Так зачем ей отдавать ее теперь?

Это не сходится.

И вдруг я не могу понять, что правда, а что нет.

Определенно, часть о том, что Мэл хотела бросить дочь, - ложь. И это заставляет меня задуматься, не выдумала ли она тот факт, что я отец Габби. Может, она сказала это, потому что не верит, что я иначе позабочусь о Габби. Это кажется более глубоким предательством, чем вся остальная ложь вместе взятая, все те случаи, когда она играла с моим сердцем и манипулировала мной. Почему она солгала, что Габби - мой ребенок?

Ответ обрушивается на меня как тонна кирпичей. И мой взгляд переключается на следы потертостей на деревянном полу. Внезапно воздух становится холодным, а тишина - слишком напряженной.

Мэл может быть в беде.

Сердце колотится о ребра, когда я вспоминаю пустой коридор и незапертую дверь. Мои первые инстинкты были верны - мои люди никогда бы не поступили так безрассудно. Но если не считать поцарапанного пола, что могло случиться сколько угодно раз за последние несколько дней без моего внимания, ничто не выглядит потревоженным. И Лев сказал, что все в порядке.

И все же покалывающее чувство предчувствия возвращается с новой силой.

Аккуратно сложив письмо Мэл, я сую его в задний карман и крадусь к двери гостевой спальни. Тихонько приоткрываю ее, впуская в комнату достаточно света, чтобы убедиться: Габби крепко спит в своей постели.

И Мэл с ней нет.

Радуясь, что с Габби ничего не случилось, я тихонько закрываю дверь и крадусь по коридору в свою спальню, чтобы убедиться, что Мэл там тоже нет.

Она ушла.

— Блядь. — Вытаскиваю телефон, на этот раз звоню Льву. Потом Дэну.

Как и в случае с Мэл, телефон звонит бесчисленное количество раз, прежде чем отправить меня на голосовую почту. Ни один из моих мужчин не берет трубку. Напряжение сжимает мою грудь, задерживая воздух в легких. Что-то ужасно не так.

Выйдя из квартиры, я запираю за собой дверь, чтобы обеспечить Габби временную защиту. Затем я направляюсь к лестничной клетке, где мои люди наверняка патрулировали периметр. На нижнем этаже появляются слабые следы борьбы: потертости на бетоне, а затем след от полозьев, ведущий к двери. При виде признаков стычки у меня в животе закипает свинец, и я иду по следам в гараж.

Мой взгляд сканирует подземное пространство, и когда я нахожу камеры, предназначенные для наблюдения за территорией, мое сердце замирает. Они обе полностью уничтожены.

Потянувшись за спину, я достаю пистолет, который спрятал сзади в брюках. Пригнувшись, я осторожно пробираюсь вперед, держа голову наготове в поисках любых признаков моих людей.

Что-то темное привлекает мое внимание в дальнем углу замкнутого пространства, и я крадусь к нему.

Когда я огибаю капот белого Yukon Denali, сердце замирает.

Дэн и Лева были бесцеремонно уложены в тесном пространстве. У обоих уродливые ушибы, свидетельствующие о том, что они устроили адскую драку и были жестоко избиты. Но то, как они слепо смотрят вдаль, говорит о том, что их больше нет. Они оба мертвы.

— Черт, — рычу я, приседая рядом с ними.

Они оба, похоже, истекли кровью: у Дэна перерезано горло от уха до уха. Лев вспорот сбоку. Судя по углу ножевой раны, я бы сказал, что тот, кто его убил, подкрался сзади.

Ни один из них не был убит прямо здесь. Не хватает крови, чтобы это объяснить.

— Мне очень жаль, братья — прошептал я, чувствуя вину, когда протянул руку вперед, чтобы осторожно закрыть им глаза.

Они не заслуживали такой смерти, и тем более быть так безжалостно выброшенными. Они были хорошими людьми - моими лучшими - и братьями для меня. Честно говоря, они были для меня важнее, чем большинство моих биологических братьев. А теперь они мертвы из-за меня.

Стиснув зубы, я обдумываю свой следующий шаг. Мне нужно будет похоронить их как следует. Но сейчас, к сожалению, у меня есть более насущные дела. Мэл в опасности, и мне нужно найти безопасное место для Габби, чтобы я мог вернуть ее мать.

Хоть это и кажется мне кощунством, я роюсь в кармане Льва в поисках ключей от машины. Я знаю, что он не будет возражать, ведь мне нужно отвезти Габби в безопасное место, а я не могу сделать это на своем мотоцикле. У меня нет безопасного способа перевозить ее на своем спортивном байке.

И все же мне кажется, что я граблю его тело.

Вытеснив из головы мрачные мысли, я бегом поднимаюсь по лестнице в свою квартиру. Затем я направляюсь в комнату Габби, чтобы осторожно разбудить ее. Тихонько войдя в ее темную комнату, я опускаюсь на край кровати рядом с ней.

— Привет, Рыбка, — бормочу я, поглаживая ее по спине ладонью.

Сонно моргая, Габби медленно переворачивается на спину.

— Нам нужно идти, — шепчу я, стараясь, чтобы мой голос был как можно более спокойным и обнадеживающим, несмотря на волнение, пульсирующее в моих венах.

— Куда? — спрашивает она, садясь и потирая глаза кулаками. Она сильно зевает, ее губы складываются в маленькую букву «о». — А где мама?

— Ее сейчас здесь нет. Но твоя мама попросила меня присмотреть за тобой. Поэтому мы пойдем к Сильвии и Петру. Ты их помнишь? — Надеюсь, что да. Она встречалась с ними всего два раза, но оба раза недавно.

Габби кивает и протягивает ко мне руки, молча разрешая взять ее. Просунув руки под ее подмышки, я поднимаю ее с кровати. Она обхватывает меня за шею своими крошечными ручками, и я прижимаю ее к груди, а ее ножки обхватывают мои ребра.

— Моя хорошая девочка, — бормочу я, и сердце мое щемит при мысли о содержании письма Мэл.

Возможность того, что Габби действительно может быть моей дочерью, наполняет меня глубоким чувством цели - инстинктом защиты, который внезапно становится в геометрической прогрессии сильнее, чем раньше. Не потому, что я могу заботиться о девочке больше, чем уже забочусь. Но если Габби на самом деле моя, то заботиться о ней будет не просто привилегией.

Это будет моей обязанностью. Моим моральным обязательством.

Я выношу ее из квартиры, по пути прихватив свою кожаную байкерскую куртку, чтобы убедиться, что она не замерзнет. Затем мы спускаемся на лифте в подвальный гараж. Я нажимаю кнопку на ключах от машины Льва, и его серебристая Tacoma вспыхивает фарами на открытом пространстве. Осторожно, чтобы безжизненные тела моих мужчин не попали в поле зрения Габби, я несу ее к грузовику.

Жалея, что у меня нет ничего более надежного, я пристегиваю ее на заднем сиденье, а затем накрываю ее ноги своей курткой. Она прижимает ее к груди, обнимая, как одеяло. А я не спеша провожу рукой по ее волосам, чтобы успокоить.

— Сиди тихо, Рыбка, — бормочу я и прижимаю поцелуй к ее макушке.

Поездка, к счастью, проходит быстро и не представляет никакой опасности для неустойчивого положения Габби. И когда я поднимаюсь по ступенькам к дому Петра, девочка Мэл уже крепко спит в моих объятиях.

— Глеб, — задыхается Сильвия, когда Лукьян открывает передо мной входную дверь. — Что происходит?

Она поднимается с дивана с тонкой обивкой, на котором свернулась калачиком, оставляя Петра одного в гостиной, где за мгновение до этого уютно устроилась рядом с ним. Петр встает и следует за ней в зал. Его брови сжимаются в глубокую хмурую гримасу, когда он оценивает маленькую девочку, тихонько дремлющую на моем плече.

— Я не знал, куда еще пойти, — извиняюсь я, глядя на Габби. — Мэл ушла.

— Ушла? — Сильвия сокращает расстояние между нами и мягко расчесывает черные кудри Габби, убирая их со щеки. — Куда ушла?

Свободной рукой я роюсь в заднем кармане, достаю ее письмо и передаю Петру. Он разворачивает его и несколько раз перечитывает аккуратный почерк Мэл, прежде чем снова посмотреть на меня.

— Сил, ты не отведешь Габби в комнату Ислы? Сегодня она может поспать на свободной кровати.

Ореховые глаза Сильвии расширяются, беспокойство проступает на ее тонких чертах.

— Конечно, — бормочет она.

И мы осторожно, не разбудив девочку, перекладываем Габби из моих рук в ее.

— Думаю, люди Винни увезли ее в Бостон, — говорю я, следуя за Петром в гостиную, как только Сильвия скрывается из виду. — Я оставил Льва и Дэна присматривать за ней на несколько часов, а когда вернулся, они были мертвы. Скорее, убиты. Жестоко. И вот что оставила мне Мэл. — Я указываю на письмо в руке Петра.

Он снова просматривает бумагу, его серые глаза серебристо вспыхивают в тусклом освещении.

— Думаешь, она пытается передать тебе сообщение? — предполагает он.

Я киваю.

— Первая часть похожа на то, что она сказала, когда бежала в Бостон три года назад, — рассуждаю я.

— Какой смысл в том, чтобы сказать, что ты отец Габби? Это правда?

Я качаю головой.

— Это та часть, которую я не могу понять. Я не думаю, что Габби достаточно взрослая, чтобы быть моей, даже если Мэл и забеременела в тот единственный раз, когда мы были вместе до ее отъезда. Кроме того, я уверен, что Мэл не знает, кто отец ребенка. Если бы знала, то сказала бы мне с самого начала. Верно? Так зачем теперь утверждать, что я отец? — Я запустил пальцы в волосы и тяжело вздохнул, пытаясь разгадать загадку. — Неужели она думает, что я не стал бы заботиться о Габби, если бы не был обязан по закону?

Петр качает головой и снова хмурится на бумагу.

— Сомневаюсь. Она знает тебя. Может, Мэл так хочет сказать, что не хочет, чтобы ты приходил ее спасать.

— Она бы не отказалась от Габби, — возражаю я. — Именно поэтому она попросила меня приехать в Бостон и забрать их в первую очередь. И последняя часть - полная чушь, — настаиваю я, наклоняясь, чтобы указать на ту часть, где Мэл называет материнство слишком большой ответственностью. — Я в этом уверен.

— Я знаю, — соглашается Петр. — Но она попросила тебя позаботиться о Габби. Может, она пытается сказать тебе, что хочет, чтобы ты остался здесь. Чтобы воспитывал ее дочь, потому что она знает, что ты больше не можешь ей помочь.

— Что ты имеешь в виду? — Холодный страх, который струится по моим венам, превращает мою кровь в лед. И мой разум восстает против его слов, пытаясь игнорировать доводы моего пахана.