Глава 15

И ЗЛЫМ БЫЛ ЧАС, КОГДА ОНА УВИДЕЛА И ПОЛЮБИЛА

Доминик

Ярость — это демон, бушующий в моем черепе. В животе болит так, будто меня сшили колючей проволокой, но эта боль меркнет по сравнению с безжалостной потребностью, заставляющей меня ползти за Бриа, хватать ее за лодыжку и тащить под себя.

Ее маленькое влажное тело легко скользит под моим. Коленом я прижимаю ее бедро к ковру, а руки фиксирую и закидываю за голову. Оскалив зубы, я прижимаю ее тело к своему, чувствуя теплую струйку крови, просачивающуюся сквозь повязку.

Я чертовски хотел, чтобы ее крики послужили прелюдией к ее наказанию, но с каждым незащищенным толчком в нее моя решимость слабела, и я терял себя. Моя ненависть была направлена исключительно на то, чтобы трахнуть ее так сильно, чтобы она даже не вспомнила имя своего телохранителя.

Я настолько болен, настолько извращен этой девчонкой, что, хотя я уже мертвец, когда выхожу из "Катакомб", она все еще занимает все мои мысли. Мои тело и душа привязаны к ней так, что я никогда не смогу их разорвать.

Ее влажные волосы спутались на шее, она извивается подо мной, хрипя от бесполезной борьбы. Наконец ее глаза фокусируются на моих, улавливая мерцание свечного света в янтарных глубинах.

— Убей меня уже, — говорит она, вздымая грудь. — У меня больше нет ничего, что ты мог бы взять.

Я облизываю губы, наслаждаясь сладким вкусом ее губ, который все еще прилипает к моему языку.

— О, это неправда.

Болезненно повернувшись, я переворачиваю ее на живот. Затем я кладу руку под ее живот и подпираю ее задницу. Держа предплечье над ее лопатками, я провожу рукой по сексуальным впадинкам на ее спине и тяготею к ее попке.

— Вот эта маленькая тугая дырочка, — я просунул большой палец между ее влажными бедрами, — еще очень девственна. Когда я закончу с этой дырочкой... — я шлепаю по губам ее киски, а затем прижимаю подушечку большого пальца к морщинистому входу в ее попку, — я собираюсь взять вот эту.

Она сдерживает стон удовольствия, и он, черт возьми, пронзает мои яйца. Я так же отчаянно хочу наполнить ее, как и она — кончить. Я издаю рык и впиваюсь зубами в мягкую плоть ее щеки, издавая пронзительный крик.

Когда я провожу ладонью по следам укуса, она подавляет дрожащий вздох, и я отступаю назад, чтобы посмотреть на блестящую влагу, покрывающую ее киску. Черт возьми, она меня ломает.

— Тебе нравится проливать кровь, Бриа, — говорю я, проводя пальцами по ее мокрым складочкам. — Но не так сильно, как мне. Я собираюсь драть эту маленькую тугую попку до беспамятства. Я буду трахать тебя снова и снова, разрывая на части, пока твоя кровь не окрасит мой член.

Я размазываю ее соки по сжатому ободку, зациклившись на том, как охренительно идеально ее задница будет обнимать мой член, и не замечаю, что она освободила запястье, пока не бьет локтем мне в переносицу.

Кость не трескается, но она бьет с такой силой, что у меня слезятся глаза и на мгновение я слепну, давая ей преимущество.

Она переворачивается на бок и бьет своей пяткой мне в грудную клетку. Прямо над чертовой ножевой раной. Я хватаюсь за бок и шлепаюсь на пол, чтобы не упасть на лицо. Бриа вскакивает на ноги и бросается в другую комнату.

— Черт, — выдыхаю я. Она выбила из меня всю дурь. Поднявшись на ноги, я срываю испорченную повязку и быстро осматриваю порванные швы. Большую часть повреждений я получил, когда трахал ее, прижав к стене душевой. И все же я не мог остановиться. Я был полон решимости затрахать нас обоих до смерти, если до этого дойдет.

К тому времени, как я собрался с силами и вошел в комнату, я ожидал, что Бриа уже ушла. Я не потрудился запереть главную дверь. Проступок с моей стороны, учитывая, как хорошо ей удалось обмануть меня сегодня.

Вместо этого, к моему удивлению, она стоит возле кожаного пуфика, ее грудь вздымается, а сиськи подпрыгивают в слабом свете свечей, в руках она держит какой-то стержень.

Я бросаю взгляд на опрокинутую лампу в углу и понимаю, что этот прут — от металлического фонарного столба. Вид ее, стоящей там и готовой сразиться со мной, чертовски манящий, и я смеюсь.

Это придает ее чертам сердитый оскал.

— Не стоит меня недооценивать, — предупреждает она.

— О, я не буду. — Мой член подпрыгивает от такой перспективы. Я беру толстое основание и сжимаю его, поглаживая себя в мучительном предвкушении. — Будет весело.

Ее взгляд опускается туда, где я поглаживаю свой член, все еще покрытый ее возбуждением, и в нем вспыхивает голод. Чудовище внутри становится диким.

Я делаю выпад.

Стремлюсь к ее животу, чтобы лишить ее любого преимущества в оружии и перекинуть через плечо. Прежде чем мои руки обхватывают ее талию, она хватает прут за оба конца и разгибает его, чтобы перехватить меня за горло.

Застигнутый врасплох, я отшатываюсь назад. Я дотрагиваюсь до шеи и смотрю на нее, прищуриваясь и внимательно изучая ее позу. Как она держит прут. В оборонительной позиции.

— Ты тренировалась, — говорю я.

Она отряхивает с лица мокрый локон волос.

— Боевая канна, — говорит она, — помимо всего прочего. У меня было много свободного времени в Италии, пока тебя не было рядом.

Ее рот кривится в греховной улыбке, черт возьми. Я никогда так сильно не хотел быть избитым, я почти позволил ей использовать на мне этот прут.

Прежде чем начать новую атаку, я замечаю синяк на ее запястье. Тот самый, который привел меня в ярость и в результате которого ножом перерезал Вито хребет. Бриа говорила правду. Вито не причинил ей вреда. Я наблюдаю за тем, как она уверенно огибает фонарный столб, и ее движения показывают, как именно появился этот синяк.

Мой взгляд скользит по ее красивому, обнаженному телу. Да, этот факт ничего не меняет. Я абсолютно ни о чем не жалею.

Со злобной улыбкой на лице я делаю шаг в ее пространство и замахиваюсь рукой. Она использует стойку, чтобы отклонить мой захват, и наносит удар по моему предплечью. Она разражается ревом, и я, разъяренный, не сдерживаюсь.

Я набрасываюсь на нее с бешенством, впиваясь когтями в кожу, чтобы заполучить ее в свои объятия. Она кружится и ловко опускается на одно колено, уклоняясь от меня и выхватывая оружие, чтобы поймать мою лодыжку. Вслед за этим она наносит удар по коленной чашечке.

Я рычу и делаю движение, чтобы схватить прут, а она безжалостно целится мне в живот, нанося прямой удар в рану.

Боль охватывает торс. Я делаю шаг назад и хватаюсь за бок.

— Чертов ад, — говорю я, и кровь бурлит в моей голове, а тошнотворная боль пронизывает внутренности.

Прекрасная вспышка гордости на лице Бриа почти заставляет меня пожалеть о том, что я собираюсь сделать дальше.

Почти.

Нельзя стать самым смертоносным преступником в Ндрангете, если бороться честно. Поэтому я использую огонь, охвативший мою грудину, и подаюсь вперед, нанося удар в лицо и вынуждая ее использовать оружие для блокировки. Затем другой рукой я захватываю ее подтянутую талию.

Обхватываю ее торс и притягиваю к своей груди. Она использует оружие, чтобы попытаться нанести мне удар сверху, и я ловлю ее на середине удара.

— Отпусти! — кричит она, дергая оружие.

Я крепче сжимаю ее руку.

— Не выйдет.

Ее стон разочарования окружает нас, когда она впечатывает свою пятку в мою ногу. Затем ее тело замирает. Она выскальзывает из моей хватки и поворачивается ко мне лицом с поднятым прутом и яростью в глазах.

— Ты, блять, заслужил это, Ник.

Когда она бросается вперед, я едва успеваю поймать конец прута, прежде чем он проходит по моему лицу.

Раздраженный шок захлестывает мою кровь, пока я держусь за стойку.

— Я заслужил это? Ты ударила меня ножом и вырвала мое чертово сердце, Бриа. — Она стискивает зубы и с раздраженным стоном выпускает оружие. Она запускает руки в волосы.

— Ты сделал то же самое со мной, когда сказала Луке, что будешь ждать, пока "маленькая сучка" не станет достаточно взрослой, чтобы ее можно было убрать.

Я моргаю. Пол подо мной практически исчез. Правда повисла между нами, тяжелая от тяжести ее признания. Мириады воспоминаний всплывают на поверхность и атакуют все разом: бесчисленные моменты, когда я превращал свою сводную сестру в обузу. Дочь моего врага, а значит, и моя тоже.

Я вспоминаю, как произнес эти слова и какую дыру они пробили в моей грудной клетке.

И она услышала их.

Она верила, что я приду за ней, убью ее... Но дело не только в том, что Бриа боится за свою жизнь; она живет в этой темной реальности каждый день.

Я смотрю в ее желтовато-коричневые глаза, свет свечи играет на ее напряженных чертах и на обиде, которую она прячет под кипящим гневом.

Я причинил ей боль.

Я заслужил еще один кинжал в брюхо.

— Черт. — Я вытираю рот рукой.

Какого черта теперь?

Стоя перед ней, я делаю единственное, что могу сделать в этот момент, чтобы положить конец этому безумию.

Я бросаю дурацкий прут на пол и сокращаю расстояние между нами. Когда она вскидывает руки, чтобы блокировать удар, я хватаю ее за запястья и смотрю на нее сверху вниз, а затем хватаю ее за шею и прижимаюсь к ее рту.

Она сопротивляется, ее зубы скрежещут о мои губы. Я упиваюсь болью, окрашенной медной кровью, и чувствую, как в ту же секунду она замирает под моим неумолимым напором. Она стонет в поцелуе, ее неистовое желание бороться и подчиниться улавливается в том же настоятельном дыхании, что и на моих губах.

Я прижимаюсь к ее лицу, удерживая ее в неподвижности, чтобы выпустить на волю бурю эмоций, раздирающих меня, отчаянно пытаясь утолить жгучую боль, сжигающую меня дотла.

Увлеченный чувственным ощущением ее языка, скользящего по моему, ее легкими стонами, скользящими по моей коже дразнящей дрожью, я едва замечаю холодное давление стали на мое горло, пока ее край не упирается в адамово яблоко.

Она разрывает поцелуй, ее взгляд метнулся вверх и встретился с моим, пока она крепко держала нож у моей шеи.

— Ты потерял бдительность.