. Она так любит и беспокоится о благополучии Габби… Черт возьми, она позвонила мне прося о помощи только при мысли о том, что ей придется отдать Габби на усыновление. Она с готовностью переехала в Нью-Йорк, чтобы попытаться обеспечить ее безопасность. Она согласилась жить со мной, даже вышла за меня замуж, в надежде защитить Габби.