Габриэль хихикает над этим.

— В каком смысле?

— Моя подруга Клара, она часто жалуется на свою. На коллег, на проблемы с руководством, на то, что она перегружена работой и не чувствует, что ей адекватно платят, и тому подобное. Думаю, это нормально для такой работы.

— Так я слышал. — Габриэль пожимает плечами, на его лице появляется озадаченная улыбка. — Не могу сказать, что мне когда-нибудь приходилось работать на такой работе. Мне тоже повезло: я родился в семье с достатком и деловыми связями.

— Но я уверена, что ты много работаешь, — рискнула я.

— Да, — заверяет он. — Но я работаю на себя, и мне достаточно повезло, чтобы иметь возможность выбирать себе деловых партнеров. Если кто-то оказывается проблемным или трудным, или просто не нравится мне, я обычно могу легко от него отказаться и найти другого. Людям вроде твоей подруги не так везет. — Он делает паузу, отпивая еще один глоток вина. — Я рад, что ты находишь эту работу приятной, а управление по душе.

Я слышу дразнящую нотку в его голосе, и у меня странно трепещет в груди. Если бы это был кто-то другой, я бы подумала, что он флиртует. Но он ясно дал понять во время нашего первого ужина, что ему это неинтересно. Что он не хочет участвовать в романтических отношениях, никогда больше. Именно поэтому он нанял меня в первую очередь.

Это мило, я думаю, и немного грустно. Я никогда ни в кого не была влюблена, поэтому не знаю, как бы я себя чувствовала если бы моя вторая половинка ушла из жизни, и как бы я отнеслась к появлению женщины в жизни моего мужчины после моей смерти, даже если и в мыслях, тоже не известно. Может быть, его жена ужасно ревновала бы, если бы узнала, и это часть того, почему он так уверен, что не хочет больше пробовать. А может, он просто не хочет рисковать, чтобы ему не причинили такую боль еще раз.

Я понимаю, как можно бояться боли, эмоциональной или физической, настолько, что никогда не захочешь рисковать, чтобы испытать ее снова. Именно поэтому сейчас я кутаюсь в кардиган на диване, хотя в этой комнате достаточно тепло, чтобы я могла прекрасно чувствовать себя в одной лишь футболке. Почему я чувствую облегчение от того, что единственный мужчина, к которому я испытываю искру желания с тех пор, настолько закрыт для меня, что нет никаких шансов столкнуться с тем, что я чувствую по отношению к нему, кроме этой искры.

— Я очень счастлива здесь, — честно говорю я ему, делая еще один глоток вина. — Я рада, что встретила тебя тем утром. Мне бы и в голову не пришло пытаться найти что-то подобное самостоятельно.

— Не так много женщин в твоем положении имеют такую возможность. Но я думаю, что большинство из них не против выйти замуж. А может, и нет. — Габриэль пожимает плечами. — Я не буду притворяться, что знаю их мысли. А вся система браков по расчету, на мой взгляд, архаична.

— Мой отец с тобой не согласился бы, — язвительно говорю я, качая головой. — Думаю, многие другие отцы тоже. Все они считают, что это одна из основ нашего образа жизни. Особенно для таких мужчин, как мой отец, которые хотят подняться выше. Выдать замуж меня за влиятельного человека - единственный способ сделать это.

— Ну, мы будем откладывать это так долго, как только сможем. — Габриэль улыбается, наклоняет свой бокал с вином в мою сторону и делает еще один глоток. Я тоже пью, и чувствую, как вино начинает согревать меня, отчего мой кардиган становится немного неудобным. Я рискую и чуть-чуть приподнимаю его над запястьями. Взгляд Габриэля не сразу останавливается на оголенных участках кожи, и мне становится легче.

Ты не в викторианском романе, напоминаю я себе. Он нормальный мужчина. Он не сойдет с ума от вида твоих запястий. Ты могла бы сидеть здесь без кардигана, и все было бы в порядке. Но от одной мысли о том, чтобы снять его, у меня сводит живот, а по рукам бегут неприятные мурашки. Он ощущается как броня, как будто я слишком уязвима без него.

— Я заметил, что ты много читаешь, — продолжает Габриэль. Это и мое хобби. В последнее время у меня появилось немного больше времени, так что спасибо тебе за это, — добавляет он со смехом. — Что ты любишь читать?

— Да все понемногу. Триллеры, романтика, фэнтези, я читаю практически все, если история кажется хорошей. А вот нехудожественную литературу я не читаю, — признаюсь я. — Мне нравится читать истории, а не то, что произошло на самом деле.

— А я люблю хорошую научную литературу, — говорит Габриэль, беря в руки книгу, которую я видела, как он читал на днях. — Меня всегда интересовала история. В колледже я посещал несколько факультативных занятий по британской истории. Но я неравнодушен к фэнтези и триллерам. Может быть, ты посоветуешь мне что-нибудь?

— Конечно. — Я понимаю, что не перестаю потягивать вино, и чувствую себя более расслабленной. Вино определенно согревает меня, и я подтягиваю рукава чуть выше, до локтей. — Я читаю один триллер, который уже почти дочитала: девушку подвозят домой из колледжа, и она понимает, что парень, с которым она едет в машине, может быть серийным убийцей, который охотится на девушек в кампусе. Это очень напряженно. Пока что мне нравится. Ты можешь прочитать ее, когда я закончу, если хочешь?

— Потом мы можем сравнить мнения. — Габриэль наклоняет голову и с любопытством смотрит на меня. — Я всегда находил интересным мнение женщин, которым нравятся подобные книги, если с ними так легко может случиться подобное. Это как слушать подкасты о настоящих преступлениях, — добавляет он со смехом. — Это кажется напряженным.

— Ну, я не думаю, что это может случиться со мной. Я не учусь в колледже. И у меня всегда есть водитель. — Я тоже смеюсь. — Так что, думаю, это не так реально.

Я не могу не задаться кратким вопросом, каково это - рассказать ему правду. Почему чтение о страхе других людей, о ситуациях, которые так не похожи на то, что случилось со мной, может странным образом успокаивать. Я не могу не задаваться вопросом, каково это - наконец-то поговорить с кем-то об этом. Но я не могу. Даже Кларе, которая, как я знаю, выслушает, поймет и обнимет меня, пока я буду плакать, я никогда не могла рассказать об этом. Не знаю, то ли потому, что я не могу пережить это заново, то ли потому, что это будет казаться еще более реальным, если я скажу об этом вслух, но я не могу заставить себя говорить об этом.

И не знаю, смогу ли вообще.

Габриэль встает.

— Хочешь еще бокал? — Спрашивает он, указывая на мой, и я, не задумываясь, киваю. Мне нравится наш разговор, и это заставляет меня чувствовать себя нормальнее, чем в последнее время. Кроме того, это то, что я никогда не смогу сделать у себя дома - сесть и просто выпить несколько бокалов вина, и мне кажется, что это добавляет ощущение свободы, независимости, которые появились с тех пор, как я покинула дом.

— Сейчас подойду, — с ухмылкой говорит Габриэль, берет мой и свой бокалы и исчезает в коридоре. Я еще немного опускаюсь на диван, расслабляясь в теплом, сонном чувстве, которое навеяло вино. Я наполовину сомневаюсь, понадобится ли мне сегодня снотворное, но знаю, что не должна его пропускать. Я не могу рисковать, беспокоя своими кошмарами всех в доме.

Габриэль возвращается через минуту, протягивает мне стакан и садится обратно.

— Что еще ты любишь делать в качестве хобби? — С любопытством спрашивает он. — Я знаю, что ты любишь бегать. Есть ли что-то еще, что тебе особенно нравится?

Я колеблюсь. Это более личное, более близкое к тому, о чем я говорю только с Кларой. С кем-то, кого я считаю близким другом или кем-то еще. Но он выглядит искренне заинтересованным, и я вспоминаю слова моего психотерапевта о том, что мне следует стараться находить больше людей, которым я могу открыться. Что иметь только одного близкого друга не очень хорошо для меня.

— Фотография, — говорю я наконец. — Мне всегда нравилось фотографировать.

— О, это интересно. Это то, в чем я никогда не был так хорош. Я фотографирую детей на телефон так часто, как только могу, пытаюсь сохранить воспоминания и все такое, но не думаю, что они особенно хороши.

— Я тоже не уверена, что мои фотографии настолько хороши, — признаю я с небольшим самозабвенным смешком. — Но мне нравится их снимать, так что, думаю, это не имеет значения. Ведь никто больше их не видит.

— Что тебе в этом так нравится? — С любопытством спрашивает Габриэль, и я чувствую комок в горле, как только он это спрашивает, чувствую, как я напрягаюсь.

Не знаю, почему именно мне так трудно говорить об этом. Может быть потому, что отец всегда относился к этому с пренебрежением, или потому, что это кажется мне единственной вещью, которая действительно принадлежит только мне.

Я чувствую себя защищенной. Я не хочу рисковать тем, что Габриэль сочтет мои чувства глупыми или драматичными. Вместо этого я просто пожимаю плечами, делая еще один глоток вина.

— Я не знаю, — говорю я ему так небрежно, как только могу. — Это просто весело.

Он выглядит так, будто не совсем верит мне. Как будто он собирается продолжать копать, задавать новые вопросы. Разговор начинает казаться слишком личным, и я думаю, не стоит ли мне просто вернуться в постель. Габриэль мне нравится, может быть, даже больше, чем следовало бы, но я не знаю, хочу ли я, чтобы он знал меня так хорошо. Чем лучше он меня узнает, думаю я, тем больше вероятность того, что он больше не захочет меня здесь видеть.

— Есть кое-что, что меня давно интересует, — спрашивает он, меняя тему, что меня удивляет. — Когда мы столкнулись в холле, ты сказала, что твой отец готовит для тебя еще один брак по расчету. Что случилось с первым?

Я чуть не подавилась вином. По моей коже вдруг словно поползли мурашки, а вино грозит вылиться обратно. Я качаю головой, ставя бокал на стол перед собой.

— Тебе стоит спросить его, если хочешь знать, — говорю я тихо, настолько вежливо, насколько могу. — Я не очень люблю говорить об этом.