Изменить стиль страницы

Глава вторая

Строберри-Пойнт, Айова, февраль 2019

Фиона

«С днем рождения,

с днем рождения Вас,

с днем рождения, Мистер Президент!

с днем рождения Вас».

Я репетировала в зеркале надутые губы Мэрилин, сексуальное сияние актрисы, вибрато в вокале.

Она представлялась мне богиней: поразительная актриса с невероятным комическим хронометражем. Безупречная внешность, фигура, напоминающая песочные часы, проникновенные глаза, вызывавшие желание защитить, приторный голосок, звучавший слаще сластей. Красивая блондиночка-сенсация — самоуверенная и сексуальная снаружи, хрупкая маленькая девочка внутри. Сирота, ставшая образцом, которой восхищались на протяжении десятилетий. Она была моим кумиром. Я хотела стать такой же, как она. Я хотела быть ею.

Бросив взгляд на прикроватные часы, я поняла, что следует поторапливаться, иначе был риск опоздать. Берта — моя старенькая «Хонда» — была настолько древней, что в непогоду заводилась целую вечность, а сегодня прогнозировалось до минус одного градуса. Максимум. Казалось, что зима нескончаема. Где маячила эта треклятая весна?

До первой записи оставались считанные минуты, а я ненавидела опаздывать. Натянув сапоги и плотное пальто, которое больше походило на одеяло, чем предмет гардероба, двинулась по тонкому снежному насту к машине.

Я завела ее — двигатель загудел и затрещал, — и скрестила пальцы, надеясь, что Берта дотянет до конца месяца. Следующая зарплата была обречена на затраты для полного техобслуживания. Я молилась, чтобы хороший механик смог вдохнуть еще немножечко жизни в эту развалюху.

Наконец я убедилась, что обогреватель работает, и плавно перешла в движение, глубоко вздохнув, отъехав от обочины. Я ехала вдоль улицы, проезжая мимо одноэтажного здания мэрии с громадной клубникой из стекловолокна снаружи, стараясь оптимистично настроиться в стране Джеймса Т. Кирка. Ну, не совсем в названной стране, а в штате Айова. Хотя бы где-нибудь.

У меня хотя бы имелась работа.

Низкие холмы над родным городом были усыпаны снегом, искрящимся и притягательным, даже несмотря на то, что сам город был унылым и однообразным. Я припарковалась у «Мюллер и Сын», затем вошла через служебный вход, приготавливаясь к приему первого клиента.

— Здравствуйте! Меня зовут Фиона. Приятно познакомиться. Я косметолог, и я здесь, чтобы перевоплотить Вас для знаменательного дня. Хочу, чтобы Вы запомнились своим друзьям и семье красоткой.

Так я приветствовала всех своих клиентов. Меня не волновало, если другие сочтут это чудаковатым или стремным; на мой взгляд, у меня имелись обязательства в качестве попечителя покойного. Они заслуживали такого же уважения, как и живые.

Я бы не сказала, что профессия танатокосметолога была в списке карьерных альтернатив после окончания школы косметологии. Как и многие в выпускном классе, я мечтала о славе и целом состоянии — звездная визажистка, Нью-Йорк, Голливуд, гламурные съемочные площадки, красные дорожки и премьеры, — лицезреть восходы солнца там, где улицы проложены золотом. Однако Строберри-Пойнт, штат Айова, с населением в 1227 человек, несколько десятилетий находился в упадке. Я взялась за первую предложенную работу, чтобы начать погашение студенческого кредита.

Моей теперешней клиенткой являлась Ида Суинтон, которой на момент смерти было восемьдесят два. Мать двоих детей, бабушка пятерых и вдова. Мысль о том, что теперь она воссоединилась со своим покойным мужем, вселяла чувство спокойствия.

Я осознавала, что тело — всего-навсего пустая оболочка, а душа или дух — называйте как хотите — высвободилась от своей земной плоти. Не могу назвать себя религиозной, но верила в это.

Я изучила тщательно подготовленную бальзамировщиком папку с несколькими фотографиями Иды. Женщине нравилась розовая помада и подходящий лак для ногтей. Волосы она укладывала в старомодную спиральную завивку. Я взглянула на стол для бальзамирования: на Иде уже было надето летнее платье со снимка — возможно, оно было любимым.

Роясь в ведре, я искала что-нибудь розовое. Ведро представляло собой большую посудину с косметикой, которую на протяжении многих лет жертвовали похоронному бюро семьи умерших. Не то чтобы мы могли вернуть ее после того, как использовали ее на теле усопшего, хотя удивляло количество родственников, которые позже просили этого.

— Думаю, Вам понравится, Ида, — проговорила я в пустой комнате. Нужные цвета я подготовила.

Наклоняясь ближе, постаралась слишком резко не вдыхать. Не то чтобы от Иды плохо пахло, просто формальдегид источал сильный запах химикатов. Раньше подташнивало, но спустя парочку месяцев я привыкла.

Не каждый мог стать танатокосметологом, как нас официально именовали; понадобилось пройти спецкурс для получения лицензии на эту работу. Когда я впервые наткнулась на объявление похоронного бюро в местной газете, то подумала, что это, наверно, кошмарно — работать с телами умерших. Но я не сумела бы выжить за счет немногочисленных внештатных работ, которые получала со своим выездным салоном красоты с услугами парикмахера и визажиста. Львиная доля женщин хотели побывать в салоне красоты и предпочитали ехать двадцать минут в соседний город. Единственными постоянными клиентами были те, кто не мог уехать — несколько затворников и пара молодых мам.

Я обожала макияж, обожала, как он может преобразить лицо. В особенности мое лицо. Сделала все возможное с тем, что не задумывалось природой: перекрасилась в платиновый блонд, обесцветив клубничные тона, нарисовала карандашом изогнутые брови, как у Мэрилин, и маленькую точечку возле губ. В совершенстве освоила нанесение на губы бантиком алого блеска и укладку волос волнами, которые взметались вверх ото лба.

На этом магия заканчивалась. Изгибов моего тела хватило бы на двух Мэрилин, о чем бывший незамедлительно отметил. Мудак.

Я не падала духом: заказала корсет для полненьких женщин, чтобы придать телу важное — фигуру в форме песочных часов; тренировалась говорить с придыханием, с заминками в речи, одаривая миловидной и соблазнительной полуулыбкой, которая влюбляла мужчин в актрису.

Но я не являлась Мэрилин и мужчины ни разу не влюблялись в меня. Не те мужчины. Я не была достаточно хороша, чтобы убедить их остаться, даже козлов. Что во мне было такого, что побуждало их уходить? Почему не могла найти достойного парня, доброго, заботливого, внимательного? Я притягивала патологических засранцев, которые лгали в лицо и подтрунивали за спиной.

С меня было достаточно этого всего. Если это означало отсутствие секса, то я могла бы смириться с этим; со мной не будут обращаться, как с никчемной, как будто я ничего не значила. Как бы сказала Мэрилин: «Лучше быть несчастной в одиночестве, чем несчастной с кем-то».

Я была хорошим человеком. Я была значимой. Потребовалась слишком много лет, чтобы прийти к этому.

Мой взгляд был обращен на Иду, и я задумалась: была ли она любима? С наличием стольких детей и внуков, я на это надеялась.

Похоронное бюро обладало устойчивым предприятием, в основном благодаря городку для престарелых, который был открыт восемнадцать месяцев назад на участке за кладбищем и, как ни печально, это увеличивало мой месячный доход на несколько сотен долларов.

Я посмотрела на Иду, изучая очертания лица и рук. Бальзамирующая жидкость чуточку больше заполнила морщины, чем при жизни, так что к моменту завершения, она будет выглядеть порозовевшей и здоровой. Я думала об этом, как о заключительном подарке, отправляя ее в мир иной выглядящей отменно.

Сперва я накрыла ее одежду старой простынёй, затем начала с рук. Это был хороший способ проверить, какую основу наносить, поскольку она была плотнее для обычного человека; я имею в виду, живого. Я воспользовалась «Глоу Тинт» — в коммерции его прозвали «апельсиновый сок» за оттенок. Предполагаю, работая с мертвецами, в ситуации хочется найти хоть немного черного юмора. Я не замечала того, над чем можно было улыбнуться, однако занималась этим не так долго. Может, по истечении нескольких лет я тоже буду шутить относительно этого.

При мысли о том, что буду заниматься этим в течение следующих нескольких лет, сердце сжалось.

Специальная основа содержала тонну увлажняющего крема оттого, что процесс бальзамирования ужасно сушит кожу. Во всяком случае, тон покойного после смерти всегда отличался. Белые люди, как правило, слегка желтели; чернокожие и азиаты сохраняли цвет гораздо лучше, и требовались лишь небольшие правки.

Не говоря о том, что отмершая кожа гораздо более упругая и менее эластичная, чем у живого человека, а у покойных отсутствует телесное тепло, поэтому грим на них действует иначе — смешивание цветов может стать настоящим кошмаром. Я разработала технику использования ладони (поверх латексных перчаток, конечно) в качестве палитры для смешивания, чтобы дать гриму слегка согреться.

Как только отыскала нужный оттенок, то взяла аэрограф, чтобы распылить его на тыльную сторону ладоней Иды. Они были такими миниатюрными и хрупкими на вид, словно птичье крыло, но, когда подняла их, они оказались на удивление тяжелыми. Меня пробрала дрожь — все еще не привыкла обращаться с мертвым телом.

Когда тон застыл, я кисточкой нанесла лак «Пляжная детка» на короткие ногти и оставила их сохнуть.

Затем выщипала несколько волосков в носу. Поскольку Ида лежала, они были заметнее, чем обычно, и немного отвлекающими.

— Простите-простите, — пробормотала я, продолжая работать.

Затем я аккуратно распылила тон на лицо и шею; отошла в сторону и критически оценила проделанную работу. Хм-м, что же делать с макияжем глаз?